Свет – Тьма

— Лизонька! — слабым голосом произнесла она, неуверенно подошла ко мне и слегка обняла.

Мы постояли так несколько секунд, а затем она опустилась на кушетку и обессилено положила руки на узловатые коленки.

Я неловко присела рядом.

Обстановка меня нервировала: голые стены, обшарпанные двери, окна с решётками и едкий запах хлорки от больничного белья, который раздражал нос — всё это не давало расслабиться. Хотелось забрать маму домой, в нормальные человеческие условия, но я прекрасно понимала, что от этого ей станет только хуже. В клинике за ней присматривали врачи, ухаживали медсёстры, санитары давали лекарства и водили на процедуры. А дома она снова впадёт в безумие, и что нам тогда делать?..

— Как ты себя чувствуешь? Ты так похудела… — я засуетилась, передавая ей пакет. — Я тут вкусненького принесла и одежду, которую ты просила. Помнишь?.. Мам, мы так по тебе соскучились! Лазаревский сказал, что тебя скоро выпишут! Здорово, правда?..

Я говорила, чтобы разбавить неловкое молчание, а самой не верилось ни в одно сказанное слово. Почему-то мне казалось, что врала я не только ей, но и самой себе.

— Не отпустят, дочка… — печально покачала она головой, ставя пакет рядом с кроватью и совершенно им не интересуясь. — Сама знаешь, что не отпустят. А ты знаааешь… Как дела у вас с Иваном? — быстро сменила она тему, заметив, что я вздрогнула.

— Всё хорошо… Он стоит за дверью. Подумал, что ты не захочешь его видеть, и не стал заходить…

— И правильно… У Паши всё нормально?

— Да. Только он не смог приехать, его срочно вызвали на работу. Папа просил передать, что обязательно потом заедет. И что любит тебя и всё такое, — я хихикнула, стараясь придать голосу шутливый тон, однако получилось неестественно.

— Хорошо… А ты как? — спросив это, мама нежно коснулась моей щеки.

Я не выдержала и отвела глаза в сторону.

— У меня каникулы, так что я отдыхаю… Сессию сдала неплохо. Правда, хуже, чем в прошлый раз, но я обязательно исправлюсь в следующем году.

— А что же сейчас?

— Не получилось как-то… — я замялась, а потом сказала первое, что пришло в голову: — Наверное, была невнимательна и плохо учила.

— Почему? — не унималась мама.

Больше я ничего не смогла придумать. После бессонной ночи мысли путались и текли слишком медленно.

— Не знаю даже… Уставала и не высыпалась… Я же подработку нашла, а она отнимает много времени. Вот я и нахватала «Хвостов»…

— Не высыпалась? — настороженно переспросила мама, и её голос слегка дрогнул.

— Ну, да, — поспешила я оправдаться, чтобы не пугать её ещё больше. — Говорю же, нашла подработку, поэтому приходилось учить ночами…

К сожалению, я со стопроцентной уверенностью знала, о чём она сейчас подумала.

Я подняла глаза и уловила момент, когда мама опасливо оглянулась, словно нас могли подслушивать. Я тоже оглянулась. Голова санитара маячила в окошке, врезанном в дверь и затянутом сеткой из проволоки. Но вряд ли он интересовался нашим разговором.

— Дочка, ты думаешь, я сумасшедшая, да?.. — слегка понизив голос, спросила мама.

— Мам, ну что ты?!

— Думаешь-думаешь, знаю… Но послушай… — и она осторожно взяла мои руки в свои.

Я ощутила, какой сухой и шершавой стала её кожа, как у старухи. И всё же мне было приятно чувствовать мамины прикосновения, ведь я так по ним соскучилась… Но в следующий раз я обязательно принесу ей крем для рук.

Если разрешат.

— Дочка, я не сошла с ума, — произнесла мама почти шёпотом. — Я очень тебя люблю и хочу, чтобы у тебя была спокойная и счастливая жизнь. Не такая, как у меня. Я ведь не зря сюда попала, а за дело!

— Что за глупости, мам? — попыталась я возразить.

Но она меня не услышала и продолжила шептать:

— Близится время, дочка, и ты должна знать. Я провинилась! Очень сильно провинилась, но всё это ради тебя!

— Я не понимаю…

— Скоро всё изменится! Для всех нас! Знаю, что ты его любишь, но я говорила — с Иваном тебе нужно расстаться!

— Мам, пожалуйста, не надо снова! — отпрянула я, в который раз услышав неприятные слова.

— Послушай! — резко и властно оборвала она мой несмелый протест, схватив за плечо.

Но тут же снова оглянулась на санитара — не услышал ли чего.

Теперь она не выглядела измотанной и обессиленной. Мама горела от возбуждения, наполняясь изнутри неизвестно откуда взявшейся энергией, словно подключившись к неведомому источнику. На её щеках проступил румянец, болезненными пятнами переползая на тонкую шею, а зрачки расширились, от чего глаза стали непроницаемо-чёрными и заблестели.

Ненормально ярко заблестели.

Мне стало жутко. Я уже видела подобное перед тем, как маму увезли в больницу, и не знала, что лучше сейчас сделать: позвать санитара или попытаться самой её успокоить. Приступ только начинался, а лишняя доза успокоительного её организму была ни к чему. В него и так слишком много всего вкалывали и вливали. Однако в результате я осталась сидеть, окаменев, словно статуя, и слушая взбудораженную мать.

— Тебя другая Судьба ждёт! — продолжила она, фанатично сжимая моё плечо. — Ты из колена нашего, а он другой! Имя ему — Прощёный! Его простит Бог! И счастье ему будет, но не с тобой!

— Мам…

— Лиза, послушай! — она встряхнула меня так неожиданно и с такой силой, что голова чуть не оторвалась от шеи.

Шёпот закончился. Теперь мама почти кричала, больше ни на кого не обращая внимания и ничего не боясь. Я оцепенела, не смея пошевелиться или возразить ей, и ощутила, как по телу удушливой волной пополз страх.

За неё…

Успокаивать её было поздно. Звать санитара — тоже. Он и так через секунду прибежит и сделает маме очередной укол. К сожалению, своим появлением я всё испортила…

— Придёт Змий! Уже три знамения было! — не унималась мама, дрожащей рукой тряся меня всю. — После пятого Змий явится!

— Мама, мне больно! — жалобно пропищала я.

— Ты из колена нашего!

— Мам, пожалуйста… Тебя услышат…

— Елизар скажет!

Я уже рыдала, когда поздно среагировавший на шум санитар ворвался в палату и вытащил из кармана шприц. Второй мужчина, прибежавший на помощь, стал спешно выталкивать меня в коридор, бормоча что-то невнятное.

— Поправляйся, мам… — пролепетала я, и дверь перед моим носом захлопнулась.

Глотая слёзы, я наблюдала сквозь крошечное окошко, как её скрутили по рукам и ногам, чтобы уложить на кровать. Как светловолосый мужчина прижал её всем своим весом, пытаясь обездвижить, а другой сделал укол в руку. Сердце разрывалось на части, но я прильнула к стеклу, боясь пропустить даже секунду страшного действа, словно именно в этот момент её могли забрать у меня навсегда…

— Успокойся, малыш, всё хорошо, — Ваня обнял меня и попытался увести от двери.

— Нет, не хорошо! — я ревела с широко распахнутыми глазами, в перерывах между всхлипами стараясь глотнуть немного воздуха. — Ты же видел! Как это может быть хорошо?! Это ужасно, просто ужасно!..

— Ну, успокойся. Присядь, а я поговорю с доктором, — произнёс он, настойчиво подталкивая меня к диванам в холле.

В ответ я смогла лишь нервно кивнуть.

Пока он общался с Лазаревским в его кабинете, я просто сидела и плакала, закрыв лицо руками и не обращая внимания на вопросительные взгляды находившихся в коридоре людей.

Зачем я только приехала?..

В прошлый раз мама разнервничалась, пытаясь мне что-то сказать, а сейчас вообще потеряла контроль. Может, мне не стоило навещать её, чтобы не провоцировать новые срывы? По крайней мере, тогда она вернётся домой, а не проведёт остаток жизни в дурдоме!

Почему она сорвалась? Зачем так рьяно пыталась сообщить мне этот бред про какого-то змея?.. Я бы ещё поняла — про зверя, дьявола или антихриста, всё-таки мама являлась глубоко верующей христианкой. Но при чём тут змей?! Какие ещё знамения? Неужели она превратилась в очередную ненормальную, возвещавшую о конце света?..

Да, в мире сейчас было неспокойно: снова воевали, горели леса, разбивались самолёты, затонули какие-то танкеры… Но ведь всё это происходило и раньше! Это были не первые и не последние катастрофы за время существования человечества! И точно не конец света! Его уже столько раз предсказывали и в наш век, и в прошлые столетия, но он что-то никак не наступал!

И какое отношение ко всему этому имела я?!

На этот вопрос я могла дать лишь один вразумительный ответ — просто моя мать являлась сумасшедшей, как бы мне не хотелось верить в обратное. Просто ей действительно было плохо, и она находилась там, где и должна…

— Лиза, — тихо окликнул меня Ваня.

Я подняла на него заплаканное лицо и снова принялась корить себя, на чём свет стоял. Он выглядел таким бледным, что почти сливался с блёклой больничной стеной. Не стоило втягивать его в наши семейные разборки, но уже было поздно — Ваня увяз в них по самую макушку. И прекратить его мучения могла только я…

— Ты меня бросишь? — скорее это был не вопрос, а утверждение.

— Перестань ерундить, малыш, — он присел рядом, прижал к себе и свободной рукой попытался вытереть мне слёзы. — Всё нормально. Я не собираюсь с тобой расставаться. Я тебя люблю, и на это ничто не повлияет.

— У меня сумасшедшая мать…

— И что? Ты же не виновата.

— А если её болезнь передалась по наследству?..

— Значит, я буду сходить с ума вместе с тобой! — усмехнулся Ваня.

Но в ответ я смогла лишь скривиться.

— Что сказал Лазаревский?..

— Ну… Я же не родственник, мне не раскрывают врачебные тайны… Но в общих чертах он сказал, что подержит Варвару Михайловну ещё немного.

— Он будет держать её ещё долго… Ты же видел этот приступ… — я тяжело вздохнула. — Я хочу к ней.

— В смысле? — Ваня уставился на меня так, словно я уже содержалась в этом заведении.

— Я хочу увидеть её ещё раз, — пояснила я.

— Э… Не думаю, что это хорошая идея. Наверное, Варвара Михайловна уже спит. Да и ты расстроилась…

— Мне теперь вообще к ней не приезжать?! — разозлившись, я попыталась вырваться из его рук, хотя ещё недавно сама обдумывала такой вариант.

Но Ваня только сильнее прижал меня к себе, и я расслабилась, позволив остаткам слёз стекать по щекам.

— Я не это имел в виду! Просто, может, лучше в другой раз?..

— Я не могу так уехать. Я должна… Не знаю… Пошли к Лазаревскому.

— А если он не разрешит?

— Ну, я хотя бы попробую…

Одной рукой я потянула Ваню за собой, а второй попыталась привести лицо в порядок. Вряд ли у меня что-то получилось, но зеркала в коридорах отсутствовали, поэтому оценить свой внешний вид я не могла. Ваня уже не сопротивлялся и шёл вровень со мной, что-то тихо бормоча себе под нос с явным недовольством. Мы дошли до резиденции Лазаревского, и я на секунду остановилась, чтобы перевести дух, а затем осторожно заглянула в кабинет.

— Можно войти?

Пожилой мужчина с бывшими некогда тёмными волосами, теперь покрытыми серым налетом седины, сидел за столом и что-то писал, демонстрируя начинавшую лысеть макушку. Однако, услышав голос, оторвал взгляд от бумаг и сфокусировал его на мне. Несмотря на разделявшие нас толстые стёкла очков, от его невозможно-чёрных глаз по спине пробежали мурашки. Мне захотелось захлопнуть дверь и никогда больше не возвращаться в эту больницу. Убежать — неважно куда, лишь бы подальше от него.