Сквозь пепел и прах

— Стоп. Так мы не договаривались.

Он отнял ее руки от шнуровки и спустил лиф обратно вниз.

— Ты же хотела отравить меня. Так попытайся.

— Пусти меня, девяностолетний извращенец!

— Девяностотрехлетний, если быть точным. Спокойно, Эдера. Я всего лишь хочу попробовать на вкус молоко Элезеума. Когда еще представится такая возможность?

— Пусти!!!

— Нет, милая.

Когда все закончилось, Эдера зарылась лицом в подушку, сгорая от стыда. Конечно же, Кэрдан не ограничился «молоком Элезеума». Он попробовал на вкус еще кое-что в ней… а потом пришлось и ей отведать его вкус.

Оказывается, кормление обостряло чувственность почти так же, как Вязь. А когда то и то соединялось… Эдере хотелось убить себя за собственное бесстыдство, за невозможность пресечь то, что вытворяло ее тело.

Кэрдан насмешливо смотрел на нее, будто ее мысли и чувства были перед ним как на ладони. Он вальяжно расположился на кровати, сдвинув подушки поудобнее, и, как ни в чем ни бывало, возобновил рассказ.

— Итак, Иртана установила, что гвардеец живет относительно недалеко от Ларгуса и не женат. Тогда она начала медленно и осторожно соблазнять его. Она побуждала его рассказывать больше о семье и поместье. Затем начала говорить о себе. Как она любит родную Ремидею. Как ей не хочется покидать родину и отправляться на чужбину, замуж за кодирского графа, да еще моложе себя. Как ей постыла жизнь при дворе и как она все время мечтала о простой сельской жизни, без пышных церемоний и торжеств. И так она добилась предложения руки и сердца от лейтенанта Эйдаса Кедара.

Она организовала тайную свадьбу, подкупив священника. И когда брак состоялся, представила семейству супруга. Герцог Регар отказался от дочери и не дал за ней приданого. Лейтенанта Кедара разжаловали. Молодоженам приказали оставить столицу и никогда не появляться при королевском дворе. О чем ни муж, ни жена не сокрушались.

Они охотно отбыли в Кедари. И вот тут-то молодого Эйдаса поджидали сюрпризы. Жена оказалась холодной как в постели, так и в чувствах. Она испросила у него разрешения регулярно наведываться в Ларгус, навещать бывших наставниц в монастыре Святой Устины. Эйдас охотно дал разрешение — он не видел ничего необычного в ее просьбе и хотел, чтобы молодая жена ни в чем не знала отказа.

Но после этих поездок она делалась еще более холодной и замкнутой, чем обычно. Обаяние, сразившее его до брака, быстро испарилось. Иртана исполняла супружеский долг — не более. Эйдас получил холодную и равнодушную жену. Такую же как ты, — усмехнулся он.

— Вот только я не пыталась тебя окрутить, — парировала Эдера.

— И не была влюблена в свою настоятельницу. Это она была влюблена в тебя. Кстати, именно история Иртаны подсказала мне мысль отправить тебя в Обитель Святой Устины. Я подумал, что если ты в окружении женщин влюбишься в кого-то из монахинь или подружек, это будет отличным дополнением к моей мести — забрать тебя оттуда и не давать возможности возвращаться туда. Когда я прибыл в монастырь и считал эмоции Иотаны, то понял, что мой план удался.

— Ты ублюдок, — бросила Эдера.

— Нет, милая, я законнорожденный дворянин. Да еще и королевской крови. Герцоги Регары состоят в ближайшем родстве с Неидами и регулярно вступают в брак с представителями правящей династии. В той суматохе, что творится в нашем славном королевстве, я вполне могу претендовать на престол.

— Помилуй Создатель наше славное королевство. Кто такая Улара?

— О. Здесь начинается самое интересное. Улара — дальняя родственница наших соседей Горун. Ты еще не успела познакомиться с ними?

— Мне не до знакомств. Я прибыла в разгар страды, когда дорога каждая минута. А ты меня отвлекаешь.

— Отвлекаю и еще отвлеку не раз. И ты совсем не против, не надо притворяться. Я вижу тебя насквозь, Эдера.

— И что ты видишь? Что я никогда не перестану ненавидеть тебя, что бы ни происходило с моим телом?!

Кэрдан провел тыльной стороной ладони по щеке Эдеры.

— Как тебе нелегко, моя сладкая принципиальная девочка. Как интересно за тобой наблюдать. Как скоро ты сломаешься? Не забывай, что на моей стороне Вязь. Ты уязвима перед ней точно так же, как я.

Эдера заскрипела зубами от злости. Да как он смеет?! Да что он знает о Вязи?! Ей хотелось измолотить его кулаками, но она прекрасно понимала, чем закончится попытка напасть на него. Она не собиралась делать ничего, что спровоцировало бы его на очередное «отвлечение». Кэрдан смотрел на нее выжидающе, и когда она угрюмо отвернулась от него, продолжил рассказ.

— Вернемся к Уларе. Мать познакомилась с ней на празднике Древа, если не ошибаюсь, в 1431 году. И влюбилась в нее. К тому времени чувства к Эрамии прошли. Я учился у Фаэлон. Она чувствовала себя одинокой и нуждалась в любви. А Улара… Улара сразу распознала ее чувства. Возможно, она распознала их даже раньше, чем сама Иртана. Она была опытной в отношениях с женщинами. И сама спровоцировала Иртану раскрыться ей. Полтора года они переписывались, пару раз Улара приезжала по ее приглашению в Кедари. Потом они стали любовницами и поддерживали тайную связь еще полтора года. А затем Иртана не выдержала и раскрылась мужу.

— И что отец сделал?..

— Ничего не сделал. К тому времени они уже долгое время не жили как муж и жена. У отца была любовница, служанка Гали. Мать поначалу ненавидела ее, но затем приняла и смирилась. В конце концов, она была в выигрыше: Эйдас получал ласку у другой женщины, а не требовал от жены того, что ей было так тяжело давать ему. Эйдас спокойно принял ее признание. И сказал, что она может поступить так, как подсказывает ей сердце. Тогда Иртана сказала, что хочет оставить Кедари, переселиться с Уларой в один из фермерских домиков, если он дозволит им. Эйдас дозволил.

— А ты? Тебе она призналась?

Кэрдан скорчил гримасу.

— О да. Она призналась мне.

— И что ты сделал?

— Выехал в тот же день, как получил ее письмо. Собрал в Арейнате старых знакомых, пообещав им знатное развлечение. Мы приехали в Кедари. Выяснили, в каком из домиков она поселилась со своей любовницей. И сровняли этот дом с землей. Улару изнасиловали на глазах у Иртаны. После чего я велел двоим из парней отвезти девку в Арейнат, нанять повозку до столицы и отправить ее туда. Я предупредил мать, что если она еще хоть раз в жизни встретится с этой шлюхой, или хотя бы напишет ей, та будет умирать долго и мучительно. Я отвез Иртану в Кедари, привел к отцу и сказал, что он слабак и не мужчина, если отпустил жену к шлюхе. К ковырялке. И если они еще раз опозорят наше имя на всю Ремидею, я вернусь и прикончу обоих — отца и мать.

— Почему, Кэрдан? Неужели для человека, способного изнасиловать собственную сестру ради мести, оказалось настолько неприемлемо то, что мать полюбила женщину?! Или дело в том, что она вообще кого-то полюбила, кроме тебя? Если бы она полюбила мужчину, даже твоего отца, собственного мужа, для тебя это тоже было бы неприемлемо?

— Ты угадала. Я слишком привык быть единственным обладателем ее любви. Именно поэтому, — он улыбнулся с мягкостью, которая чудовищно контрастировала с жутким содержанием его рассказа, — я рад, что ты фея. Что между нами существует Вязь. Ты никогда не сможешь принадлежать никому, кроме меня. Ты обречена принадлежать мне.

— Ты действительно чудовище. Перелюбленный ребенок. А вот в твоей матери я ошиблась. Когда я читала дневники, считала ее сумасбродной, глупой, злобной женщиной, которая ненавидела мужа и испортила сына… А она — несчастный человек, которому не дали прожить собственную жизнь. Сначала отец, затем сын. Если бы она имела возможность быть с женщиной, у нее не было бы необходимости обманом выходить за твоего… нашего отца. Пусть она не смогла быть с настоятельницей, она могла бы со временем встретить другую женщину. Как встретила Улару. Только не было бы столько испорченных, искалеченных судеб. Не Иртана виновата, что обманула Эйдаса и испортила тебя. Наше общество виновато, что не позволило ей жить своей жизнью.

Кэрдан пожал плечами.

— Подумай, что было бы, не выйди она замуж за нашего отца. Не было бы ни меня, ни их, — он указал на колыбельку. — Ни тебя, пожалуй. Без моего обучения Глисар вряд ли обнаружил бы магический дар у Эйдаса. Не познавая магическое искусство, наш отец умер бы в свой срок, не встретив Лорейну.

— О, и это было бы великим даром для них, для меня и всей Ремидеи! — фыркнула Эдера. — Ты хотя бы сожалел о том, что изгадил жизнь родной матери?

— Что изменят мои сожаления? Если бы я мог вернуться в прошлое и убедить себя тридцатилетнего оставить в покое Иртану и ее любовницу, я бы сделал это. У меня была своя жизнь к тому времени, далеко за пределами родительского дома. Меня никак не коснулась бы ее связь с Уларой. На мнение соседей мне всегда было плевать. Меня вели только гнев и слепое детское желание всецело обладать матерью, не отдавать ее никому. Но я все равно утратил ее. Из-за того, что я сделал с Уларой, она отказалась принять мою помощь перед смертью. Я мог бы продлить ее жизнь на несколько лет. Я бы применил магию без ее согласия, но то заклятье не сработало бы без готовности пациента принять его.

— Ей было незачем жить, — прошептала Эдера. — Она не видела смысла в жизни.

— Ты права. Я хотел бы изменить случившееся. Вернуть ей смысл и продлить ее жизнь. Но не могу. Какой смысл в сожалениях, которые ничего не изменят?

— Нормальные люди сожалеют и раскаиваются просто потому, что осознают свои плохие поступки, — дидактично изрекла Эдера.

— Но я-то девяностолетний извращенец, — ухмыльнулся Кэрдан.

— Девяностотрехлетний.

— Молодец, запомнила. И такому извращенцу ты принадлежишь. И с нетерпением предвкушаешь, когда он снова предъявит свои права на тебя.

С этими словами Кэрдан сгреб ладонью пышные волосы Эдеры цвета спелой пшеницы. Потянул их на себя мягко, но настойчиво. Эдере пришлось податься ближе к нему, но когда он попытался поцеловать ее, ускользнула в сторону.

— После твоего рассказа я не предвкушаю ничего. Я хочу оказаться подальше от тебя. Пусть ценой Пустоты. Пусть Вязь продолжает меня мучить. Но я не хочу быть с тобой рядом.

Ее слова растаяли в воздухе, как и все попытки протеста до этого момента. Хотела она или нет, он был рядом, а ее тело беззазорно откликалось на его близость — вопреки осуждению и неприятию поступков Кэрдана и всей его личности. А тяжелее всего было, что откликалась и ее душа, отчаянно тянулась к нему под действием безжалостной Вязи, умоляя не отталкивать его, не оставаться снова в черной пустоте, где Эдера сходила с ума последние месяцы.

За весь день они так и не вышли из спальни. Кэрдан не раз «предъявлял права», наверстывая месяцы разлуки. Дневники леди Иртаны остались лежать стопкой на трюмо, и Эдера не замечала их, как другие разбросанные в беспорядке вещи вокруг себя. На следующее утро Кэрдан сам отнес их в свои бывшие покои в южном крыле и убрал в нижний ящик секретера, где они хранились долгие годы.

В то же утро Эдера вышла на страду. Кэрдан, к ее удивлению, не только не препятствовал ей, но и сам вышел, да еще вынес колыбель с близнецами. Под его взглядом сливы, вишни и яблоки взметнулись в воздух и рассыпались по разным бочкам. Виноградные ягоды отделились от лозы и полетели в чаны. Измученные сбором урожая, которому не виделось ни конца ни края, люди ошалело смотрели, как их адская работенка выполняется за считанные секунды.