Покаяние. История Кейса Хейвуда

Глава 16.  Мое прошлое…

Веселье бушевало на расстоянии, когда я вышел под яркую, удушающую погоду Нового Орлеана. Солнце светило беспощадно, отражаясь от каждой поверхности в парке, от чего практически невозможно было открыть свои глаза. Я натянул солнцезащитные очки, чтобы прикрыться защитным слоем не только от солнца, но и от реальности, с которой столкнусь лицом.

Прошло несколько месяцев со дня смерти, и я подумал, что, может быть, парализующее чувство, которое испытывал каждый день, ослабнет немного со временем, но это было далеко от истины. Ощущение, что боль только сильнее росла.

Джетт пытался отвлечь меня в «Клубе Лафайет», нагружая бо́льшей ответственностью и добавив еще троих девушек к списку. Он вынудил меня тренировать их в современном спортивном зале, но это всего лишь незначительное отвлечение, ничего большего.

Мой типичный день начинался с длинной тренировки, избивания груши, пока мои костяшки не превращались в мясо под боксерскими перчатками, потом я принимал душ, встречался с девочками в спортзале и занимался с ними простой плиометрикой.

После всего этого, мы проводили несколько часов в комнате Тулуза, где я наблюдал, как девочки практикуются в своих обычных делах, пока не становился довольным их выступлением. Еда падала куда–то, но она никогда не была тем, чем я наслаждался, потому что, честно, я больше не чувствовал вкуса. Вся эта пресное питание было необходимо мне, чтобы жить в своем ненавистном состоянии. Мои ночи были наполнены крепкой выпивкой, которая в избытке хранилась в «Клубе Лафайет». На следующее утро я повторял свой день, никогда не позволяя себе насладиться любым аспектом своей жизни.

Я мертвец, прогуливающийся по улицам Нового Орлеана, без души, без будущего, расколотый и избитый человек, страстно желающий прожить несчастную жизнь, продолжая раскаиваться до ее конца.

Треск от удара мяча по алюминиевой бите сместил мои размышления на детскую игру в бейсбол. По близости не было бейсбольного поля, только трава размеченная конусами и базами и с линей из стульев для родителей, подбадривающих своих детей. В парке, по крайней мере, четыре поля с подобной установкой, максимально используя пространство парка для подрастающей маленькой лиги, все это предлагала городская община городу.

Стол с закусками стоял сбоку от полей, где группа мамочек платила за спортивные напитки и семечки.

Детский смех эхом разносился по парку, владельцы выгуливали своих собак, а родители пытались ограничить своих малышей, которые, как предполагалось, должны были смотреть за своим старшими братьями и сестрами, играющими в простой бейсбол.

Парк пропах семьей, отчего все мое тело зудело.

Это была желанная пытка.

Мазохистская боль выжигала свой путь по моим костям и лучилась по моим венам, напоминая мне снова, что я живу, чтобы испытывать такую боль.

– Попался! – маленький мальчик закричал передо мной, саля своего друга.

– Нет. Ты поймал меня за футболку. Это не считается, – ответил его друг.

– Футболка на тебе, так что я поймал тебя.

– Это не считается, – ответил мальчик, который не делал веского заявления.

– Считается, – сопротивлялся ведущий салок.

– Нет, не считается, – ответил обманщик.

– Ладно, – сказал маленький мальчик, шагая вперед и ударяя своего друга по руке. – Теперь попался!

Черт, небольшая ухмылка пересекла мое лицо от гениального хода.

Другой мальчик начал заваливаться назад на секунду, но потом восстановил равновесие, пока держался за свою руку. Его лицо было в ярости и внезапно, они оба побежали, все время крича друг на друга.

Их взаимодействие заставило меня задуматься обо всех тех разах, когда мы с Джеттом гонялись друг за другом на переменах. Мы были в разных классах на социологии, но это не останавливало Джетта от встреч со мной на игровой площадке и формированию крепкой связи, которая никогда не нарушится.

Мы прошли через многое вместе, и даже не смотря на наши драки, наши разногласия, мы всегда четко понимали, что что бы ни случилось, всегда будем поддерживать друг друга.

Это соглашение вступило в силу в прошлом году. Джетт никогда не оставлял меня в начале моей боксерской карьеры. Он был движущей силой позади меня, убеждался, что я верен себе. Когда я все потерял, лишился своей карьеры, он поддержал меня, поверил в мою невиновность. Когда я забрал человеческую жизнь, он прикрыл мою вину. Он забрал меня и обеспечил укрытием, местом для моего раскаяния.

Он поддерживал меня в такие дни, как сегодня, когда желание замучить себя давило тяжелым весом на мои плечи.

– Знаешь на каком поле? – спросил Джетт, подтягиваясь ко мне и надевая солнечные очки.

– Нет, – ответил я, оглядываясь.

– Уверен, что хочешь сделать это? – спросил Джетт, положив руку на мое плечо.

– Я должен. И это не обсуждается.

– Почему ты мучаешь себя?

Я заговорил так мягко, как мог, под шумные крики родителей на краю поля.

– Ты можешь пойти со мной на поле и стоять рядом, или можешь убираться.

Вопросы не приветствуются. Я, твою мать, сделаю это, потому что хочу. Смирись.

Не говоря ни слова, Джетт коротко кивнул и последовал за мной, когда я направился к полям в поисках женщины, которая прочно укоренилась в моей голове.

У нее длинные, каштановые волосы, которые струятся по ее плечам. Ее хрупкое телосложение не так уж сложно заметить, поскольку эта женщина была высокой. Ее угловатые плечи и узловатые колени так же несложно найти, но то, что он никогда не забудет – темные круги под ее глазами.

Линда Дункан, чья–то мать и ничья жена.

Я просканировал родителей, которые сидели на складных стульях, растянувшись у вентиляторов, и разговаривая друг с другом, пока их дети пытались играть в бейсбол.

На первом поле было две команды, одетые в непонятное месиво из одежды, но можно сказать, что одна команда была в желтом, а другая – в оранжевом. Я не заметил никого, похожего на Линду Дункан, поэтому перевел свое внимание ко второму полю, где друг против друга играли команды в сером и фиолетовом. С краю стояла группа родителей, смеющихся и попивающих воду из бутылок, но и здесь я не увидел Линду. Я собирался переключиться к третьему полю, когда услышал, как толпа родителей захлопала и начала подбадривать Мэделин.

– Порви их, Мэделин! – проорал мужик, одновременно размахивая кулаком в воздухе.

Я увидел девочку, которая преследовала меня во снах. На ней была пара джинсовых шорт, которые определенно слишком велики для нее, и удерживались на талии розовым ремнем. Ее огромная фиолетовая джерси была заправлена в шорты, а белые ботинки с розовыми шнурками были испачканы грязью.

Она схватила биту с земли и поправила шлем, чтобы видеть куда идет. Она была крохотной, чертовски крохотной. Это разбило мое сердце на части.

– Давай, Мэделин. У тебя получится, детка, – сказала женщина позади меня.

До того, как я оглянулся, Линда Дункан проскользнула мимо меня по пути к полю, неся с собой пакет с апельсиновыми дольками. Мое сердце вырвало из груди, когда вдова человека, которого я лишил жизни, прошла мимо меня, ее каштановые волосы развевались от небольшого ветра. Она была все еще слишком худой, но при мимолетном взгляде на ее лицо, темные круги исчезли, а она ярко улыбалась.

Смятение жестко ударило по мне, и я заинтересовался – почему она выглядела такой свободной, такой счастливой. Я оглянулся на Мэделин, которая держала одной рукой алюминиевую биту и снова поправляла свой шлем другой рукой. Веснушки рассыпались по ее щекам, и крошеная улыбка растянулась на ее лице, когда она увидела, как ее мать подходила к полю. Мэделин подняла руку и возбужденно помахала своей матери. Линда показала ей большие пальцы вверх и указала на поле.

Мэделин решительно кивнула и подняла биту, едва ли способная удерживать металлическую трубу в своих ручонках

– Это они? – спросил Джетт.

Не способный произнести ни слова из–за комка в горле, я кивнул и шагнул ближе, пока Мэделин ждала, когда перед ней встанет подающий.

Бегуны наполнили базы, в ожидании, когда Мэделин получит свою возможность размахнуться.

– Подача, – крикнул один из тренеров.

Подняв биту вверх, она замахнулась прямо по направлению к подающему и промахнулась.

– Страйк, – засчитал судья, бросая обратно мяч подающему.

Мэделин склонила голову, когда поняла, что промахнулась.

Мой желудок перевернулся от ее пораженного вида.

Линда подошла ближе к краю поля и нагнулась, чтобы Мэделин могла видеть ее.

– Детка, у тебя получится. Смотри на мяч и сильнее размахивайся, как мы и тренировались. Ты сможешь сделать это, детка.

Мэделин подняла свои глаза к матери, снова поправляя свой шлем, и кивнула.

Она подняла биту, которая определено слишком большая для нее, и заняла позицию.

– Подача, – снова выкрикнул судья.

Мэделин глубоко вдохнула и снова замахнулась, в этот раз, попадая по мечу в тот момент, когда ее шлем свалился на глаза.

– Беги, Мэделин, беги! – заорала Линда.

Мэделин забавно подняла свой шлем и огляделась, наконец–то, заметив мяч, который она отбила прямо в центр шортстопа. Как детеныш жирафа, который побежал в первый раз, она кинулась к третьей базе, сталкиваясь со своими партнерами по команде на пути. Толпа засмеялась, пока тренер и Линда говорили Мэделин бежать в другом направлении.

Мэделин вскарабкалась на ноги и пересекла ромб на другом конце поля, где коснулась первой базы до того, как другая команда была способна выбросить мяч в нужном направлении.

Все попытки были катастрофичными, вроде «какого черта я должна делать с этим мячом»

– Это было весело, – сказал мне Джетт. Я слышал улыбку в его голосе, черт меня побери, если мои губы не изогнулись от веселья.

Это не то, что я хотел увидеть. Я не хотел смотреть, как Линда подпрыгивала вверх и вниз, беззаботно болея за свою дочку. Я не хотел смотреть, как побеждала малышка Мэделин. Как будто у них все еще есть муж/отец, как будто я не украл у них самого важного человека в их жизнях.

– Это не правильно, – пробормотал я Джетту, отворачиваясь.

– В смысле? – спросил Джетт, подходя ко мне.

– Они…счастливы, – я указал прямо на них. – Они, блядь, счастливы.

– И это проблема потому…?

Я провел рукой по своему затылку и посмотрел в небо, пока пытался подобрать правильные слова, чтобы описать свои ощущения.

– Не знаю. Я просто думал…что они оплакивают потерю Маршала.

– Может, они пытаются двигаться дальше, Кейс. Что и ты должен сделать. То, что ты только что видел – это две души, которые пытаются жить своей жизнью. Люди двигаются дальше после трагичных событий. Сильные двигаются дальше, Кейс. Ты должен сделать то же самое. Если счастливы они, если они наслаждаются жизнью, то и ты должен делать то же самое.

– Я, блядь, не собираюсь у них учиться, – накинулся я на Джетта. – То, что у них хороший день. Это не означает, что они не оплакивают свою потерю. Внешность всегда обманчива.

Не дожидаясь возражений Джетта, я кинулся к машине. Бутылка виски дожидалась меня дома, и она не выпьет себя сама.