Эти Чудовищные Узы

Глава 19

Настоящее

Я должна отдать должное Люциферу. Он хорошо спрятал свою девушку и своего мальчика. Не в Александрии. И даже не в штате Северная Каролина. Нет, он отвез их на север, в Вирджинию. В маленький городок недалеко от Роанока под названием Кислотный город.

Вполне подходящее название.

До Кислотного города четыре часа езды, и это была его первая ошибка. Это не достаточно далеко. Особенно не для Дождя. Нигде не было бы достаточно далеко, но это только все упрощает.

Вторая его ошибка — остаться в том доме в Рэйвен Парке. Это значит, что мой брат может присматривать за ним, быть уверенным, что он не узнает ничего плохого. Я не знаю, что за война у них с братом, что значит для Несвятого дезертировать, но Люцифер хочет навредить Джеремайи так же сильно, как Джеремайя хочет навредить ему.

Это становится очевидным, когда один из клубов моего брата, Dead Weight, сгорает посреди дня, сразу после того, как мы с Николасом заканчиваем обед. К этой потере мой брат относится достаточно легко, у него более полудюжины клубов в городе и его окрестностях. Но сделать это так нагло, обойти камеры наблюдения… это дерзко.

Но это значит, что Люцифер все еще рядом.

И Джеремайя знает, что это должен быть он: он оставил маску скелета у входа на парковку. Ублюдок.

Когда наступает вторая половина дня, пока Джеремайя разбирается со страховкой, реставрацией и наладчиками, мы с Николасом уезжаем. Мы берем одну из запасных машин, черный внедорожник Porsche с затемненными окнами и колесами. Я думаю, что это само по себе может бросаться в глаза, но Николас напоминает мне, что это Александрия.

Часть этого города сделана из денег.

Что напоминает мне о Несвятых. Атлас, Кейн, Мейхем и Эзра. Интересно, они все с Люцифером в доме в Рэйвен парке? Интересно, настолько ли они глупы?

Трей спрятал ножи и пистолеты в наших черных сумках на молнии на заднем сиденье. Я заставляю Николаса забежать в автолавку за большим кофе со льдом, и мы едем.

Я включаю на телефоне песню Upperdrugs группы Highly Suspect и делаю погромче. Николас смотрит на меня из-за руля, когда мы выезжаем на шоссе.

— Знаешь, — говорит он, громко перекрывая музыку, — можно быть гангстером и сохранить слух.

Я смеюсь, качая головой в такт и подпевая вслух.

— Я так не думаю, — говорю я после того, как проходит моя любимая часть. — И кроме того, — добавляю я, — в чем смысл?

Николас смеется и опускает стекла. Я наслаждаюсь прохладным воздухом, проникающим сквозь мои волосы, челка заслоняет мне обзор. Сегодня днем солнечно, но наконец-то становится прохладно. Наконец-то смена сезона. Скоро Хэллоуин, и как только я сожгу тело Люцифера, я буду танцевать на его могиле.

Николас выключает мою музыку, когда песня заканчивается, и я уже собираюсь протестовать, когда он кладет руку на мою.

— Ты выглядишь взволнованной, — замечает он сквозь ветер, дующий в машине.

Я скрещиваю ноги на сиденье, а он смотрит на меня и смеется, качая головой.

— Хотел бы я это сделать, — пробормотал он.

— Ты за рулем, — замечаю я, сжимая его руку. — Тебе нужна нога на газе.

— Черт, Сид, даже если бы я не был за рулем, мои ноги никогда бы так не поместились на сиденье.

— Отруби их, — говорю я.

Он снова разражается смехом.

Я чувствую легкость. Несмотря на то, что я знаю, что у нас больше оружия, чем это возможно по закону. Несмотря на то, что я знаю, что мы собираемся сделать что-то очень незаконное, я чувствую себя легче, чем когда-либо давно. Я не собираюсь видеть остатки моего брата. Меня не заставят прикасаться к их трупам. Нет, на этот раз я сделаю свою работу.

Неважно, что я никогда не делала этого раньше. Моего гнева, кипевшего под моей кожей весь прошлый год, достаточно, чтобы выполнить работу. И для практических целей, Николас со мной.

Я только хотела, чтобы Люцифер был там и смотрел, как я притворяюсь, что обдумываю решение покончить с жизнью Джули.

Это будет весело, с ним или без него. Я даже могу принести голову Джули в мешке, чтобы бросить к его ногам.

Я не так много знаю о Люцифере. Но одно я знаю точно — он псих. И да, я тоже. И Джеремайя тоже. Может, и Николас тоже. Но Люцифер не психопат на моей стороне, и это делает его опасным. Он угроза для меня и этой грёбанной семьи, которую я построила за последний год. Может, Джеремайя манипулировал мной только сегодня утром, когда чистил мне ногу, но я поверила Николасу, когда он сказал, что мой брат убил бы Кристофа. Я вроде как поверила ему, когда он сказал, что Джеремайя не позволил бы Кристофу добраться до меня, в конце концов.

И он не позволил. В конце концов.

Мы с Джеремаей никогда не будем близки, мы никогда не будем как обычные братья и сестры. Но мы любим друг друга, по-своему, по-больному. И Люцифер увидит, на что похожа эта любовь. Возможно, Люцифер правил адом, но Лилит заставила его гореть. И сегодня он узнает, что это значит. ***

Я заснула в дороге, даже после кофе. Я откинулась на спинку сиденья, музыка снова была включена, руки засунуты в карманы толстовки, и Николас оставил меня наедине с моей музыкой и моими мыслями. Я задремала, а когда проснулась, на улице было совсем темно.

Мы едем по двухполосной дороге, вокруг только машины. Мой плейлист начался заново, играет The Old Me группы Memphis May Fire, и мне приходится сделать потише. Эту песню я люблю до ненависти, потому что она причиняет боль. Я устала от боли.

— Сколько еще? — спрашиваю я.

Николас барабанит руками по рулю.

— Ты говоришь как ребенок, — шутит он.

Я бросаю на него взгляд.

— Сейчас мы въезжаем в Кислотный город, — он смотрит вокруг, нахмурив брови. — Забавно. Я не вижу ничего хорошего, на чем можно было бы споткнуться.

Я насмехаюсь.

— Это была гребаная шутка про отца, если я когда-либо слышала такую.

— Что ты знаешь об отцах? — парирует он.

— Вау, — говорю я, преувеличивая это слово. — Просто вау. Ты мудак, тебе кто-нибудь говорил?

Он пожимает плечами. Я смотрю, как под черной хлопковой рубашкой в свете приборной панели напрягается его трицепс.

— Раз или два.

— Когда ты женишься, твоей жене лучше постоянно смеяться над тобой, или мне придется развести вас обоих. Кто-то должен напоминать тебе, что ты не дерьмо.

Он выдохнул.

— Хорошо, что я никогда не женюсь, Сид.

— Но разве тебе не нравится постоянный секс и все такое?

Он качает головой.

— Нууу, мы не будем вести этот разговор.

Но я знаю, что у него есть эта частная квартира. Но он прав. Я тоже не хочу этого разговора.

Я вытягиваю ноги, поворачиваю шею. Впереди я вижу огни. Когда мы поворачиваем за угол, там одинокая заправка с одной машиной у насоса.

— Нужно топливо? — спрашиваю я Николаса.

Он качает головой.

— Я заправился, пока ты была в отключке. Мы будем там через пять минут.

Я хмурюсь.

— В этом городе нет абсолютно ничего. Зачем Люциферу прятать свою семью так далеко от людей?

Николас пожимает плечами.

— Это облегчит нам задачу. Она не сможет позвать на помощь.

Я киваю.

— Верно.

Это хорошая мысль. Но обратная сторона в том, что если она позовет на помощь, полиция легко нас обнаружит. Этот город пустынен. А у нас, вместе с Несвятыми, возможно, есть полиция Александрии в кармане, но мы обычно не пересекаем границы штата для совершения самых страшных преступлений.

Я вожусь со шнурками своего капюшона, не сводя глаз с пустой, извилистой дороги. Я бы хотела, чтобы мы приехали сюда, чтобы пойти в поход. Устроить причудливый семейный отдых. Для веселья. Что-то, чего у меня не было слишком долго. Но каждый нерв в моем теле на взводе, кровь бурлит в венах. Это не развлечение. Это часть войны.

Уголком глаза я вижу, как Николас смотрит на меня.

— Ты в порядке?

Я хочу сказать что-нибудь грубое. Бросить его беспокойство обратно в него. Но правда в том, что по какой-то причине я не совсем в порядке. Я не знаю почему. Вернее, знаю. Но я должна быть более взволнована этим. Местью.

Дело даже не в ребенке.

Я не собираюсь трогать ребенка.

Просто что-то… не так.

— Нет, — честно отвечаю я Николасу. Его глаза снова смотрят на дорогу, как и мои, поэтому я продолжаю говорить. Говорить легче, когда я не смотрю на него. — У меня просто странное чувство.

Он замедляет ход Porsche, и я вижу справа от себя гравийную дорожку, ведущую далеко от дороги, густые деревья заслоняют нам видение того, что может быть впереди.

— Вы составили карту этой местности? — спрашиваю я, поворачиваясь к Николасу. Он ничего не сказал о моем странном чувстве. Вероятно, он отмахнулся бы от него, как только эти слова прозвучали из моих уст.

Но он смотрит на меня и не сворачивает на подъездную дорожку. Он выключает свет, и мы оказываемся на обочине главной дороги, но он не делает никакого движения, чтобы выйти.

— Почему у тебя странное чувство? — его глаза пристально смотрят на меня. Он воспринимает это слишком серьезно. Черт, я не должна воспринимать это так серьезно.

Я качаю головой, тянусь к ручке своей двери, но он запирает двери.

— Ничего страшного, Ники, — говорю я со смехом. — Пойдем. Ты хотел пройтись там?

— Чувства что-то значат, Сид. Я знаю, что твой брат хотел бы, чтобы ты верила в обратное, но это так.

Я знаю это. Я была секс-работницей целый год, и это не просто жонглирование сексуальными предпочтениями клиентов. Это было связано с множеством слишком многих чувств. Я держу руку на дверной ручке, которая все еще заперта, но поворачиваюсь назад, чтобы посмотреть на Николаса.

— Возможно, ничего страшного, — я выдохнула. — Честно. Что может пойти не так? Если мы не сможем войти сегодня по какой-то причине, мы уйдем и вернемся в другой день, — я поднимаю одно плечо, пожимая плечами. — Верно?

Николас проводит рукой по лицу, но, кажется, соглашается.

— Верно. Но мы подъезжаем, — он смотрит вниз по длинной подъездной дорожке. — Это жутко. Как в страшном кино. Я хочу, чтобы машина для побега была поближе, — он улыбается, но не смотрит в глаза.

Он не выключает свет, пока мы едем по ухабистой дороге, и я должна признать, что это жутко. Ничего, кроме темноты, деревьев и гравия, насколько мы можем видеть. Но год назад я бежала в лес посреди ночи, прямо в объятия человека, который явно хотел причинить мне вред. Это мать и ее ребенок. Насколько это может быть страшно?

Мы поворачиваем за угол, и вдалеке вырисовывается дом. Полный огней. Потому что это Люцифер, с которым мы имеем дело. Фонари отпугивают. Даже в этой чертовой глуши.

По крайней мере, они отпугивают большинство людей.

Но мы с Николасом… мы не большинство.

Я — Сид Рейн. Если мой брат чему-то и научил меня, так это тому, что нужно делать свою гребаную работу, чего бы это ни стоило.

Мы останавливаемся возле ряда деревьев на обширном переднем дворе, и Николас разворачивает внедорожник так, чтобы он стоял лицом к дороге. Сам дом умеренных размеров, длинное белое крыльцо с креслами-качалками. Двухэтажный. Рядом стоит сарай, к нему прислонена ручка красной телеги. И джип, припаркованный прямо у входа, двери машины почти вплотную примыкают к красной двери дома. Быстрое бегство.