Эти Чудовищные Узы

Глава 29

Ночь Хэллоуина: Настоящее

Мой брат не подходит к двери.

Это не имеет значения. Чертова штука не заперта. Трей стоит на страже, но когда он видит нас, то отходит в сторону, не говоря ни слова.

Я захожу в комнату брата.

Она такого же размера, как и моя. Я знаю, что он тоже иногда пользуется пентхаусом, но ему нравилось быть выше меня. Оказывается, ему нравилось быть выше меня не только в одном смысле, но я никогда раньше не понимала всей иронии этого до сих пор.

Люцифер захлопывает дверь, замок щелкает за нами. Я осматриваю прихожую, ища любые признаки того, в какой комнате может находиться мой брат.

Я чувствую запах спиртного и резкий привкус вина, как будто где-то в комнате разбились бутылки. Я кладу оружие у двери, оставляя себе только нож. Мне все равно, если Джеремайя возьмет в руки одно из оружий. Я знаю, что у него все равно будет свое.

Люцифер стоит рядом со мной.

— Джеремайя! — кричу я, пуская свой нож по коридору, вдоль стен. — Выйди и поиграй со своей сестрой! — я дразню, мой голос громкий, горло пересохло.

Ничего.

Тишина отвечает мне.

Я прохожу комнату за комнатой, пробираясь к задней части блока, и тут я вижу, что последняя дверь приоткрыта. Дверь его спальни.

Я нечасто бывала здесь в течение года, проведенного в особняке Рейна, но я знаю, что это его спальня. Запах алкоголя здесь более резкий, и я пинком открываю дверь до конца.

— Джеремайя? — зову я. — Ты готов играть?

Я вхожу внутрь, не дожидаясь ответа. Я бросаю взгляд на Люцифера через плечо, и он кивает, правильно поняв мой взгляд.

Я не хочу, чтобы он входил, пока Джеремайя не узнает, что я здесь.

Я включаю свет в комнате брата и даю глазам настроиться. Сразу же я вижу, что балконная дверь открыта. Его кровать заправлена, все простыни и пледы белые и красные. На полу, действительно, разбиты бутылки с алкоголем, реки розового шампанского и коричневой жидкости образуют отвратительную лужу у балконной двери. Я благодарна, что на мне мои боевые ботинки.

— Сид, — мягко зовет меня Люцифер. Он прислонился к дверному проему.

Я поднимаю бровь в нетерпении. Готовая добраться до своего брата.

— Будь осторожна. Я не буду долго ждать.

Я улыбаюсь ему.

— Я знаю, — шепчу я.

А затем я осторожно переступаю через пролитый ликер и разбитое стекло и пробираюсь на балкон, толкая дверь, чтобы она открылась шире.

Джеремайя сидит в кожаном кресле, перекинув лодыжку через колено.

У него на кончиках пальцев болтается стакан, наполненный чем-то прозрачным. Вероятно, водка.

Он смотрит на меня, его бледно-зеленые глаза расширяются, всего на долю секунды. На нем маска, маскарадная, полностью черная, закрывающая только глаза и переносицу. Он выглядит почти как Бэтмен.

Если бы Бэтмен был увлечен его сестрой и перевернул ее мир.

— Ты пришла, — шепчет он, почти как будто не верит, что я здесь. Как будто он думает, что я призрак.

Я крепче сжимаю нож в руке, но не поднимаю его.

Я недооценила, как больно будет снова увидеть его. После двухнедельной разлуки это будет похоже на удар ножом в грудь. И это больное чувство вернулось. Мне кажется, меня снова может стошнить.

Я спотыкаюсь о перила балкона, нож выпадает из моей руки на цементный пол, мои пальцы вьются по краю балкона, голова свисает набок.

В одно мгновение Джеремайя поднимается со своего места, и его рука мягко ложится мне на спину.

И на мгновение я не отпихиваю его. На секунду я представляю, что он снова мой старший брат. Я притворяюсь, что он тот самый парень, который вымыл мне ногу. Который сказал мне, что любит меня. Который искал меня четырнадцать лет. Кто спас меня от дьявола.

Но секунда проходит.

И момент тоже.

Потому что это все ложь.

Я кручусь на месте, отбивая его руку от своей. Он все еще держит свой стакан с водкой, и я вырываю его из его руки и бросаю в стену балкона, где он разбивается вдребезги. За ним я вижу Люцифера, который заходит в комнату моего брата, его голубые глаза расширены и безумны, пока не находят меня.

Я жалею, что бросила стакан.

Я еще не готова разделить страдания моего брата.

Но Джеремайя просто стоит и смотрит на меня. Моргает. В тусклом свете с балкона я замечаю, что белки его глаз покраснели.

— Что ты с нами сделал? — кричу я на него, нож все еще лежит на бетоне. Я отбрасываю его в сторону. Я не хочу использовать лезвие. Я хочу использовать свои голые руки.

Я набрасываюсь на него, ударяю его о стену, стекло под нашими ботинками.

— Что ты, блядь, наделал? — кричу я, снова ударяя его, мои руки летают по его груди, по его костюму, мои ногти впиваются в его шею, в его лицо. Я даю ему пощечины, снова, снова и снова, и он принимает их, не шевелясь, при этом его глаза остаются приклеенными к моим. Это другой вид пытки. Я хочу, чтобы он сопротивлялся. Я хочу, чтобы он тоже ударил меня. Я хочу, чтобы он сопротивлялся. Чтобы он спорил со мной, урезонивал меня, как раньше.

Я знаю, что он пьян.

Я чувствую запах водки на его дыхании. Он как будто утонул в ней. И глаза у него мутные. Он едва стоит на ногах, когда я нападаю на него, снова и снова, снова и снова. И он мог видеть Люцифера. Я знаю, что мог. Он мог бы взглянуть на него, прямо тогда. Но он этого не сделал. Я не знаю, действительно ли он его не видел, или ему просто уже все равно.

Я даю ему еще одну пощечину, звук звенит в ночи, его голова поворачивается набок.

Я опускаю руки, задыхаясь.

— Блядь, скажи что-нибудь! — кричу я на него. Слова вырываются со всхлипом. Я делаю шаг назад, стекло хрустит под моим ботинком.

Кто-то прочищает горло. Мы все трое одновременно оборачиваемся.

Моника.

Барменша. Конечно, у нее есть ключ. У нее в руках две бутылки водки, и она оглядывает всех нас, красное лицо Джеремайи, царапины на его шее. На его перекошенную маску, почти сорванную с его лица в результате моего нападения. На Люцифера.

— Я, эм… — она жестикулирует бутылками, ее глаза находят мои.

— Все в порядке, Моника, — говорю я, первые слова, которые я произнесла с тех пор, как приехала, и которые не были злыми. — Просто… — я пожимаю плечами. — Просто оставь их на кровати.

Она открывает рот, закрывает его снова, затем кивает. Ее глаза снова находят Люцифера, и ее взгляд задерживается на нем на секунду слишком долго. Ревность зажигает мое нутро.

— На кровать, Моника, — шиплю я резче, чем хотела.

Она снова кивает, отрывая взгляд от Люцифера, и возвращается в комнату. Я жду, пока не услышу, как за ней захлопывается входная дверь в блок Джеремайи.

Я оглядываюсь на брата.

Но, кажется, он впервые видит Люцифера. Его глаза сужаются. Он стряхивает маску со своего лица и делает шаг к нему.

Я толкаю его в грудь, прижимая к стене.

— Я собираюсь убить его, — говорит он мне, указывая в его сторону. — Я убью Люцифера, — его слова спотыкаются, звучат невнятно.

Я смеюсь.

— Люцифер — меньшая из твоих забот, — передразниваю я его. — Бруклин внизу с остальными Несвятыми. Она будет в безопасности, если ты послушаешь меня.

Он опускает руку и смотрит на меня, его глаза сияют.

— Мне плевать на Бруклин, — выплевывает он.

И в этот момент я понимаю, что он говорит правду. Это не блеф. Он просто использовал ее.

— Я забочусь о тебе, Сид, — он качает головой и прижимает ладонь к глазам. — Он собирается забрать тебя у меня, не так ли? — тихо спрашивает он. — Он всегда умел получать то, что хочет.

Я громко смеюсь.

— Ты гребаный идиот, — шиплю я. — Ты забрал меня у себя. Ты испортил меня, Джеремайя! — я снова бью его в грудь, ударяя по ней пяткой ладони. — Ты испортил мне жизнь! — я вешаю голову, и он прижимает свои руки к моей спине.

— Не трогай ее, блядь, — рычит Люцифер. Но я отмахиваюсь от него.

Я прижимаюсь головой к груди Джеремайи. Ничто не спасет нас. Ничто не исправит это. Но рыдания прорываются сквозь меня, и я не могу пошевелиться. Слезы ослепляют мое зрение, сжигая косметику возле глаз, а я все еще не могу пошевелиться.

Не могу думать.

— Боже мой, — говорит Джеремайя, прижимаясь к моим волосам. — Что, блядь, я наделал? — он притягивает меня ближе, и от ощущения его, моего тела, прижатого к его, я напрягаюсь.

Люцифер замечает.

Через секунду он оказывается между нами, оттаскивает меня от брата и направляет пистолет ему в грудь. Он обхватывает меня рукой.

— Мне не жаль, — говорит он мне. — Я не позволю тебе сделать это.

Я пытаюсь вырваться из его объятий. Я не знаю, что со мной было не так. Я знаю, что сделал Джеремайя. Что он лгал мне. Что он почти сделал самое худшее, что брат может сделать со своей младшей сестрой. Я знаю это, и все же я все еще хочу добраться до него. Чтобы обнять его в последний раз. Потому что это будет последний раз.

Я бьюсь о грудь Люцифера, но он как скала, не шевелится, пистолет в его руке непоколебим.

На лице Джеремайи ярость и скорбь. Он ненавидит Люцифера, это ясно, но он хочет добраться до меня, а я у Люцифера.

— Мне так жаль, Сид, — говорит он, сглатывая, слезы текут по его щекам, цепляясь за ресницы. — Мне чертовски жаль.

Я снова пытаюсь дотянуться до него, но Люцифер удерживает меня, его пальцы впиваются в мою руку.

— Отпусти ее, — умоляет мой брат, качая головой. — Отпусти ее, чувак.

Люцифер смеется.

— Нет, блядь, — рычит он. Он выхватывает пистолет. — Я никогда, блядь, не доверял тебе. Никто из нас тебе не доверял. Ты никогда не был одним из нас, — он позволяет этому глубоко зарыться. — Убирайся отсюда. Оставь это место ей. Оставь все это ей.

— Я не хочу… — начинаю говорить я, застывая в объятиях Люцифера.

Я не хочу это место. Это был ужас. Травма.

Я ожидала, что Джеремайя будет смеяться. Скажет Люциферу, чтобы он шел в ад, где ему самое место. Где место всем нам.

Вместо этого он улыбается.

— Я уже сделал это.

Тишина.

Я перестаю двигаться. Кажется, будто Люцифер перестал дышать. Слезы перестают падать из зелёных глаз моего брата.

— Это твоё, сестрёнка.

От этого слова мне снова становится плохо. Я не хочу снова подходить к нему, снова прикасаться к нему. Я не знаю, почему я делала это раньше.

— Это твоё. Всё. Орден Дождя — твой. Люди — твои. Персонал — твой. И на банковском счету достаточно денег, чтобы платить за это десятилетиями. Тебе больше не нужно делать грязную работу. Копы не придут за тобой, потому что теперь все остановлено, если ты не хочешь продолжать, — он вздыхает, его грудь вздымается. — Это твое, Сид.

— О чем ты, блядь, говоришь? — спрашивает его Люцифер. Я рада, что кто-то спрашивает. Я не могу вымолвить и слова.

Глаза Джеремайи сужаются на Люцифера.

— Пошёл ты и Несвятые. Это все ее. Я изменил название, деньги, счета. Все это, — он делает неопределенный жест одной рукой, — принадлежит Сид Рейн. У нее будет больше, чем у всех вас. Вы ей не нужны. И не смей даже думать о том, чтобы взять что-то из этого себе, иначе я, блядь, порежу тебя на мелкие кусочки…

Люцифер смеется, обрывая слова моего брата.

— Иди на хуй.

Я провожу рукой по лицу.

— Почему?

Джеремайя дарит мне маленькую, вымученную улыбку.

— Ты заслужила это. Я больше не хочу причинять тебе боль. Мне нужно уйти, Сид. Мне нужно уехать отсюда. От… от тебя. Потому что он… — он бросил взгляд на Люцифера, — собирается забрать тебя у меня. Ты будешь принадлежать Несвятым. Они владеют всеми, кого ловят. И я не могу смотреть, как это происходит.