Покаяние. История Кейса Хейвуда

Наблюдая за тем, как Мэделин прыгает вокруг «Туманной комнаты», в боксерских перчатках слишком больших для ее ручек–макаронин, улыбается и машет своей маме, после каждого удара по мешку, – все это вызывает у меня тошнотворную нервозность.

Я не понимал, почему чувствовал себя так плохо. Я должен радоваться, что она пухленькая, маленькая девочка с чертовски большим золотым сердцем и улыбкой, из–за которой я хочу подарить ей весь мир.

Но все, что я чувствовал, – больную потребность глубоко зарыться в клетке Создателя, и смыться от улыбающегося образа Мэделин Дункан.

Я чувствовал, будто тону, задыхаюсь от недостатка воздуха, задаюсь вопросом – когда эта обжигающая боль в груди перестанет существовать?

Такую боль я испытывал, притягивал ее к себе. Я не мог пережить больной план Господа, который привел в мою жизнь Мэделин и Линду.

– Здесь неплохо, – сказал Джетт, похлопывая по моему плечу. – Ты заставляешь их попотеть.

Сейчас здесь было небольшое занятие из пяти человек. Линда решила присоединиться, и прямо сейчас они работали над своими джэбами, пока я пытался успокоить свое несущееся со скоростью света сердце.

– Ага, – ответил я, не зная, что еще сказать.

Мэделин ударила своими маленькими ручками по мешку ужасно жестко, и я понимал, что должен поправить ее, чтобы она не нанесла себе вред, но мои ноги приросли к полу, не позволяя двигаться вперед.

– Ты в порядке? – спросил Джетт, слишком хорошо меня зная.

– Нет, – ответил честно. – Я нихрена не в порядке.

Джетт склонился ближе.

– Хочешь поговорить снаружи?

– Не могу. Веду занятие.

– Серьезно? Потому что похоже на то, что ты стоишь тут в абсолютном…

– Мэделин, оставайся у своего мешка, – крикнула Линда, перебивая Джетта.

Мэделин бегала по кругу, ударяя по всем мешкам в зале, вызывая чертовски очаровательную суматоху.

Джетт метнул свой взгляд туда, где были Мэделин и Линда, оценил парочку мама–дочка, потом повернулся спиной к ним и стал лицом ко мне.

– Это…

Я подтвердил его подозрения, не позволяя закончить.

Джетт провел пальцами по лицу и пробормотал:

– Твою мать. Что они здесь делают?

– Линда хочет, чтобы Мэделин научилась самообороне. Она считает это важно.

Учитывая, как умер ее отец, я не стал бы винить Линду за то, что заставляет свою дочь ходить на эти занятия.

– Хочешь сказать, ты собираешься помочь? Какого хрена ты думаешь?

– А что я должен был сказать? «Извини, не могу помочь, поскольку это я тот, кто убил твоего мужа». У меня было не так уж много вариантов, Джетт.

– Догадываюсь, что не много, – сказал он, повернувшись, чтобы посмотреть на Мэделин. Она прислонилась к стене, вытирая лоб своим предплечьем и переводя дыхание.

– Она такая очаровательная.

– Я, бля, знаю, – признался я. – Что мне делать?

Я был в недоумении. Не имел понятия, как справиться с этой ситуацией. Мне нужен спасательный круг. Мне нужен кто–то, кто скажет мне, как справиться с этим, потому что прямо сейчас, я не мог дышать, не говоря уж о том, чтобы разобраться с тем, как разговаривать с Мэделин.

– Делай все правильно, – просит Джетт. – Проглоти своих демонов, шагай вперед и научи девочку. Что случилось с тобой в прошлом – не твоя вина, но у тебя теперь появилась обязанность, чтобы пройти через это.

Джетт прав. У меня была обязанность, – позаботиться о Мэделин. Если это означало затолкать желчь, которая нарастала лишь от мысли сформировать связь с этой маленькой девочкой, тогда я смогу.

– Ты прав, – сказал я, проталкиваясь мимо Джетта и направляясь прямо к Мэделин, которая все еще стояла, прислонившись к стене, руки на боках, а голова прижата к стене.

– Привет, – сказал я, приседая до ее уровня.

– Здрасте, мистер Кейс, – сказала Мэделин, оживляясь. – Эти перчатки тяжелые.

– Ну, они не того размера. Я говорил тебе, что они не подойдут, – она настаивала на том, чтобы надеть их.

– Просто я хотела, одеть такие же, как у вас, когда вы показывали все. Вы выглядели таким сильным.

Онемение начало ползти по моей спине. Я могу сделать это, повторял я снова и снова в своей голове.

– Чтобы добиться этого, ты должна начать с самого начла. Как насчет того, что мы снимем эти перчатки и намотаем маленькие повязки вместо них? – предложил я. – А позже мы сможем поработать с перчатками.

– Эти перчатки черные, – она сморщила носик. – У вас что красивых нет?

Я оглядел перевязочные бинты и отрицательно покачал головой.

– Прости, малышка. У меня есть только черные прямо сейчас, но я придумаю,

что смогу сделать для тебя на будущих занятиях. Что думаешь?

– Хорошо, – она сверкнула мне беззубой улыбкой, расплавив меня на месте.

За эту улыбку я бы подарил ей весь чертов мир.

Мы пошли к перчаткам. Она будто тень, которую я не мог стряхнуть с себя с тех пор, как мой кулак коснулся ее отца, и прямо сейчас, эта тень стала даже сильнее.

Я вытащил самые маленькие бинты, что у нас были, и присел. Она положила руку на мое плечо. С серьезным видом, она вытянула другую руку и сказала:

– Я рада, что вы сейчас учите меня, мистер Кейс. Вы мне нравитесь – она помолчала на секунду, а потом продолжила говорить, пока я помогал наматывать ей бинты. – У меня нет папы, но если бы был, я бы хотела такого, как вы.

Пот выступил на моей коже, ненависть к самому себе начала затмевать мои мысли, и боль вспыхнула у меня в глазах, пока я заталкивал слезы, готовые пролиться.

– Хотя ты тихий, – продолжила она. – И строишь смешные рожицы.

– Смешные рожицы? – переспросил я, едва способный управлять своими голосовыми связками.

– Ага, вы всегда такой, – она уперлась в бока кулаками, подвернула губу и прищурилась на меня.

Если бы я не чувствовал, будто меня кто–то поднял и разорвал на части, я бы рассмеялся над ее восприятием меня.

– Не думаю, что я выгляжу так.

– Ну, не совсем так, – ответила она, теперь с двумя перевязанными руками. Она махнула в воздух кулаком и запрыгала вокруг меня. – Жаль, как цветок, порхай, как пчела, – сказала она, еще раз ударяя.

– Что? – переспросил я, озадачено.

– Ну, знаешь, Мамала–лади.

– Мама–что?

– Бум, бум, бум, – сказала она, ударяя по моему бедру. – Я порхаю, как пчела. Смотри на меня, – она попрыгала вокруг меня еще немного, а потом до меня дошло.

– В смысле, Мухаммед Али?

– Точно, – сказала она, все еще вытанцовывая вокруг меня, добавив еще несколько жалких ударов к смеси.

– Думаю, ты имела ввиду «порхай, как бабочка, жаль, как пчела».

– Точно. Пау, пау, пау. Я – чемпион.

Я вел ее к боксерским грушам, пока она продолжала прыгать.

– Полегче, киллер. Для начала, давай научимся правильно бить.

Я провел добрых десять минут с ней, игнорируя подавляющее чувство дискомфорта и ярости. Ярости за то положение, в которое поставил Мэделин, жизнь без отца, жизнь, сравнивая других мужчин, которых, как она считала, хотела бы в качестве отца.

Боль была поглощающей. Боли в сердце было слишком много. Есть только единственный способ, как я считал, избавиться от этого обволакивающего ощущения полной ненависти к себе. Пришло время позвонить парням.