Лэндон и Шей. Разбитые сердца

24

Лэндон

Прошло триста шестьдесят пять дней.

За последние триста шестьдесят пять дней Земля совершила полный оборот вокруг Солнца.

В каждый из этих трехсот шестидесяти пяти дней на небе появлялась Луна.

Люди смеялись, плакали, отмечали праздники.

И Ланс все это пропустил.

Он пропустил рассветы, закаты, грозы и ясное небо.

Он пропустил мой день рождения.

День рождения.

Мне исполнилось восемнадцать лет.

Молодой и глупый, но чувствующий себя беспомощным стариком.

Я не помнил, когда в последний раз спал дольше тридцати минут, – за исключением того раза, когда Шей помогла мне уснуть. У нее не было мобильного телефона, чтобы звонить мне по ночам, поэтому прошедшая неделя была для меня особенно тяжелой.

Голова болела от недосыпа, и как бы я ни старался, круги под глазами становились все темнее и глубже.

То объятие в столовой оказалось гораздо нужнее, чем она могла себе представить. Я стоял там, в плену своего разума, и не мог пошевелиться. Затем появилась Шей. Она меня обняла. Возможно, она догадывалась. Возможно, она научилась читать меня так хорошо, что оказывалась рядом всякий раз, когда я был готов сломаться.

К концу учебного дня я нашел в своем шкафчике блокнот со следующим вопросом:

Что делает тебя счастливым?

Я оставил страницу пустой. * * *

После школьного дня фантастическая Четверка (и Рейн) пыталась уговорить меня потусоваться дома у Хэнка и отпраздновать мой день рождения. Я отказался, солгав, что уже запланировал встречу с отцом. В ту ночь мне не хотелось находиться среди людей. Меня оглушали мои же мысли, и я не желал становиться обузой для своих друзей.

Я изо всех сил старался не думать о том, что моих родителей нет дома. Мама позвонила утром – в это время в Париже была поздняя ночь. Затем она звонила мне еще и еще.

– Я люблю тебя, я люблю тебя, – повторяла она каждый раз. – Мне так жаль, дорогой, я обещаю, что скоро все объясню. С днем рождения. Пожалуйста, позвони мне. Пожалуйста, напиши. Пожалуйста. Я люблю тебя, Лэндон. Я скоро буду дома. Я тебя люблю.

Я не отвечал на ее звонки, и мне не хотелось слушать ее оправдания, но я отправил ей сообщение, потому что, черт возьми, я был жалким слабаком и не хотел, чтобы она слишком обо мне беспокоилась.

Я: Я в порядке. Надеюсь, ты тоже.

Могу поспорить, что это сообщение заставило ее плакать. Вызвать у мамы слезы всегда было простой задачей.

Папа вообще мне не звонил. Он даже мог ничего мне не желать – трудно быть счастливым в такой день, как сегодня, – но простое поздравление с днем рождения было единственной вещью, в которой я нуждался больше всего на свете.

Я сидел дома, тусовался с Хэмом и играл в видеоигры. Что-то ударилось о мое окно, но я не стал раздвигать шторы. Я знал, что это Моника пытается привлечь мое внимание, но в тот день у меня не было на нее сил. У меня не было сил, чтобы отдать ей даже самую крошечную частичку себя.

Когда около шести вечера в мою дверь позвонили, я с ворчанием пошел ее открывать. Я был на сто процентов уверен, что это Моника пришла наорать на меня за то, что я проигнорировал швыряние камней в мое окно, но, к моему удивлению, там стояла Шей с большой коробкой в руках.

– Эй, ты.

Она широко улыбнулась, и я не выдержал.

Я влюбился в нее так сильно, что прямо в эту минуту наше пари должно было закончиться моим позорным поражением.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я, приподняв бровь. – Разве ты не наказана?

– Да, но я сбежала.

– Цыпа… – вздохнул я, чувствуя, как внутри меня что-то сжимается.

Она была не из тех девушек, которые сбегают из дома. Она была не из тех девушек, которые нарушают правила, прогуливают школу или лгут. И теперь она делала все эти вещи.

Почему мне казалось, что мои плохие качества слишком на нее повлияли?

– Ты собираешься пригласить меня войти? – спросила она, все еще широко улыбаясь. – Или мне и дальше стоять здесь с коробкой в руках?

Я отошел в сторону.

Она вошла и направилась на кухню.

– Что в коробке? – спросил я.

– Сюрприз на потом, – сказала она, открывая холодильник и засовывая коробку внутрь. – Не подглядывай.

Она развернулась ко мне, а я все влюблялся, влюблялся и влюблялся…

– Я подумала, что мы могли бы потусоваться сегодня вечером, заказать пиццу и посмотреть «Друзей».

Идеальный день с идеальной девушкой.

Я в тебя влюбляюсь…

– Конечно.

Мой живот скрутился в узел, и я мог поклясться, что она слышала, как бешено бьется мое сердце.

Мы сидели на диване в гостиной, и я был чертовски благодарен за то, что, в отличие от ее бабушки, она по достоинству ценила такое сокровище, как «Друзья». Каждый раз, когда она смеялась над словами Джоуи, я мысленно запечатлевал ее улыбку. Каждый раз, когда она жевала свою футболку, наблюдая за Россом и Рэйчел, я видел лишь ее прекрасные глаза.

– Ты всегда втайне рассматриваешь людей? – пошутила она, снимая пепперони со своего куска пиццы.

– Только тебя.

Она повернулась ко мне, явно удивленная моими словами. Отложив пиццу, она вытерла руки салфеткой и пододвинулась ко мне. Едва касаясь пальцем моих губ, она внимательно изучала мое лицо. Затем она прижалась своим лбом к моему и закрыла глаза.

Она о чем-то думала, но я не мог ее разгадать.

– Пенни за твои мысли, – прошептал я. – Пятак за твое время… четвертак за твое сердце… – я глубоко вдохнул. – Доллар, чтобы ты стала моей.

– Что мы делаем, Лэндон? – спросила она низким дрожащим голосом.

– Я не знаю.

– Это все еще игра?

– Я не знаю…

Это было правдой. Я не знал, что именно заставляет нас продолжать – пари или нечто большее, что начало зарождаться между нами. Я не знал, чувствует ли она то же, что и я. Я не знал, влюбляется ли она, влюбляется ли она, влюбляется ли…

– Меня это немного пугает, – призналась она. – То, что происходит в моем сердце, когда ты рядом… это странно.

– Меня тоже, но одно я знаю точно, – сказал я, приподняв ее лицо за подбородок так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза.

– Что?

– Я буду наслаждаться любовью к тебе так же сильно, как наслаждался ненавистью.

Она поцеловала меня, и последняя спящая частица моей души наконец проснулась.

Я прикоснулся к ее раю, познакомив ее со своим адом.

– Мы можем пойти в твою комнату? – спросила она, и я немного напрягся.

– Цыпа, если мы окажемся в одной спальне, то я гарантирую, что…

– Мы сломаем кровать? – она ухмыльнулась.

Я усмехнулся.

– В яблочко. А также…

Она снова перебила меня, прижавшись к моим губам. Не прекращая поцелуя, она прошептала:

– Мы можем пойти в твою комнату?

Одни ее слова заставили меня возбудиться.

– Ты уверена? – спросил я.

– Да, – ответила она.

Я поднял ее на руки и направился наверх. Когда мы подошли к комнате, я поспешил выгнать оттуда Хэма и закрыть за собой дверь. Бонус моей одинокой жизни? Я точно знал, что к нам никто не вломится.

Я положил ее на свою кровать и встал перед ней. Она смотрела на меня широко распахнутыми от удивления оленьими глазами, а я наблюдал за тем, как она изучает мое тело.

– Нервничаешь? – спросил я.

– Да, – честно ответила она.

– Ты еще не передумала?

Она схватилась за край своей футболки и стянула ее через голову, швырнув в угол комнаты.

– Нет.

Почему, черт возьми, я снова надел джинсы? Мой член был готов вырваться из штанов в любую секунду. Она подошла, чтобы снять с меня кофту, но я отстранился.

– Подожди, Цыпа… – замялся я.

Я закрыл глаза. Я резко вдохнул, и она остановилась.

– В чем дело?

– Я, эм… – я отвернулся от нее и сжал кулаки.

В голове звучал голос Моники. Она видела твои шрамы?

– Просто…

– Эй, все в порядке. Ты можешь со мной поговорить, – сказала она ободряющим голосом.

Я кивнул, понимая, что она имеет в виду. Но словами это было не исправить. Об этом не нужно было говорить; это нужно было видеть.

Я повернулся к ней спиной, поднял край футболки и стянул ее через голову. Я обнажил отметины, сверху донизу исполосовавшие мои руки. Следы моей прошлой боли. Результат работы моего испорченного сознания. Шрамы от моего израненного сердца.

Она резко и громко вздохнула.

– Боже мой, Лэндон. Что с тобой произошло?! – сказала она, подходя ко мне, чтобы осмотреть следы на моей коже.

Каждый шрам соответствовал минуте, когда я терял себя. Каждый шрам отражал боль, вырезанную на моей коже.

Раны зажили, но все же выделялись на моем теле. Все они были направлены в разные стороны. Вдоль, поперек, наискосок – вот они, выставленные на всеобщее обозрение.

Я закрыл глаза, зная, что, вероятно, я ее испугал. Каждый день, когда я принимал душ, мои пальцы касались следов моего прошлого.

Она, вероятно, думала, что я худший из всех испорченных товаров, недостойный любви, недостойный никого и ничего. Разве есть кто-то, способный полюбить настолько темный, сломанный разум, как мой? Разве есть кто-то, кто захотел бы касаться этих уродливых отметин?

– Я, эм… – вздохнул я, все еще не в силах произнести свою правду. – Послушай, я пойму, если ты не захочешь заниматься со мной сексом после того, как это увидела, после того, как узнала, насколько я ненормальный, но я решил, что должен показать их тебе заранее, чтобы…

Когда ее пальцы скользнули по шрамам на моих предплечьях, по моей спине пробежал холодок. Я сгорбился, и она аккуратно провела рукой по следам порезов. Опустив голову, я закрыл глаза. Я никогда не чувствовал себя таким слабым, таким незащищенным… таким настоящим.

– Тебе грустно? – прошептала она.

– Да.

– Насколько?

– Очень сильно.

– Как часто?

Я тяжело сглотнул.

– Всегда.

Сказать эту правду было труднее всего.

– Моему дяде тоже было грустно. Он держал свою боль при себе. Иногда я это видел. Видел, но ничего с этим не делал. Конечно, это было не в моих силах. Но я должен был стараться сильнее. Если бы я старался сильнее, возможно, он бы не… – я перевел дыхание и опустил голову. – Я нашел его дневники после того, как он скончался. Его посещали мрачные мысли. Он был так одинок… Но самое страшное было то, насколько его мысли совпадали с моими собственными. Это меня напугало. Напугало то, насколько мы похожи.

– Ты не он, Лэндон, – прошептала она, и я медленно кивнул.

– Да… но что, если я хуже? Что, если мое сознание настолько испорчено, что я никогда не смогу излечиться? Что, если я закончу так же, как он?

– Этого не случится.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я этого не допущу.

Я закрыл глаза. Я пытался подавить свои эмоции. Я пытался понять, почему она еще не сбежала оттого ужаса, которым я был.

– Могу я задать тебе вопрос, который задавала раньше? – прошептала она низким и спокойным голосом.

– Да.

– У тебя депрессия?

По моим щекам катились слезы, но я даже не пытался их вытирать. Я медленно кивнул, чувствуя, словно в моей груди находится бомба, готовая вот-вот разорваться.

– Да.

– Хорошо. – Она вздохнула и подошла ближе. – Хорошо.

Это все, что она сказала. Она не убежала. Она не сказала мне, что со мной что-то не так. Она не спряталась.