Лэндон и Шей. Разбитые сердца

34

Шей

Грейсон решил устроить для Лэндона прощальную вечеринку – стоит заметить, довольно интимную. Пришла только основная команда Лэндона – фантастическая четверка (и Рейн) – и я. Не считая Мимы и матери Лэндона. Нашей общей любви было достаточно, чтобы заполнить ей целый стадион.

Вечеринка была беззаботной, наполненной смехом и улыбками.

Мима приготовила еду и помолилась. Уже во время ужина Рейн встала, чтобы произнести речь.

– Ладно, ладно, я постараюсь быть краткой и милой – я накрасилась и не хочу, чтобы тушь растеклась по лицу. Я поднимаю этот бокал за Лэндона Скотта Харрисона – за одного из самых сложных и загадочных парней, которых я когда-либо встречала. Я знаю, что мы не родня, но я всегда смотрю на тебя как на младшего брата.

– Я старше тебя, Рейн, – сказал Лэндон.

– Да, но ты всегда вел себя как маленький говнюк, – ответила она, после чего кивнула Миме и маме Лэндона, – прошу прощения за мой французский. Но, в любом случае, я хотела сказать, что очень тобой горжусь. Мы все тобой гордимся. И хотя я не из тех, кто вмешивается в чужие жизни…

– Кх… ложь… кх, – закашлялся Хэнк, заставив всех рассмеяться.

Рейн закатила глаза.

– И тем не менее я бы хотела дать тебе несколько советов насчет твоего путешествия в Калифорнию. Номер один: не делай пластическую операцию, твой подбородок уже идеален. Номер два: если ты столкнешься с Джорджем Клуни, дай ему мой номер. В отношениях с Хэнксом он – мой запасной вариант. Номер три: не превращайся в пляжного бездельника. Я видела тебя на солнце. Ты моментально обгораешь. Номер четыре… – Рейн откашлялась, слегка помрачнела и ее глаза наполнились слезами. – Не забывай звонить своей сестре и братьям, если мы тебе понадобимся. В любое время дня и ночи. Мы ответим. Ну, может быть, кроме Эрика, – он ужасно крепко спит. Номер пять – не растеряй свое чертово обаяние. Это то, что делает тебя… тобой. Номер шесть – и это самый важный совет – не забывай, что мы тебя любим. Я знаю, что иногда жизнь выходит из берегов и все мы заняты своими проблемами, но помни, что мы всегда будем рядом. Мы всегда будем с тобой. Даже если нас разделяют сотни миль. – Она вытерла глаза и подняла бокал. – За тебя, Лэнд. Мы любим тебя, мы гордимся тобой, и в этой жизни тебя ждут великие дела.

Все мы присоединились к тосту, вытирая слезы.

Когда все разошлись, мы с Лэндоном поехали к нему домой, чтобы попрощаться. Мой разум изводил меня целый день – я знала, что с каждой минутой этот момент становится все ближе и ближе. Перед тем как зайти в дом, я взяла с заднего сиденья завернутый в упаковочную бумагу подарок.

Мы зашли в гостиную, сели на диван и какое-то время молча смотрели друг на друга. Не зная, что сказать, не зная, как начать.

– Я не хочу всю ночь сидеть здесь и плакать, – пошутила я, толкнув его в плечо. – Давай просто сделаем этот момент счастливым, хорошо?

– Хорошо.

– Держи. – Я протянула ему подарок, и он удивленно приподнял бровь.

– Тебе не стоило ничего мне дарить.

– Стоило. Открой его.

Он разорвал бумагу. В ней лежали десять новых блокнотов.

– В каждой записной книжке около двадцати разных вопросов. Я подумала, что это сможет помочь тебе немного прояснить мысли.

– Это идеально, – сказал он с искренней улыбкой. – Ты идеальна.

Он поцеловал меня, и я растворилась в его поцелуе.

Я любила его.

– Знаешь, что я хочу сделать прямо сейчас? – спросил он.

– Что?

– Посмотреть несколько серий «Друзей» с тобой в обнимку.

Я улыбнулась.

– Лучше не придумаешь.

Когда мы лежали, прижавшись друг к другу, Лэндон вытащил из своего кармана две «Лаффи Таффи» и протянул мне одну из них.

Банановую, конечно же.

Мы смотрели сериал, с каждой секундой влюбляясь все больше и больше, и мне с трудом удалось примириться с мыслью о том, что пора идти домой.

Он проводил меня до машины и придержал для меня дверцу.

– Я не хочу прощаться, – сказала я. – Я никогда не хочу прощаться.

– Тогда давай просто пожелаем друг другу спокойной ночи. – Легкая ухмылка скользнула по его губам. – «Прощай, прощай, а разойтись нет мочи!»

Моя улыбка стала еще шире, и бабочки, порхавшие в моем животе, затрепетали с новой силой.

– «Так и твердить бы век: спокойной ночи», – закончила я строчку из «Ромео и Джульетты».

Он наклонился и поцеловал меня.

– Без сожалений? – прошептал он мне в губы.

– Без сожалений, – ответила я.

Я ехала домой, чувствуя, как по моим щекам катятся слезы. Это не были слезы печали. Это были слезы надежды, слезы веры в Лэндона. Он вылечится. И он вернется ко мне. * * *

Несколько дней назад Лэндон уехал в Калифорнию. Он и его мама собрали вещи и направились навстречу будущему выздоровлению. Пока его не было, я работала над своим собственным исцелением. В нашей с мамой жизни были травмы, которые стоило обсудить. Нам пришлось открыть друг другу сердца, чтобы справиться с той болью, которую причинил нам отец.

Мы были готовы попытаться восстановить то, что нас связывало, – наша любовь была сильнее наших ран.

Лэндон заставил меня пообещать, что я продолжу жить полной жизнью. Так я и сделала. Каждый божий день я старалась работать над своими рукописями. С помощью Элеоноры я подала заявки на несколько стипендий. И каждый день я находила новый повод для улыбки.

Последние несколько месяцев научили меня тому, что жизнь не всегда бывает легкой, но в любой ситуации можно увидеть что-то прекрасное.

Время от времени я получала сообщения от Лэндона. Он спрашивал, как мое сердце, и я отправляла ему свой ответ. Затем он делал то же самое.

Я изо всех сил старалась не бояться нашей разлуки. Я старалась не думать о том, когда он вернется и вернется ли он вообще. Часть меня знала, что наша история еще не закончена. Часть меня знала, что все это – только начало истории Лэндона и Шей.

У меня оставался лишь один путь. Мне пришлось последовать тому же совету, который я дала Лэндону возле двух сплетенных ив. Я двигалась по жизни не спеша, принимая во внимание каждую мелочь и не пытаясь обогнать саму себя. И мысль о том, что мы с Лэндоном составляем единое целое, всегда жила в моем сердце.

Хотя мы не вырезали свои инициалы на ивах, я знала, что его инициалы навсегда вырезаны в моем сердце. И всякий раз, когда оно билось, оно билось для него.