Лэндон и Шей. Разбитые сердца

30

Шей

Рейн рассказала мне о том, что случилось с Моникой, и в первую очередь я подумала о Лэндоне.

Я знала, что не должна была беспокоиться о нем после того, как он со мной поступил. Я не должна была беспокоиться о его благополучии, но ничего не могла с собой поделать. Любовь нельзя перекрыть, как водопроводный кран. Чувства продолжают изливаться бесконтрольным потоком, даже если ты хочешь их остановить.

Я любила Лэндона, хотя знала, что это неправильно. Я любила его свет и его тьму. Мне нравилась его озорная усмешка. Мне нравился его хмурый взгляд. Я любила его лучшие мгновения. И любила его в худшие из дней.

Я любила его. Даже когда он этого не заслуживал. Даже когда он сломил мой дух.

Мое сердце?

Моя душа?

Моя любовь?

Все еще принадлежали ему.

Я знала, что передозировка Моники станет для него сильным ударом. Нельзя было игнорировать то, что у них была своя история. Я понимала, что сознание Лэндона, вероятно, уведет его в самые темные уголки души, и, хотя я на него злилась, нельзя было оставлять его одного.

Не сейчас.

Я поехала в больницу и обнаружила Лэндона, одиноко сидящего в приемной. Его голова была опущена, а руки сцеплены в замок. Костяшки пальцев покраснели от напряжения, и сам он выглядел разбитым на части. Он сидел там, опустив плечи. Закатанные рукава обнажали шрамы, которые он так усердно скрывал от всего мира.

О, Лэндон.

Где витают твои мысли?

Я подошла и положила руку ему на плечо.

Он поднял на меня покрасневшие и растерянные глаза.

– Что ты здесь делаешь? – прошептал он, всхлипывая и опуская голову.

– Это, – сказала я ему. Я взяла стул и села прямо перед ним. Разжав его кулаки, я взяла его за руки. Я держала их, чувствуя дрожь в его пальцах. – Я делаю это.

Он приоткрыл рот, чтобы заговорить, но так и не произнес ни звука.

Увидев, как дернулся уголок его рта, я сжала его руки еще крепче.

– Шей… – начал он.

– Все в порядке. Нам не нужно разговаривать. Я просто хочу быть здесь, рядом с тобой.

Он поморщился и откашлялся, по его щеке скатилась слезинка.

– Я сделал тебе больно.

– Я в порядке. Я сильнее, чем может показаться.

– Зачем тебе быть здесь, рядом со мной? После того, что я с тобой сделал?

– Потому что никто не заслуживает оставаться в одиночестве в трудные времена. Даже ты.

Он пробормотал «Спасибо», высвободил руку и вытер глаза. После этого он вернул свою руку в мою, и я снова ее сжала.

– Как она? – спросила я.

– Ей промыли желудок. Она еще не очнулась. Больше они ничего не говорят – я ведь не член семьи. Ее родители до сих пор не приехали. Как это, на хрен, возможно? Их дочь чуть не умерла от передозировки, а они даже не спешат в чертову больницу.

– Это ужасно. Разве она не близка со своими родителями?

– Насколько это возможно с такими людьми, как они. Их волнуют только деньги и статус. Ее отец занимается политикой, поэтому передозировка была бы ужасным скандалом для его репутации – учитывая, что ее отец надеется баллотироваться в сенат. Это поставит крест на его перспективах.

– А ее мать?

– Ее мать, вероятно, делает чистку лица или что-то в этом роде. Она – тот еще кадр. – Лэндон тяжело вздохнул. – Шей. Скажи честно… почему ты здесь?

– Я уже сказала. Ты не заслуживаешь проходить через это в одиночку. Я знаю, что по какой-то причине ты думаешь иначе, но все же это не так. Никто такого не заслуживает.

Он посмотрел на меня опустошенным взглядом.

– Я скучаю по тебе, – прошептал он. – Я так сильно по тебе скучаю, что каждый новый день причиняет мне ужасную боль.

Мое сердце сжалось.

– Разве это не просто пари, Лэндон?

– Послушай, Цыпа… – пробормотал он. – Думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос.

Мои руки трясло – или, возможно, это была дрожь его ладоней. Кто знает? Тем не менее я продолжала держать его за руки.

– Почему ты оттолкнул меня? – спросила я. – Зачем ты так поступил?

– Потому что мне нельзя приближаться к другим людям, – признался он. – Все, кто оказываются рядом со мной, страдают. Например, Моника.

– В том, что случилось с Моникой, нет твоей вины.

– Конечно, это моя вина. Все случившееся – моя вина.

– Почему?

– Она попросила меня остаться с ней, но я отказался. Я сказал, что никогда ее не выберу. А потом у нее случилась передозировка, потому что меня не было рядом.

– Нет, – строго сказала я. – У нее случилась передозировка, потому что она сделала выбор в пользу наркотиков. Это не твоя вина. Во всем произошедшем нет твоей вины.

Он слегка вздрогнул и опустил голову, уставившись в пол.

– Я не целовал ту девушку.

Слова слетели с его языка так мягко, что я не до конца поняла, произнес ли он их на самом деле. На долю секунды я подумала, что сошла с ума, но больше всего я надеялась, что он действительно это сказал.

Он снова поднял голову, и когда его прозрачно-голубые глаза встретились с моими карими, он одарил меня своей прекрасной, чуть скошенной улыбкой.

– Почему ты солгал?

– Потому что ты заслуживаешь лучшего. Я сделал это, чтобы ты больше меня не любила.

– Что ж, – тихо рассмеялась я, пытаясь сдержать свои эмоции. – Это не сработало.

Он придвинулся ближе и прижался своим лбом к моему. Я закрыла глаза. Мы были так близки, что до его губ оставалось не больше дюйма. Его дыхание щекотало мне щеку, а мое сердце бешено колотилось в груди.

– Цыпа, – пробормотал он.

– Сатана, – ответила я.

– Скажи мне, что ты меня не любишь.

– Я не могу этого сделать.

– Нет, ты можешь. Скажи мне, что ты меня не любишь. Пожалуйста, – умолял он.

Его губы коснулись моих, и по моей коже пробежала дрожь.

– Нет.

– Тогда соври мне, – попросил он.

– Я ненавижу тебя.

Я прошептала эти слова в его губы, и он вдохнул их так, словно они были единственным источником его жизненной силы.

– Я тоже тебя ненавижу, – солгал он мне в ответ.

По моей щеке скатилась слеза.

– Я ненавижу тебя больше всего на свете, – произнесла я.

– Я люблю тебя, – сказал он, нежно целуя меня в губы.

Так нежно, что это показалось мне лишь фантазией. Чем-то, о чем я писала в своих рассказах. Мечтой, которая наконец-то сбылась.

– Я тоже тебя люблю.

– Я люблю тебя больше всего на свете, – поклялся он, и я это почувствовала.

Я чувствовала его любовь всем телом. Своим сердцем, своей душой, своим разумом. Я знала, чего ему стоило это признание. Я знала, что Лэндону было больно. Больно, грустно, тревожно. И все-таки он любил меня. Вероятно, это пугало его до чертиков.

– Что ты здесь делаешь?! – прошипел чей-то голос, на этот раз вопрос предназначался Лэндону.

Он быстро встал и откашлялся.

– Мистер и миссис Коул, здравствуйте. – Он провел рукой по лбу, не поднимая на них глаза. – Я узнал о случившемся и хотел убедиться, что с Моникой все в порядке.

Родители Моники.

Что ж, ожидаемо. Моника была совсем на них не похожа, но это меня не удивляло. Думаю, что несколько пластических операций назад миссис Коул имела с дочерью гораздо больше общего.

– Это не твое дело, – рявкнула миссис Коул. – Скорее всего, все это случилось из-за тебя. Ты всегда тащил нашу дочь на дно и теперь дошел до самой грани. Наша бедная Моника оказалась здесь из-за тебя и твоего дурного влияния.

– Ведь это ты дал ей наркотики, от которых у нее случилась передозировка, верно? Это твоя вина, – прошипел мистер Коул.

Его слова были переполнены ненавистью, что заставило меня презирать его еще больше.

– Что? Нет, это не так! – начала я, но Лэндон остановил меня жестом руки.

Это было несправедливо. Его беспрерывно атаковали за вещи, к которым он не имел никакого отношения. В этой истории он не был злодеем, он был героем. Но они явились сюда с факелами и вилами и набросились на него с криками: «Убить зверя!»

Их ненависть была ошибочной и направленной в неверное русло. В первую очередь им стоило винить себя в том, что они оказались паршивыми родителями.

– Ты должен отсюда уйти, – приказал мистер Коул Лэндону. – Держись подальше от нашей дочери. Если когда-нибудь я снова увижу тебя рядом с ней, я надеру твою задницу так, что ты никогда не сможешь вернуться в этот город. Уходи.

– Что с вами, люди? – плакала я, чувствуя ужасную обиду за Лэндона.

Я не могла представить, что происходит в душе человека, которого осыпают подобными обвинениями. Я хотела вступиться. Я хотела защитить его, отразить каждое дурное слово, сказанное в его адрес.

Но он мне не позволил.

Он отказался впустить меня в эту тьму.

– Все нормально, Шей. Я в порядке. Я уйду, – прошептал он, прежде чем повернуться к родителям Моники.

– Мистер и миссис Коул, я сожалею о том, что вам пришлось через это пройти. Надеюсь, что с вашей дочерью все в порядке. Еще раз прошу прощения… за все.

Его голос дрогнул, прежде чем он развернулся и направился к выходу.

Я бросилась за ним, но мать Моники остановила меня, схватив за руку.

– Оставь его, девочка. Разве ты не поняла, что он приносит только проблемы? Разве ты не видишь, что он натворил?

Я вырвала свою руку из ее хватки.

– Разве вы не видите, что натворили вы, миссис Коул? – я посмотрела на двух взрослых, которые вели себя как глупые дети. – Вы ошибаетесь. Он не монстр, он не испорчен… с ним все в порядке. Он хороший, он добрый, он нежный. Но все вы так увлечены своими выдуманными представлениями о его личности, что не способны увидеть его настоящего.

Я побежала за Лэндоном и, заметив его удаляющуюся спину, тут же его окликнула.

Он медленно повернулся, держа руки в карманах джинсов.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Иду с тобой.

– Нет, Шей. Ты не можешь. Разве ты не слышала? Я тебе не подхожу. Я никому не нужен.

– Прекрати. Не позволяй этому дерьму проникать в твою голову, Лэндон. Они неправы. Они более чем неправы. Не дай их словам отравить твои мысли. Позволь мне пойти с тобой. Позволь мне остаться рядом.

Он вздрогнул и потер затылок.

– Я не могу, Шей. Но ты могла бы кое-что для меня сделать?

– Что именно?

– Останься здесь и дай мне знать, если с Моникой что-то случится. Ее родители, вероятно, тут не задержатся – у них есть дела поважнее. Можешь просто держать меня в курсе, хорошо?

– А как же ты?

– Не беспокойся обо мне, Цыпа. – Он слегка ухмыльнулся. – Со мной всегда все хорошо.

Лжец.

– Лэнд…

– Пожалуйста, Шей. Пожалуйста.

И даже эти слова были ничем по сравнению с той мольбой, которую я видела в его глазах.

– Ей не нужно мое присутствие, – предупредила я.

– Поверь мне, раньше я падал так же низко, как Моника. В такой ситуации самое страшное – оказаться в одиночестве. Однако ты не обязана соглашаться. Если ты этого не хочешь.

– Я сделаю это ради тебя. Я сделаю что угодно ради тебя.

Он улыбнулся – своей настоящей улыбкой.

Я молча обвила Лэндона руками. Я держала его крепче, чем когда-либо раньше, отчаянно нуждаясь в том, чтобы он меня почувствовал. Чтобы я почувствовала его. Почувствовала себя желанной.

– Я люблю тебя, – прошептала я ему в шею, когда он притянул меня ближе.

Мне нравилось то, как мы дополняли друг друга. Словно мы были двумя кусочками головоломки, которые наконец соединились.