Эти Чудовищные Узы

Кристоф. Самый крупный из них двоих. Голубые глаза и руки больше, чем обе мои ноги. Не то чтобы это было особенно впечатляюще, учитывая, что я — палка. Но все же. Кажется, я понимаю, к чему он клонит.

По моей коже ползут мурашки, но я не отворачиваюсь от брата. В нем должно быть что-то человеческое. Хоть капля сострадания.

— Кристоф. Моя сестра будет твоей каждую ночь на этой неделе. Держи свою девочку дома. Она твоя, — он повторяет это слово, и чертов Кристоф не может убрать глупую улыбку со своего лица.

Я качаю головой.

— Ни за что, блядь.

Джеремайя вздыхает, глядя на высокие потолки дома этого мертвеца. Он скрещивает руки.

— Ты не имеешь права говорить — нет, — наконец говорит он, опуская подбородок и удерживая мой взгляд. Напряжение в комнате становится все сильнее. И страх, наконец, начинает зарождаться. Слишком поздно, Сид.

Я качаю головой и делаю шаг назад, но он хватает меня за запястья.

— Вернись туда, — говорит он, кивая в сторону тела. Его хватка сжимает мои запястья так сильно, что, клянусь, я чувствую, как кости трутся друг о друга. — Вернись туда и слижи кровь с его члена, Сид.

Клянусь, даже Николас делает резкий вдох.

— Джейми… — говорю я, качая головой, мои губы дрожат. — Ты не это имеешь в виду. Ты не хочешь, чтобы я это делала, — я умоляю его, потому что гнев исчез. Страх проникает в мои легкие. В мои кости. Мое сердце.

Это мой брат.

Боже, что с нами случилось?

— Я хочу этого, Сид, — он притягивает меня к своей груди, и я кладу свои ладони на его, чтобы сохранить пространство между нашими телами. Он обхватывает руками мою спину, пытаясь прижать меня ближе, но я отталкиваюсь.

Он смеется.

— Сделай это, или твой Кристоф, — говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в висок.

Я дрожу в его объятиях.

— Нет, Джейми, — я узнала о его новом имени только в прошлом году. Когда я узнала и другие вещи о своем брате. Как он присоединился к Несвятым. Как он предал их. Ради меня.

Он поворачивает голову. Я слышу шаги, но ничего не вижу. А потом Джеремайя толкает меня. В объятия Кристофа.

Они обхватывают мое тело, прижимая меня к нему.

Джеремайя даже не вздрагивает. Джеремайя, который никому в нашем доме не позволял даже обнять меня. Джеремайя. Мой родной чертов брат.

Он только наблюдает, как руки Кристофа поднимаются от моей талии, вверх под толстовку, под черную хлопковую рубашку, к моим грудям, обхватывают их и проводят большими пальцами по соскам.

Я никогда не ношу бюстгальтер. У меня нет для этого объема. У меня нет изгибов, о которых можно было бы говорить. Но сейчас Кристоф, кажется, не возражает.

Мои глаза снова ищут что-то человеческое в глазах Джеремайи, когда я чувствую, как Кристоф твердеет позади меня, его член упирается мне в спину.

— Джеремайя… — шепчу я.

— Ты не можешь сказать — нет, — говорит он, пригвоздив меня взглядом. — Когда мы вернемся в дом, ты будешь его на всю ночь.

Но я извиваюсь в хватке Кристофа. Я пытаюсь наступить ему на ногу, так сильно, как только могу в своих боевых ботинках. Он только смеется. Я отбрасываю локоть назад, и он прижимает мои руки к бокам, проводит горячим языком по моей шее.

— Джейми! — кричу я, извиваясь в руках Кристофа. — Убери его от меня!

Мой брат только смеется. Мои волосы свисают мне на глаза, пепельно-каштановые, обрезанные до подбородка, они слишком густые, чтобы видеть из-под них. И я не могу пошевелить руками благодаря Кристофу. Поэтому мне не нужно смотреть, как мой родной брат говорит: — Если она продержится ночь, приведи ее ко мне в офис на рассвете.

А потом он выходит из дома, и через минуту за ним следуют шаги Николаса. Все, кроме Кристофа и меня. Все еще в этом доме.

Я думала, мы вернемся первыми.

Я не могу этого сделать. Я замираю в объятиях Кристофа.

Уже не в первый раз я думаю о Люцифере. Я думаю о том, как он сделал это со мной. Как он поимел меня, отправил сюда.

Он выполз из адских ям в ночь на Хэллоуин и проклял всю мою гребаную жизнь.