Тревожная командировка

На станционном вокзале, мы подошли к таблице и стали изучать расписание поездов. Я по привычке сунулся в карман, сфотографировать расписанием, и с сожалением вспомнил, что телефона нет.

— Так запомнишь, — сказала Шура и пошла в вокзал. Я стоял и запоминал расписание. Лучше бы, конечно, записать всё, но ни бумаги, ни ручки не было. А я вообще-то хорошей памятью не отличался. Я отводил взгляд от расписания, закрывал глаза, снова смотрел на него и снова отводил. Ну все вроде бы запомнил.

Из дверей выглянула Шура и поманила рукой. Я вошел в вокзал и отметил, как здесь прохладно. Шура стояла перед схемой движения поездов и шевелила губами. Ну что, у всех свои методы запоминания.

Я тоже постоял перед картой-схемой, и мы вышли. На перроне стояла бабуся. У ног стояла матерчатая сумка. Бабушка подозрительно смотрела на нас. И Шура поспешила поздороваться с ней. Бабуся поздоровалась в ответ и сузила глаза. Ну прямо чекистка бывшая.

— И кто вы такие? — у бабуси неожиданно оказался скрипучий голос.

Шура преобразилась. У нее даже голос изменился. Она стала говорить, что нам надо уехать, что мы приехали утром, и вот вечером должны уехать. Бабуся подозрительно смотрела на нас и молчала. Потом она кивнула, словно разрешая нам находиться здесь, и отвернулась от нас. К ней шла женщина лет сорока. Мы также поздоровались с женщиной, и перейдя пути, пошли в магазины.

В магазинах я не мог, конечно, конкурировать с Шурой. Она купила в хозяйственном магазине рюкзак, вручила его мне, и стала нагружать в него вещи. Она взяла свечи, спички, нитки, иголки. В следующем магазине мы затоваривались продуктами. Правда продавщица сделала большие глаза, когда мы купили полукопченую колбасу.

Что-то странное было в магазинах. Я не сразу понял, сначала обратил внимание, что не было касс. Продавщица считала на счетах. Да и весы были допотопные. Потом я увидел странный ассортимент товаров, ну и конечно цены. А уж когда Шура достала деньги и стала считать их, я немного вспотел. Я понял, что дело нечисто.

Нагруженный рюкзаком я вышел из магазина и дожидался Шуру. Около магазина валялся обрывок газеты. Я поднял его, и глаза мои полезли на лоб. Дата выпуска газеты была тысяча девятьсот восемьдесят первый год. Я всё равно отгонял страшную мысль. Мне не хотелось убеждаться. Но… из магазина вышла Шура, и я сразу всё понял.

— Да не парься ты! Да! Мы в прошлом. — она наклонилась ко мне и зашептала, — не бойся. Все нормально. По пути расскажу.

Путь до леса занял не знаю сколько минут. Я не замечал ничего вокруг. Ни жителей, ни домов. Я всё думал, — и что это? И зачем это? Как я подписался на это?

Только на окраине мы остановились. Шура скомандовала привал, мы сели на ствол поваленной осины.

— Ну! Что ты хочешь меня спросить? — впервые Шура улыбалась.

— Где мы? Вернее, это какой год на самом деле? — я все еще не верил во все это.

— Да. Мы в тысяча девятьсот восемьдесят первом году. Что будем делать дальше расскажу в избушке. А пока переваривай, — Шура навалилась спиной на березку и задремала.

Всю дорогу я переваривал эту новость. И конечно не верил. Я смотрел много фильмов про путешествия во времени, но одно дело смотреть, другое — самому в этом участвовать.

Мне все казалось, что вот придем в избушку, сядем пить чай все вместе, Шура хитро улыбнется и скажет, — ну что ребята, я сегодня разыграла Серого. Он ведь поверил, что нас послали в прошлое.

Все засмеются, и я в том числе, немного правда обидно будет. Но что делать.

Шура всю дорогу молчала. Я же опять задумался — а если это правда? Тогда что? И если мы здесь останемся навсегда? Мы же практически не знаем эту жизнь. Ну только по рассказам родителей. Ну и на курсах… на курсах… Точно! На курсах нам усиленно давали описание жизни в восьмидесятые годы. Нам говорили, что это важно для понимания современной обстановки.

Нам на курсах давали цены на товары, на продукты. Показывали вещи, которыми тогда пользовались. Рассказывали о моде, что была в те времена. Мы даже слушали песни, которые тогда пели. И даже танцевали, как в те годы.

Но ведь никто не мог бы и предположить, что нас могут забросить в прошлое. Да и тогда казалось, это совершенно невозможным.

Но вот она действительность. Вот она здесь и сейчас. И хочешь не хочешь принимай ее. Самое печальное, это то, что ничего с этим сделать не можешь.