Место в будущем

Мне не престало отвечать ему на такую грубость, а потому я лишь отвернулся к иллюминатору и посмотрел в белизну снегов, изредка разбавленных чернеющими звездами камней.

Через пару минут экраноплан начало немного потрясывать, а на земле виднелись рукотворные скалы — что-то из стекла, что-то — из металла, местами — из стальмода и бетона. Не успел я и вглядеться в какую-нибудь черную «Альфу-Центавру», как изображение начало плыть — мы меняли курс, происходил крен экраноплана, открывая перед окном ворота ангара порта станции. Этот порт-исполин был настолько огромен, что по сближению я не видел ничего, кроме него самого, распустившего свои заметенные щупальца-трубопроводы на километры в стороны.

Сама Антарктида, с ветров которой мы уходили в это убежище, поразила меня еще больше именно сейчас. Снаружи порта были видны потоки ветров, вихри циклонов или антициклонов, беспорядочно двигающиеся по всей планете. А ведь такая непогода была сопоставима с размерами всего материка. Я невольно сравнил свой дом с таким чудом.

Сколько же везения, совпадения совершенно случайных и несвязанных обстоятельств решили нашу человеческую судьбу. Да и какое же чудо есть Антарктида — почти безжизненная пустыня, — когда есть остальная Земля, обретшая развитую биосферу, уникальное многообразие… Что уж говорить про космос?

Мы все выиграли в лотерею с, казалось бы, нечеловеческими шансами победить. Все человечество родилось в рубашке и по-прежнему живет, полагаясь на удачу во всех вопросах: от войны до катаклизмов на Солнце. Может, потому что у нас нет выбора. Может, потому что за нас этот выбор сделал кто-то другой. Может, мы сами сделали его когда-то давным-давно, построив себя такими, какие мы есть.

Мой попутчик продолжал читать что-то в своей дополненной реальности, когда я посмотрел на него. Удивительно, что он даже не обратил внимание на то, что душу мою захватило в самые настоящие тиски и не отпускало до тех пор, пока я не рассмотрел каждый сантиметр видимого мною пространства. А может, я просто не заметил, как он смотрел? Так или иначе, его положение почти не изменилось.

Я вновь повернулся к Антарктиде и заметил, что начала прогружаться моя дополненная реальность, сигнализируя об изменении обстановки. Буквально через минуту после моей отметки раздался голос по громкоговорителю: «Уважаемые пассажиры, мы пребываем в док Энцелад-2. Просим Вас незамедлительно пристегнуть ремни. Спасибо.» — сам пилот своим утомленным басом объявил начало сборов, что повлекло за собой шум и суету вокруг, кроме наших двух сидений. Конечно, салон был полупустой, но и те, кто там был, создавали достаточный фон, чтобы голова начала раскалываться, особенно после перемен давлений, скоростей и долгого времени без нормального отдыха.

Спустя пару мгновений к сильному шуму добавились хлопки в ладоши и бряцанье чемоданами, и я вместе с этой какофонией поднялся на ноги, взяв багаж с верхней полки. После этого, стараясь не трогать моего «соседа», я попытался вылезти — тот даже не шевельнулся и не посмотрел! «Что за пренебрежение!?» — подумал я и вытолкнул свое тело вперед, откинув его ноги в сторону. В ответ мне было послано недовольное, раздраженное и ужасно приятное для меня цоканье. До ушей дошел сладкий звук отряхивающих штаны хлопков. Получил по заслугам — вот и все.

Мне удалось протиснуться среди толпы вперед, ближе к дверям, но, как назло, на двери шаттла даже не было окна. Я не мог посмотреть, куда сейчас сделаю шаг. Входной шлюз откинулся вниз, открыв мне путь вперед в… Тускло освещенный тоннель. Этот посадочный рукав освещался какими-то белыми лампами, которые не могли, я бы сказал, дать освещение для чтения книги, давая лишь возможность не запнуться о ступеньки и неровности пола. Я буквально вылетел из экраноплана и спустя несколько секунд уперся в дверь на противоположном конце коридора.

Дверь позади закрылась, тусклые лампы мигнули три раза. Приятный женский будто бы синтезированный голос четко и ясно сказал: «Внутреннее давление уравнивается с атмосферным.» — сразу же за этим раздался хлопок и тяжелый звук, напоминающий разгон электродвигателя. И наконец… Дверь впереди меня отворилась, показав вид на немного потрепанный ангар, вдали которого на латинице белым по темно-синим стенам было написано «E-2». Ступив вперед на металлическую плиту, подложенную явно наскоро, я осмотрелся вокруг. Тут же меня обогнали, бестактно и вероломно толкнув в плечо. Впрочем, я должен быть благодарен, ведь это разбудило меня и наставило двигаться дальше. Еще пара шагов в сторону — я и мой чемодан одиноко стояли у рукава и не могли опомниться. Единственное, что я тогда чувствовал — это холод. Здесь было ужасно холодно, хоть и одет я был нормально: на мне был старенький костюм, который я носил еще будучи студентом, легкие брюки, купленные специально на собеседование и шляпа, чтобы «быть как сэр».

Я уже стучал зубы, дрожь начинала надоедать, но на ум не приходило ничего, кроме как продолжать стоять как истукан и рассматривать окружение: это же надо подумать — такой большой ангар для небольшой станции. Сам ангар был странной формы: выход оттуда был выше по уровню, чем «накопитель-площадка», к которой вело множество рукавов, выходящих из стены на разных уровнях. Рукава эти иногда были заменены дверьми, очевидно, в ту часть ангара, что находилась «снаружи». Чувствовал себя у огромного контроллера, по пинам которого случайным образом были раскинуты провода.

Именно у выхода были все ящики, инструменты, множественные резервуары с топливом и подобные вещи, лежавшие почти беспорядочно по всей площади приподнятой платформы, множество механиков, одетых в синюю униформу шныряли туда-сюда. Некоторые из них проходили мимо меня, идя в мой же шаттл по рукаву. Кто-то — в специальной одежде выходил наружу.

Потолок был самым удивительным для меня: над «платформой» у выхода был прямой обычный потолок с очень яркими лампами, излучающими «устаревший» яркий желтый. Там же и другие лампы, судя по окрасу, излучающие синий и красный. Надо было также отметить, что все провода, по-видимому, были пущены сверху, потому как они каким-то безумным беспорядком были сплетены там, высоко, а затем приходили по боковым стенам в специальные ящики, на которых было несколько табличек с пояснениями и огромный желтый знак опять же на латинице «DONT PUSH!». Начиная с посадочной — нижней платформы-накопителя, потолок начинал спускаться вниз, пока не достигал «стены с разъемами». Здесь были усиленные очень основательные опоры, а между ними располагалось все остальное. Все это было окрашено в синие цвета, как и одежда механиков, а потому создавалось впечатление, будто бы здесь было темно — как бы не так.

В отличие от увиденного мною ранее на крупных портах, здесь был относительный беспорядок. Нужная мне дверь светилась неоном, будто это лифт в человеческий рай. Двери куда-то туда, в неизвестное, но так желанное, куда отправляются только те люди, что прошли проверку на профпригодность, уверенность и… безрассудность в какой-то степени.

По мере приближения к выходу из ангара на станцию, количество людей увеличивалось, к механикам и техническим работникам, прочим пассажирам, добавились офицеры Гражданской Обороны, дополняющие стандартную охрану станции.

Это почему-то быстро остужало мою голову и возвращало на Землю. Все-таки, я в человеческом обществе. Здесь… всякое бывает. Признаться, я не считал, что общество и на «Старой Земле»3 уже давно отбросило многие насущные проблемы, как об этом твердили президенты корпораций на очередных выступлениях перед инвесторами. Да и не то, чтобы я считал окружающее общество действительно лишенным проблем или же наоборот кошмарным, наполненным ржавчиной из бесчисленных противоречий — нет. «Старая Земля»10 всегда в моей жизни считалась оплотом спокойствия. В родном городе я ни разу не видел наркомана, проститутку или нищего. Проблемы начались в более высоком уровне потребностей и устройстве жизни. Все это походило на наркоманию, но более опрятную и скрытую. В давние времена наркоман мог валяться в переулке с иглой в вене, закатив глаза от наслаждения, полученного после длительной ломки. Сейчас наркоманом можно назвать человека, который попробовал вещества, но пристрастился к ним не из-за физической зависимости, а из-за психологической. И такой наркоман уже сидит у себя дома, риск заразиться заразой у него на минимуме, да и пагубное воздействие веществ сошло на нет благодаря современной медицине. Все проблемы нашего времени не от покоренной природы человека, а от его собственной психологической постройки. Если люди когда-нибудь предстанут перед судом, то их признают невменяемыми.

Дрожь пробудила меня, и я сдвинулся с места, прихватив свой чемодан. Буквально проталкиваясь между людьми, валандающимися без дела в ангаре, я наконец-то подошел к цели, которая тотчас открылась передо мной: момент этот был столь медленным в моем восприятии, что я успел уже десять раз представить то, что увижу за ними.

А ожидания мои были жестко обмануты: здесь была регистрация с огромной очередью перед ней и десятки неприкаянных душ. Что характерно, попасть внутрь ангара мог почти кто угодно, но оттуда — только через контролируемую силовиками дверь. Впрочем, здесь, должно быть, столпотворение только тогда, когда прибывают корабли.

Очередь двигалась довольно медленно, так, что я успел не то, что задубеть в этом ужасном холоде: мое тело уже клонило ко сну, руки отнимались, а ноги буквально подкашивались — благо мы все стояли вдоль низкой стены, на которую можно было облокотиться — так все и делали. Довольно странное помещение: охранники, находившиеся тут постоянно, стояли в боевых шлемах по углам, а проверяли наши документы с помощью компьютера, который на удивление медленно работал. Еще и освещение здесь было менее яркое, чем в ангаре — лампы дневного света будто начинали портиться, люди стояли хоть и не в полумраке, но в недостаточном освещении.

Через полчаса подошла моя очередь: показанные мной документы долго забивались в базу, а у меня начинали закрываться глаза. Практически «на автомате» я прошел в следующую комнату, представлявшую из себя что-то наподобие вокзала или метро, где вместо путей была огромная труба, судя по всему, для вакуумных поездов9. Спасибо огромной желтой стрелке на полу, я сориентировался и принялся ждать поезда, который прибыл практически сразу. Я был чуть ли не последним в очереди: радовало, что работники станции хотя бы имеют базовые знания о логистике.

Двери распахнулись, толпа зашла в поезд, где вместо общего пространства были специальные капсулы, на которых красным на нескольких языках было написано: «Во избежание летального исхода от переохлаждения категорически запрещается выходить за пределы вашей ячейки, пока поезд пребывает в пути». Это логично, учитывая, что нормальное отопление порта они реализовать не смогли, куда уж до поезда, который «плывет» в трубке с вакуумом, где температура близка к абсолютному минимуму (не говоря об Антарктиде в целом).

Я нашел свою ячейку, сел в кресло и закрыл дверь, не дожидаясь команды от управляющего поездом. Мне так хотелось спать, что я отключился в самом начале пути, пока мы, наверное, не вышли за пределы порта. В любом случае, я бы не узнал, вышли ли мы за его пределы, ведь здесь нет ни интерактивной карты, ни окон — ничего. Голые стены из какого-то материала, сохраняющего тепло, и весьма удобное кресло, в котором так удобно отойти в царство Морфея…