10000 лет во льдах

– Хотя, – ответил я после минутного размышления, – мне любопытно узнать все, что можно знать о физическом строении нашего спутника, чья огромная близость, занимая положение более чем в сто раз ближе, чем любое другое небесное тело, может когда-либо достичь, делает ее желанным объектом для астрономических исследований, но я доволен вашим заверением, что на нашей Луне абсолютно отсутствуют все формы жизни, животные или растительные; что она, по сути, разрушенный мир, и как таковой может вызвать только научный интерес, такие, которые можно было бы применить к редкому геологическому образцу или к некоторым примитивным слоям горных пород. Я полагаю, что из тщательного изучения поверхности нашего спутника нельзя извлечь ничего о каком-либо важном физическом моменте.

– Все, – ответил майор, – полностью зависит от того, как вы на это смотрите. Осмотр ее засушливых пустошей, ее бескрайних земель, ее гигантских кратеров может дать решение неприятной проблемы, обладала ли Луна когда-либо большими водоемами или атмосферой, и если да, то куда они исчезли. В настоящее время там нет атмосферы, подобной нашей, то есть атмосферы, состоящей из элементов азота и кислорода. Вода там есть, но вся она подземная, давным-давно втянута и засосана в центральные пещеры, оставшиеся пустыми из-за охлаждения внутренней части сферы. Я просто жду, пока достану увеличительное устройство, о котором я вам говорил, чтобы провести тщательное исследование этого подземного моря через огромное отверстие в большом кратере Тихо. Тогда я не отчаиваюсь обнаружить некоторые ужасные формы амфибийной животной жизни, по сравнению с которыми осьминог, рыба-дьявол и краб-паук будут казаться нежными и симметричными. Некоторые смутные намеки на существование таких страшных монстров у меня уже есть, но, возможно, в целом будет лучше отложить рассмотрение и обратить наше внимание на комету, которая исчезнет в космосе до того, как я вернусь с моря, принимая во внимание, что нет никакого страха перед подобной трагедией с Луной.

Я с радостью согласился на это предложение, и мы вместе направили прибор на комету, которая уже достигла высоты в несколько градусов на востоке. Вывести на экран такое большое тело было делом несложным, и вскоре я наблюдал за частью хвоста, сквозь который просвечивали несколько неподвижных звезд большой яркости. Сначала мне было трудно сфокусировать в бинокле то, что казалось чрезвычайно размытой и туманной массой. Вещество хвоста с той мощностью, которую я использовал, казалось, не поддавалось анализу или разложению на составляющие его элементы.

– Мы должны помнить, – сказал майор, когда я передал ему проблему, – что комета в настоящее время находится более чем в ста миллионах миль от нас, и поэтому ее не видно при таких благоприятных условиях, как те, при которых мы наблюдали Марс или Венеру. Я не уверен, что смогу проанализировать с нашей нынешней мощью мельчайшие частицы, из которых, несомненно, состоит хвост.

Однако я упорствовал, и в конце концов мне показалось, что я различаю скопления бесчисленных мириадов шариков, движущихся между собой в постоянно меняющихся круговоротах и с различимой скоростью. По мере того, как сцена проходила по экрану, не оставалось никаких сомнений в этом факте. Глобулы становились все более яркими, их становилось все больше; их эволюционное движение, хотя и оставалось на удивление быстрым, было не таким подвижным, как вначале, и я был уверен, что мой взгляд приближается к ядру.

Я не был разочарован, когда внезапно на сцену обрушилось море огня. Интенсивный белый свет, почти ослепляющий своей яркостью, заполнял поле, казалось бы, исходящий от расплавленной или парообразной массы невообразимо высокой температуры. Моим глазам было больно от этого зрелища, и я был вынужден отвести их, однако сначала заметил, что этот океан огня и света сотрясался внутри себя какой-то яростной и могущественной силой, которую я не мог понять. Я снова направил взгляд на хвост, но обнаружил, что чрезвычайная яркость ядра ослепила мое зрение до бессилия. Я машинально встал и вышел.

– Ну, – медленно сказал майор, когда я подробно описал то, что я видел, – я не могу отделаться от мысли, что ядро кометы состоит из электрических веществ противоположной полярности, огромная скорость которых вблизи Солнца в перигелии вызывает такое мощное действие, что они раскаляются в высшей степени. Те частицы или шарики, которые, как вы заметили, образуют хвост, отбрасываются или отталкиваются от одного из полюсов – в случае некоторых наблюдаемых комет от двух или более полюсов, в зависимости от полярности веществ, составляющих ядро. Это электрическое отталкивание объясняет потрясающую и непостижимую скорость, с которой движется конец хвоста кометы, огибая Солнце, скорость, в некоторых случаях, безусловно, достигающую многих сотен миллионов миль в час. В качестве общего динамического сравнения с этим моментом в нашем повседневном опыте я могу привести отталкивание стальных опилок от конца магнита или даже такого легкого предмета, как пробковый шар; так что на самом деле ни малая масса, ни гравитация, ни плотность тела не обязательно представляют собой препятствие такому электрическому воздействию, которое я описал. Я думаю, что мы, наконец, вышли на след законов, которые регулируют эти кометные тела, но я изучу этот вопрос более подробно с помощью моей высшей мощности. Сейчас мы больше ничего не можем сделать, – продолжал он, глядя на восток. – Давайте войдем в дом.

Мы покинули крышу.

– Приходите снова, – сказал майор, когда я прощался, – когда я вернусь с моря, что будет примерно через месяц, и мы продолжим наши исследования, если вы этого пожелаете.

1881 год