Вновь

26

Настя подметила главное — надо перевести дыхание, все осмыслить и ждать отмашки от Андрея, которому она уже отправила сообщение о смерти Пети, оставив еще и уточнение о срочной необходимости встретиться лично. Ожидаемо, скорого ответа так и не последовало, причины могут быть слишком разные. Вот и было решено просто ждать.

Томас вновь вел себя тихо и задумчиво, поглядывая поочередно на каждого, строя этакую схему причин и следствий. К несчастью, понять свое отношение к Осколку и тому, чем все это может обернуться, он так и не смог, хоть и солидарен с решениями Насти. Также с ними солидарен и Оскар, который посвятил это время смене бинтов у себя и у Насти, заботясь о ней с тем вниманием и нежностью, с которой никогда не относился ранее к представительницам прекрасного пола. Здесь и сейчас, защищая ее не только как женщину, но и как лидера, Оскар внезапно осознавал страх перед окончанием этого дня. Когда все разрешится, будут ли они вместе? Сейчас они скреплены кошмаром, но разве есть у них нечто общее вне беготни и выживания? Чуть ли не юношеский страх пробрал его до дрожи перед неизвестным будущим, в котором шанс остаться одному слишком велик. И это отдельно его задевает из-за того, что за долгое время он не чувствует стыда перед отцом и матерью.

Бэккер все это время сидел у той же стены, где поведал предшествующий смерти Пети рассказ, и продолжал смотреть все это время на тело. Настя и вовсе связала его заботу об останках Пети наличием незаметной дружбы: все же если бы не он, то Бэккер вряд ли бы смог закончить эту пугающую своим существованием петлю. Видимо, простую благодарность он ему так и не выразил. При этом сама она почему-то толком ничего не чувствовала, словно никто и не погиб. Возможно ей, как и остальным, приходится пересматривать свои ориентиры под доказательством существования феномена путешествий во времени, что сказывается на усмирении привычной эмпатии. Как минимум за данный вывод она и цепляется, ведь иначе… да, Настя и сама еще не поняла, каким в итоге человеком сделал ее этот день.

Тишину нарушил Юст. Все это время он копался в компьютере Пети за его столом, лишь изредка что-то бубня себе под нос, всем видом говоря, как мало на него повлияли открытия последних часов. Он позвал всех и развернул изображение прямой трансляции на соседний монитор, что был на правой стене. Новостная полоса пустовала.

Изображение сменилось с однотонного полотна на съемку внутри государственного блока. Камера транслировала вполне спокойных, пусть и потрепанных, граждан Монолита за работой по трудоемкому перемещению уже третьего нейтрализованного робота в зал к остальным двум. Вроде явных повреждений замечено не было, что лишь добавляло интриги в причину их бездействия. Вполне мирная картинка на самом деле пугала безмятежностью происходящих процессов и давила скудным звуковым содержанием: ходьба, скрежет железа по полу, редкий кашель да непонятные стоны. Без предупреждения в кадр вошла женщина и зафиксировалась на крупном плане лица. Люди вокруг остановились и молча встали позади, также смотря строго в камеру, чуть ли не выступая как минимум приспешниками, а как максимум — армией. Но на них уже мало кто обращал внимание, ведь эта женщина обладала сложным в определении шармом. Взрослая, на первый взгляд ближе к сорока годам, с редкими морщинами вокруг пронзительных светло-голубых глаз на непохожем на чье-либо другое красивом лице.

Между появлением и первыми словами прошло полминуты, создав за счет этой паузы сильнейший трепет пред грядущим. Ибо предстала перед всеми и каждым та женщина, чей взгляд затягивает в свои сети неопределенности между красивой мягкостью и бесчеловечной жестокостью. С таким человеком хочется быть, но стоит пойти наперекор — встретишь бескомпромиссное сопротивление. Чарующая тайна и непоколебимая власть кроются в каждой мышце лица и движении, позволяя себе любую смелость по пугающей причине абсолютного бесстрашия. При этом проскакивала почти неуловимая, тем и притягательная искренность и доброта. А неимоверный опыт и мудрость светились в ней ярким огнем не меньше, чем то, что называется «смотреть в саму суть человека».

— Здравствуйте. Мое имя Любовь. — Немного низкий, но все же нежный голос проникал в самую глубь, добавляя дополнительного таинства этому, будто и вовсе из другого мира, созданию. Она не спешила, каждое слово и буква имели свое место, раскрывая ее созидательную сторону. — Совершенно не важно, откуда я пришла, достаточно лишь знать, что издалека. Мое место среди этих людей необходимо. Город стал центром столкновения науки и веры, возведя войну на пьедестал лживой важности. Наставление учило другому, наука учила другому. Сбиться с пути случается лишь из-за потемков. Но куда приведет вас этот конфликт, если нельзя быть услышанным и нельзя услышать? Наставление строится на созидании посредством единения. Наука поощряет любопытство в познании за счет адаптации, но все это черпает силы из не имеющего аналога потенциала. Сокрытое внутри каждого и есть истинный инструмент взаимосвязи с миром. И я пришла напомнить об этом.

Несмотря на то, как хорошо читалось навязывание воли, здоровая учтивость присутствовала в ее словах и манере поведения, что благотворно влияло на внушение.

— Мертвая армия разоружена. Война металла и плоти окончена. Желание пролить кровь возымеет обратный эффект незамедлительно. Среди этих людей нет более нарушений Наставления. Как выбранный лидер живых, призываю лидера армии мертвых проявить себя и свой голос. «Слово свидетеля нуждается в слушателе столь же, сколь слушатель заслуживает наставления на будущее не в ущерб настоящему».

Настя видела в лицах вокруг себя почти одинаковое удивление да гипнотическое увлечение. Но вот уже когда она посмотрела на Бэккера, который все это время был позади, она испытала нешуточный страх. Глаза его испускали тьму из самих глубин враждебности, позволяя властвовать самой личной ненависти, дабы совладать с необъятной в своей сущности угрозой. Бэккер предстал человеком не из этого мира, с неописуемо тяжелым взглядом и мрачным лицом он, не моргая, все смотрел и смотрел на монитор, пока Настя не подошла к нему и аккуратно не спросила:

— Что ты про нее знаешь?

Вопрос этот вкупе с напряженным, словно стальные тросы, Бэккером привлек внимание остальных. Ведь он действительно был кладезем знаний наперегонки с влиянием, так что тут все искренне ждали откровения. Ответ испугал их не столько емким содержанием, сколь угнетенным состоянием Бэккера от простого факта:

— Ничего.