10000 лет во льдах

Дорогая Эмма:

Вы нарушили данное мне слово, и отныне наши отношения должны прекратиться. Я оставил в банке распоряжение больше не обслуживать ваши тратты. Вы прекрасно знаете причину этого. Это окончательно. Если Вы будете беспокоить меня и дальше, Вы пожалеете об этом.

Л. Латрейль."

"Итак," – сказал адвокат, обращаясь к записке, когда мы сидели в его кабинете за день до суда, – "я подумал, что в этом что-то есть, и решил выяснить, кто такая эта "Эмма". Я пошел в банк, где мистер Латрейль держал свой счет, и рассказал об этом служащим. Я выяснил, что в течение нескольких лет банк принимал ежемесячные тратты на имя мистера Латрейля от женщины, подписавшейся именем "Эмма Стэнли". Эти тратты были отправлены на инкассо в один из нью-йоркских банков за день или два до смерти мистера Латрейля, после чего этот джентльмен дал банку инструкции больше их не принимать. Однако я убедил банк позволить мне получить один или два векселя с подписью этой дамы. Никогда не знаешь, что может обнаружиться."

– На следующий день начался суд, Хью не признал себя виновным. Доказательства были во всех основных пунктах те же, что и на дознании коронера. Уэллс, мастер по пошиву рубашек, поклялся, что один из голосов, который он слышал в мастерской в день убийства, принадлежал заключенному. Показания художника, Холлиса и миссис Морган относительно обнаружения тела, а также показания лифтера и уборщика относительно людей, находившихся в это время поблизости, были повторены, не показав ничего нового.

"Миссис Морган, пожалуйста, дайте показания снова", – сказал адвокат Хью, когда все показания были собраны.

– Леди подчинилась.

"Вы говорите, что у вас были деловые отношения с покойным мистером Латрейлем? Могу я узнать характер этих отношений?"

"Конечно," – ответила дама, – "мистер Латрейль ежемесячно выплачивал мне определенную сумму за имущество, которое я передала ему несколько лет назад".

"Как вы получали эти ежемесячные суммы?" – спросил адвокат.

"Я получала деньги в банке господина Латрейля", – ответила дама.

"Как вы подписали тратту?"

"Эмма Стэнли", – ответила дама после секундного колебания. – "Стэнли – моя фамилия в то время, когда я отчуждала собственность мистеру Латрейлю".

"Это понятно", – сказал адвокат; затем, наклонившись, он прошептал мне на ухо.

"Что можно сделать? Ее ответы совершенно прямые, нет никаких попыток скрыть, и все же я не могу отделаться от мысли, что где-то здесь есть тайна".

– Затем с обычными речами выступили адвокаты обеих сторон, и в конце концов выступил прокурор. Проанализировав улики, он сказал, что, хотя они были полностью косвенными, они носили вполне определенный характер. Убийство должно было быть совершено между четвертью двенадцатого, когда мистер Уэллс, мастер по пошиву рубашек, вышел из своей комнаты, и половиной двенадцатого, когда было найдено тело. Уборщик, который находился на месте, не видел, чтобы в это время в студию входил или выходил кто-либо другой, кроме заключенного. Кто, кроме заключенного, имел мотив для этого поступка? И каков был мотив заключенного? Месть за мнимую обиду, нанесенную ему его дядей, помешавшим его желаниям. Поступок, очевидно, был совершен в порыве слепой страсти. Кинжал в этот момент лежал на столе под рукой и стал орудием в руках убийцы. Затем попытка скрыть доказательства вины, спрятав орудие убийства в студии, поспешный выход из здания и поимка в тот момент, когда заключенный собирался бежать из города, возможно, заграницу – все это звенья в цепи доказательств, склоняющие к тому, чтобы все теснее связать преступление с заключенным на скамье подсудимых. В заключение он призвал присяжных руководствоваться совокупным весом доказательств.

– Затем судья приступил к оглашению обвинения, которое, как я мог видеть с самого начала, было неблагоприятным для заключенного. Он как раз начал свою речь, когда посыльный передал адвокату Хью письмо. Когда он читал его, я видел, как покраснели его щеки и расширились глаза. Внезапно он вскочил на ноги.

"Если ваша честь позволит," – сказал он, – "я только что получил известие о том, что будут представлены некоторые важные и совершенно неожиданные доказательства, которые позволят абсолютно по-новому взглянуть на ход этого дела. Я прошу вашу честь приостановить разбирательство до тех пор, пока не будет представлен новый свидетель. В этом письме говорится, что его можно ожидать в любой момент".

– Судья нахмурился, а адвокаты обвинения изобразили удивление.

"Кто этот свидетель?" – спросил судья. – "И почему он не явился раньше?"

"Мистер Реймонд, если угодно вашей чести," – ответил наш адвокат, – "арендатор другой комнаты рядом с мастерской мистера Холлиса. Он был за границей в течение нескольких месяцев и вернулся только вчера вечером. Он уехал в день убийства".

"Но было доказано," – сказал судья, – "что мистер Реймонд уехал из этого города на двенадцатичасовом поезде в Нью-Йорк. Об этом свидетельствовали несколько железнодорожных служащих в депо, а также уборщик, которому он отдал ключи от своего офиса. Как он может обладать какими-либо прямыми доказательствами, имеющими ценность в данном деле?".

"Тем не менее, я надеюсь, что ваша честь послушает то, что он скажет… А вот и он", – весело сказал наш адвокат, когда мистер Реймонд вошел, неся в руках продолговатый деревянный ящик, и направился к свидетельскому месту.

"Мистер Реймонд, пожалуйста, займите место," – сказал наш адвокат, – "теперь расскажите нам, что вы знаете об этом деле".

"Господа," – сказал мистер Реймонд, – "я только вчера вечером вернулся из Европы, и, посетив сегодня утром свою мастерскую, которая примыкает к студии мистера Холлиса, я нашел все практически в том же виде, в каком оставил. Я, как вы, вероятно, знаете, создатель моделей и изобретатель, и во время моего отъезда я занимался некоторыми экспериментами связанными с фонографом. Я нашел прибор на том же месте, где оставил его около шести месяцев назад, то есть на столе прямо напротив двери, отделяющей меня от студии мистера Холлиса. Приемный конус был на месте, и просто для того, чтобы убедиться, что все в рабочем состоянии, я привел в движение часовой механизм, который управляет им – я должен сказать, что экспериментирую на новом собственном восковом цилиндре с часовым механизмом. Примерно через минуту после этого я с удивлением услышал звук голосов, исходящих из конуса. Тут я вспомнил, что в спешке отъезда забыл выключить привод механизма, и что, следовательно, слова, которые я слушал, должны были быть произнесены в пределах слышимости фонографа после моего отъезда. Я, конечно, слышал о трагедии, разыгравшейся в студии мистера Холлиса в день моего отъезда, но прошло около минуты, прежде чем я начал связывать звуки, издаваемые аппаратом, с этим событием. Вскоре, однако, я убедился, что это действительно так. Я слушал все, что говорил фонограф, а когда он закончил, я повернул аппарат обратно и прослушал все заново, чтобы убедиться в этом. Я принес прибор с собой, чтобы он мог говорить сам за себя. Фонограф – это Джордж Вашингтон науки – он не может сказать ложь".

– Затем мистер Реймонд открыл коробку и достал прибор, но адвокаты уже через мгновение были на ногах, настаивая на недопустимости этого доказательства. Такое чудовищное и неслыханное новшество, по их словам, никогда ранее не предлагалось. Однако судья оказался человеком не только здравомыслящим, но и ученым, и постановил, что показания фонографа должны быть заслушаны присяжными без ущерба для дела. Если присяжные сочтут, что то, что они услышали через этот безошибочный звукозаписывающий аппарат, имеет реальное значение для дела, и если тому есть неопровержимые доказательства, то пусть они придадут этому вес, на который имеют право. Если нет, то дело будет рассматриваться на основании уже имеющихся доказательств.

– Прибор был установлен на столе перед ложей присяжных, и мистер Реймонд привел его в движение. Металлический конус, который собирает и издает звук в зависимости от того, для чего используется прибор – для записи или воспроизведения, был установлен на место, и судья, адвокат и присяжные приблизились, чтобы услышать, что будет происходить. Мистер Холлис, миссис Морган, другие свидетели и я собрались вокруг из интереса и любопытства. Это была странная сцена в суде. Вскоре из конуса раздался несколько приглушенный голос, как если бы его услышали через дверь, но достаточно отчетливый, чтобы можно было различить каждое слово.

"Ну, дядя, как поживаешь сегодня утром?" – сказал голос, который мы в зале суда сразу же определили как голос Хью Латрейля, заключенного.

"Вы снова здесь, я вижу", – ответил грубый голос, и я услышал, как один присяжный шепнул другому: "Это говорит старина Латрейль, ей-богу!".

"Хорошо, сэр, идите своей дорогой", – продолжал тот же голос. – "Я умываю руки от вас и вашего дела отныне и навсегда".

"А я, сэр," – сказал голос Хью, – "заявляю, что не потерплю, чтобы мне диктовали больше ни вы, ни кто-либо другой. Это просто невыносимо, и я этого не вынесу".

"Ты никогда не должен ждать от меня ни одного доллара," – сказал другой голос, – "ни сейчас, ни в будущем. Ты не тронешь ни цента из моей собственности".

"Деньги – не единственная вещь в жизни," – продолжал инструмент голосом Хью, – "вы можете пожалеть о своем поступке, когда будет уже слишком поздно".

– Затем наступила пауза, длившаяся около минуты, во время которой восковой цилиндр с записью продолжал вращаться, но не издавал никаких звуков. Присяжные и другие слушатели были заметно поражены сходством того, что они только что услышали, с показаниями Уэллса, производителя рубашек, а также точным воспроизведением голосов Хью и его дяди, со всеми их особенностями акцента и тона. Большинство из них никогда раньше не видели фонографа, даже не слышали о нем, и смотрели с чувством, сродни благоговению.

"Прощай, дядя," – внезапно раздался из аппарата голос Хью, – "ты меня больше не увидишь в течение некоторого времени".

– Затем последовал шум, похожий на хлопанье двери, так как фонограф воспроизводит любой звук, простой или составной, издаваемый на расстоянии слышимости от его приемного раструба.

– Затем последовала еще одна пауза примерно на пару минут, во время которой мистер Реймонд объяснил присяжным, что этот прибор также является безошибочным регистратором времени.

"Что! Ты здесь, Эмма!", – внезапно раздалось из конуса. Это был голос старого Латрейля, говорившего испуганным и взволнованном тоне.

"Да, я здесь", – ответил женский голос в жесткой, металлической интонации. – "Я получила ваше письмо, в котором говорилось, что мои тратты были остановлены. Я обнаружила, что так оно и есть. Почему вы это сделали?"

"Я вам уже все объяснил", – ответил голос Латрейля в более высоким тоном. "У меня есть достоверная информация о вашей новой связи и я отказываюсь содержать вас дальше".

"Вы действительно это имеете в виду? Будьте осторожны!" – продолжал женский голос тем же холодным, жестким тоном.

– Тем временем все взгляды машинально обратились к миссис Морган, которая находилась в толпе, окружавшей аппарат. Именно голос этой женщины, слово за словом, звучал из фонографа, и было очевидно, что все узнали его, как и я сам. Ее лицо стало белым, как простыня, губы поджаты, и она держалась за перила ложи присяжных в качестве опоры.