Тот самый сантехник 4

Глава 8 — Боцман

Когда в ванной плескался отец, Боря устало вытирал пот со лба. Дотащить мужика из коридора в санузел не проблема. То дело одного рывка. А вот раздеть и через борт перенести — тут уже сложности.

Жарко. Сам потеть начинать.

Это в детстве все молоком пахнут, а лет с двадцати под мышками начинает производиться терпко-пыточное, с привкусом заправок в лапшу быстрого приготовления. Но следом в душ не залезть — занято.

Пока в стиральной машинке крутилось бельё, а пушистое полотенце ждало своего часа, Боря на кухне сидел и чай пил, приказывая телу не потеть, чтобы не смущать хозяйку. Но как в случае и с контролем страсти — ничего не получалось. Само работает.

Наташка, словно выговорившись в прошлую встречу на кухне, теперь молчала, о своём раздумывая. Не часто прошлое привозят с доставкой на дом.

Самое время о главном поговорить. Похоть ослабла, а само желание страсти подугасло после пары раз. Нет, можно, конечно, и в третий, но это уже — сам. А не глубинное пожелание. Контроль организма ослаб. И только в этом случае человек за всё в ответе. Когда не на грани, а расслаблен и может думать о постороннем.

— Наташ, я понимаю, как это всё выглядит, — начал было Боря издалека.

Она подняла взгляд. А там бездонные глаза с тысячью ресниц-копий. И все свет полуденного солнца отражают. Скажешь лишнее — пронзят. Обидишь — влагой покроются.

Как быть?

«Верные слова только подбирай, нужные», — подстегнул внутренний голос, а сам, гад, начал дорисовывать картинку, где халатик с плеча её спадает. И грудь смотрит на него в упор.

Казалось бы, ну какая грудь? Вот только что же смотрел, щупал и целовал в сосок и ореолы поглаживал. Так нет, раз тканью прикрыта, значит — тайна. А где тайна, там исследователь просыпается. Познать желает.

Стараясь унять волнение и участившееся сердцебиение, Боря попытался не думать о груди, но тут губы влажные словно свет отразили. Блестят и ничего с ними не поделать. А там, где губы намокли — там уже снова воображение дорисовывает. То ли от поцелуев крепких смазаны, то ли иной влагой покрыл.

«Соберись, тряпка!» — подкидывает внутренний голос.

А кровь уже из мозга утекает и ниже собирается. Ладно бы в губах или груди, но — нет. Ещё ниже. Там, где хорошо, там где — приятно. И только резервуары уныло сообщают, что нечего спускать. Времени бы немного. Поднакопить, приготовить. Но если надо, то можно.

Боря поднялся, обошёл стол, у подоконника встал, тяжело вздыхая. Любить — это понятно. Это хорошо и приятно. Не понятно, когда тяга не изживаема. Хоть до дна ты иссякни, хоть до дыр сотрись. Чуть отдохнёшь и — по новой.

Наташка следом поднялась, сзади подошла, обняла. Носом в лопатку уткнулась. Не заботят её рабочие запахи. Её чутьё на иное настроено. Все рецепторы иначе работают, распознавая только одно «свой мужик» или «какая-то херня».

— Да не беспокойся. Я понимаю. Ты переживаешь за отца. Ничего страшного. Помоется, поест, поспит, а там и в себя придёт. Бельё к утру высохнет и как новенький будет.

Боря кивнул. Наташка права. Но ведь совсем не это хотел сказать. Повернулся, чтобы договорить, но тут в штанах телефон завибрировал.

Достал.

Наташка отпрянула, но на полшага. Вроде ещё к посуде не повернулась, в процессе только, но и рассмотреть кто звонит — без проблем.

Сердце Бори забилось. Член только окреп. Но уже от волнения. Вот сейчас подсветится «тесть» и всё, на разговор сами выйдут. А там — слёзы, ругань, пощёчина.

Без пощечины никак.

Сглотнув, Боря смирился к неизбежному и вытащил телефон. А там Стасян подсвечивается только. Выдохнул украдкой и принял связь.

Наташка тут же отвернулась. О крановщике наслышана. Напарник даже. А что чудной, так где других друзей найти? Все чудные. Поэтому и — дружат. А нормальные все от одиночества страдают. И спокойно себе в петлю лезут. Или в кибермир уходят. За аналогами дружбы той.

Наташка уже к посуде повернулась, пытаясь вспомнить момент в жизни, когда собственных подруг и друзей растеряла всех. Наверное, в то время, когда живот начал расти. Тестов ещё не было с двумя полосками. Но был улыбчивый электрик. Молодой, с шутками-прибаутками. Он словно всё-всё знал о жизни и кольцо на пальце этому никак не мешало. Он просто вошёл в их общагу, прошёл до её кровати в общей комнате. И даже когда все одногруппницы отпрянули, выйдя вон, она осталась сидеть рядом. И с интересом смотрела как розетку без отключения света меняют.

«Рисковый», тогда ещё подумала Наташка. Нет, она уже видела парней, что глазом или зубов пиво открывают. С синяками, беззубые, они потом все были дико крутыми для её подружек в ПТУ, но только не для неё. А вот серьёзный мужик, что смело играл с напряжением у неё на глазах, привлёк внимание. И чем больше она на него смотрела, тем больше понимала, что поплыла.

Что случилось потом, толком сказать никто не может. Они оказались в кладовке, где света никогда и не было. Потом редкие встречи, цветы, кино. А диплом она получала уже со свёртком в руках, даже не думая остаться на выпускной. Ведь дома ждали пелёнки-распашонки и бутылочки-соски.

Семья электрика не знала, что Петя поступил по-мужски. Собрав все свои накопления, что откладывал на собственных детей, он выкупил у каких-то бичей для неё однушку после пожара. Где сам поменял всю проводку, сделал ремонт и даже притащил с мужиками необходимый минимум мебели. Да только затем — пропал.

Со временем для Ромки появился садик, школа, однушка превратилась в двушку при удачном стечении обстоятельств. Наташка даже немного встала на ноги и пыталась бороться с жизненным потоком. Но электрик так и не появлялся.

Пока Боря не привёл. Но теперь того самого электрика она видела исключительно в Боре. Разве что возраст поменялся. Он был — ТЕМ САМЫМ. А она — вдвое старше.

Но Глобальным по её мнению было всё равно. Порода такая. Значит ей — всё равнее. Она всё-таки одна на двоих. Эксклюзив.

И Наташка спокойно принялась мыть посуду. А Боря ответил на звонок, выходя в коридор, чтобы лучше слышать и не мешал плеск:

— Да, братан?

— Боря, здарова. Я короче упакован уже. Стою курю в каске и новых берцах у плаца. Я хер знает, как они мой размер нашли. Говорят, у них и не такие медведи служили. Шьют по спецзаказу. Короче, магия армии работает — зимнее обмундирование выдали, спальные мешки и сухпаи на неделю вперёд тоже. Сейчас за карточками стоим. А потом походу поедем оружие получать и на полигон рванём… Да, Шац?

— Шац? — переспросил Боря.

— Дай сюда! — послышалось из динамика и уже другой знакомый голос перехватил телефон. — Боря, меня короче тоже упакопали. Добровольцем не успел, хе-хе. Выбор был не велик — вилкой в глаз или… в том смысле, что служить-то я всегда готов. Стасян со своими мотострелками Одессу и без оружия по самую Румынию возьмёт. А мы с морпехами с моря прикроем. Так вместе на Приднестровье и выйдем. Давно хотел молдаванских яблочек с ветки пожрать. Там же зимы вообще нет? Я хрен знает, не стоило спать с географичкой. Но карты в сторону, Боря. У меня в тылу дельце осталось. Ты там подсоби по-братски. Сможешь?

— Конечно, без проблем. Что нужно то?

— Боцман на хате остался. Я же в магазин шёл, когда взяли. Запомни адрес, — тут Шац продиктовал адрес и цифры продиктовал неизвестные.

Их не много, запомнить легко. После чего послышалась новая речь с матерками. И голос Шаца отдалился:

— Капитан, в смысле нельзя звонить?.. Я не знал… Да я сам капитан!.. Ты будь человеком!.. Всё-всё, убрал… Да он даже без камеры… Ты давай повыёбывайся ещё, молокосос… Ты сам-то где служил?.. Не, Родину я люблю, ты просто бесишь… Да у меня хуй длиннее, чем тебе лет… Товарищ майор, он сам упал, Стасян не при делах… Разрешите обратиться?.. Я ведь музыку люблю. Возьмите хоть в «музыканты»… Так точно!.. Есть, на фронт добровольцем!

Связь отключилась. Боря на телефон убито посмотрел, а затем цифры в блокнот электронный записал и на дисплее оставил в приложении. С кухни всё ещё плеск воды доносился. В ванной тоже что-то бултыхало. Но сердце не здесь. Сердце — там, с ребятами.

Вернувшись в реальность, вздохнул сантехник. Тяжело.

Но едва Боря пошёл отца проведать, как телефон в руке снова завибрировал. А там — «тесть».

— Ало.

— В смысле ало? Ты где, жопа крокодилья? Мы же тут слюной с Лидой изойдём.

— Мне из военкомата позвонили, — с лёгкой грустью ответил Глобальный. Сам-то уже должен быть рядом со Стасяном. А то и Шацем. А он тут на гражданке суетится… пару раз так точно.

— Так и… время такое. Ванга говорила, потом легче будет. Но когда — не говорила, — вздохнул майор Гусман, тут же сбавив обороты. — Что, уже вызвали?

— Морская пехота просит поддержки, — ответил Боря первое, что в голову пришло. А затем детали вспомнил. — Боцману помочь надо.

— Балтийская поддержка? — уточнил Гусман важный для себя момент, так как одной ногой был уже в Санкт-Петербурге. А балтийский флот там всегда где-то рядом. — Боцманом плохого человека не назовут. Ты давай тогда дуй помогать, а мы тебя на ужин ждём. До ужина то успеешь?

— Успею. Мне тут адрес дали. За городом, но вроде бы не далеко ехать. Часа за два-три вернусь.

— Ну смотри, боец. Помощь понадобится — звони. Я тут это… шахматы сдал, шашки взял, чтобы не выёбываться… нет, доча, не матерюсь… это оборот речи… Так что будем в алко-шашки играть. А то и в «Чапаева». Всё, Борь. Баб с собой не приводи, но тортик захватить — обязан.

По ту сторону смех послышался.

— Так точно! — ответил Боря и связь отключил, даже не пытаясь представить себе эту картинку, где рюмки по комнате летают.

«Не время пить, время — жить!» — добавил внутренний голос.

В коридоре Наташка застыла. Давно не слышался плеск воды. Боря повернулся к ней, собрал волю в кулак и хотел честно-честно всё-всё рассказать, но не включая свет в коридоре, губы вдруг вновь слились в поцелуе.

Под плеск воды в ванной продолжались стоны. Надо — не надо, уже не важно. Хочется или нет — тоже. Надо и хочется — чего тут думать?

Думать можно только над процессом. А лучше — наслаждаться. Ведь минуты теперь растянуты в вечность и ничего не торопит.

Качая рыжую на волнах оргазма, Боря тут же для себя решил, что разговора не будет. Потому что свадьбы не будет. Лида — конечно, хорошая. Но он почему-то не с ней на завтраке-обеде-ужине, а с Наташкой нежится. А три раза за день это уже — показатель.

«Гусман — человек, конечно, хороший, и партию в шашки с ним сыграть можно по старой памяти, но давай честно — спишь ты не с его дочерью», — подсказал внутренний голос: «Так что завязывай уже с этой свадьбой и лучше там с обоими как следует поговори. А что по лицу получишь или лицо то расцарапают — не так уж и важно. Всё-таки люди, поймут».

Боря кивнул сам себе, штаны одел, не в силах третий раз завершить дело со своей стороны. Уложил Наташку на кровать только. Остывать. И в себя приходить. Ноги дрожат мелкой дрожью, ноги не сводятся. Дышит тяжело, плачет беззвучно. Со стороны посмотришь, одеялом прикрывая — приболел человек. А к прикушенной губе присмотришься — здоров, просто так кайф ловит.

Прикрыв спальни дверь, Боря отца из ванной вытащил, помог одеться в Ромкину одежду домашнюю и на диван уложил в зале. Что по совместительству является комнатой брата и сына сразу.