Золотая чаша

– Согласен, совпадение просто необыкновенное, обычно такое случается в романах и театральных пьесах. Но все-таки, позволь заметить, я не вижу никакого особенного значения…

– В том, что я приобрела вещь, которую ты когда-то не купил? – подхватила Мегги, но продолжила, уже следуя ходу своих собственных мыслей и снова обратив взгляд на Америго: – Странность совсем не в том, что я четыре года спустя зашла в тот же самый магазинчик; такие совпадения в Лондоне случаются каждый день. Странность в том, – раздельно проговорила она, – что эта покупка открыла мне уже после того, как я принесла ее домой. Открыла благодаря тому, что у меня, как это ни удивительно, нашелся замечательный друг.

– Замечательный друг? – Князь, очевидно, также нашел это удивительным.

– Тот человечек из антикварной лавки. Надо признать, он сам не знал, что он для меня сделал. Он почувствовал ко мне интерес, – объяснила Мегги, – вспомнил ваш прошлый визит и рассказал об этом мне.

Князь отвечал ей скептической улыбкой.

– Душа моя, если каждый, у кого ты вызвала интерес, станет рассказывать тебе всякие басни…

– У меня начнется очень беспокойная жизнь? Но я в самом деле необыкновенно ему понравилась. Иначе я никак не могу объяснить то, что он снова дал о себе знать. Собственно говоря, он и сам так объяснил мне сегодня, – продолжала Мегги, – так прямо и сказал, что причина в этом.

– Сегодня? – эхом отозвался князь.

Но Мегги не позволила себя сбить с намеченной линии – эта способность была ей «дарована свыше», как она потом себе говорила.

– Я была ему симпатична, ни больше ни меньше! Но поразительнее всего, что ему удалось выразить свою симпатию таким образом, который оказался для меня очень полезен. Это-то и есть самое странное, – задумчиво продолжала княгинюшка, – что я, в полном неведении, попала именно к нему.

Князь понял, что Мегги не свернет с пути, оставалось лишь отойти в сторонку и дать ей дорогу. Он все-таки попытался слабо возразить – получилось что-то вроде беспомощного взмаха руками.

– Не хотелось бы говорить плохо о твоих друзьях, да и времени столько прошло, а мне до сих пор было незачем возвращаться к этому. Но, насколько я помню, тот человек производил впечательние редкостной канальи.

Мегги медленно покачала головой: нет, эта лазейка никуда не приведет.

– По-моему, он просто добрый человек, ведь выгоды он никакой не получил. Наоборот, мог только понести убытки. Для этого он и пришел: сказать, что запросил с меня слишком высокую цену, что вещь на самом деле столько не стоит. В ней имеется изъян, о котором он мне не сказал, а потом раскаялся и написал мне письмо, просил позволения встретиться со мной снова, и в таких выражениях, что я согласилась повидаться с ним здесь, нынче после полудня.

– Здесь? – Князь огляделся по сторонам.

– Внизу, в маленькой красной гостиной. Ожидая меня, он стал рассматривать фотографии, которые там стоят, и две из них узнал. Хоть это было очень давно, он запомнил, как его магазин посетили леди и джентльмен, изображенные на снимках, и связал их со мной. И я тоже смогла многое связать воедино, потому что он все вспомнил и все мне рассказал. Видишь ли, ты тоже произвел на него впечатление, только, в отличие от тебя, он о тебе вспоминал. Он рассказал мне, что вы хотели купить друг для друга подарки, но так ничего и не выбрали. Леди была очарована той самой чашей, которую я у него приобрела, но ты не захотел принять от нее такой сувенир, и не зря. Если бы он видел нас сейчас, – прибавила Мегги, – то еще больше бы убедился, насколько ты был прав, как верно угадал дефект и как легко оказалось разбить чашу. Он знал, что я тоже купила чашу для подарка, и его стала мучить совесть, особенно после того, как я заплатила такую цену.

Мегги на мгновение прервала свой рассказ, который продвигался вперед как бы толчками, между которыми рассказчице приходилось делать паузы, заново собираясь с силами. Таким образом, князь получил возможность вставить слово. Но сказал он очень странную вещь.

– И сколько же ты заплатила, скажи, пожалуйста?

Мегги чуть помолчала.

– Дороговато, конечно, для этих обломков. Вот я гляжу на них – и стыдно сказать.

Тут и князь снова взглянул на осколки, как бы понемногу привыкая к этому зрелищу.

– Но ты хоть получишь деньги обратно?

– О, я не собираюсь требовать их обратно. Я их потратила недаром. – И прежде, чем он успел ответить, Мегги резко сменила тему: – По-моему, самое замечательное – что в тот день вы так и не купили для меня подарка. Если такая и была ваша цель, во всяком случае, она не была достигнута.

– Значит, ты ничего не получила? – Князь смотрел серьезно и озадаченно, словно бы запоздало негодуя.

– Ничего, кроме извинения за приход с пустыми руками по причине пустых карманов. Извинение было принесено очень мило, искренне и трогательно. Как будто оно хоть что-нибудь значило!

Америго выслушал Мегги с интересом, но и с некоторой растерянностью.

– Но ты ведь не могла обидеться на это! – Решительно, он уже заметно оправился от первого смущения. Видимо, решил, что слишком сильно смущаться нет необходимости, ибо момент выбран не самый подходящий для семейной сцены, поскольку им вот-вот предстоит появиться вместе на людях. Взглянул на часы: он ни на минуту не забывал о назначенном визите. – Знаешь, я не совсем понимаю, какие обвинения по моему адресу ты выводишь…

– Из всего, о чем сейчас рассказала? Да из этого все и вытекает! То, что ты давно и успешно обманывал меня. Конечно, было бы просто очаровательно отправиться искать для меня какой-нибудь милый сувенир, но вы в то утро встретились совсем не за этим. Вы просто не могли ничего с собой поделать, – сказала Мегги. – Как увидели друг друга, так уже и не могли удержаться. По той самой причине, что прежде вас связывало очень многое – прежде, чем я встала между вами.

В последние несколько минут князь расхаживал взад и вперед по комнате, но при этих словах застыл на месте, словно желая скрыть свое нетерпение.

– В тот день ты была для меня священна, как ни в какой другой – кроме разве что сегодняшнего дня.

Мегги заметила, что уверенность князя вновь подняла голову; он так решительно и твердо встретился с ней глазами, что на нее словно вдруг дохнуло невообразимым холодом из безмерной дали его непостижимой логики. Но Мегги и тут не потеряла нить.

– Ах, я как нельзя лучше знаю, что вы никогда не планировали нас обидеть. Напротив, вы очень старались обойтись без этого, каких только предосторожностей не придумывали! Именно поэтому я и поняла, – прибавила она.

– «Поняла»? – повторил он, чуть помедлив.

– Поняла. Поняла, что ты с ней знаком гораздо дольше и гораздо, гораздо ближе, чем я могла предположить, когда выходила за тебя замуж. Поняла, что есть вещи, о которых мне не рассказывают, и это постепенно помогло мне разглядеть смысл других вещей, которые были прямо передо мной.

– А если бы ты знала, – спросил вдруг князь, – это что-нибудь изменило бы в отношении нашей свадьбы?

Мегги задумалась.

– Ты прав, не изменило бы. В отношении нашей свадьбы. – И когда князь снова устремил на нее взгляд, полный жестокой тоски, с которой не мог совладать, она продолжила: – Но ведь тут затронуто намного больше. Ты должен понимать – то, что я знаю, придает всему особое значение. – Это его проняло: повторное упоминание о связи сделанного ею открытия с различными другими обстоятельствами, о которых он пока не решался пускаться в рассуждения. Он не смог скрыть, как действует на него, безжалостно царапая нервы, само бесконечно повторяемое слово «знаю, знаю». Даже сейчас Мегги была в состоянии пожалеть его нервы, ведь они ему понадобятся на предстоящем обеде, мероприятии весьма важном и ответственном, хотя и бездушном. Но это не должно помешать ей предельно эффективно использовать эту уникальную возможность добиться наконец полной ясности. – Я, если вспомнишь, не навязывалась тебе с этим. Если бы ты сюда не вошел, скорее всего, ничего бы и не случилось.

– А, – сказал князь, – я, знаешь ли, должен был сюда прийти.

– А я думала, что сегодня ты не придешь.

– Почему же нет?

– Да так, – отвечала Мегги. – У тебя много разных долгов, самого разного свойства. – Вдруг ей вспомнилось, о чем она говорила с Фанни Ассингем. – И потом, в тебе скрываются такие глубины…

Как отменно ни владел он своим лицом, но тут по нему пробежала тень гримасы, чрезвычайно характерной для людей его нации.

– Это в тебе, cara[50], скрываются глубины.

Подумав с минутку, Мегги с ним согласилась; она и сама чувствовала, что это правда.

– И мне это очень понадобится.

Но Америго уже задавал следующий вопрос:

– А что бы ты стала делать, если бы я так и не пришел?

– Не знаю… А ты? – наобум спросила Мегги.

– Ах, io![51]Не обо мне речь. Я лишь следую за тобой. Ты завела бы этот разговор завтра?

– Думаю, я бы предпочла подождать.

– Зачем ждать? – поинтересовался он.

– Чтобы посмотреть, что изменилось для меня самой. Я имею в виду, после того, как я обо всем узнала.

– О! – сказал князь.

– Во всяком случае, сейчас, – продолжала Мегги, – меня интересует только одно: что все это меняет для тебя? С той минуты, как ты вошел, я хотела только, чтобы ты знал. Ничего кроме этого. – И она повторила еще раз; пускай послушает: – Чтобы ты знал, что я теперь… – Мегги, умолкнув на полуфразе, буквально вынудила его переспросить:

– Ты теперь?..

– Не такая, как была – ничего не ведающая.

Вот и снова ему пришлось молча проглотить ее слова. Но странно: ему как будто все еще было мало. Он колебался, но в конце концов все-таки не выдержал.

– А еще кто-нибудь знает?

Ближе он не в силах был подойти к тому, чтобы назвать ее отца, и Мегги не стала помогать ему сократить расстояние.

– Кто-нибудь?

– Я хотел сказать – кто-нибудь помимо Фанни Ассингем?

– По-моему, у тебя есть свои способы выяснить это. Не понимаю, почему ты спрашиваешь меня, – сказала княгинюшка.

Он понял ее не сразу – Мегги видела это совершенно ясно. Как ни странно, это помогло ей сделать еще одно открытие: как видно, Шарлотте известно не больше, чем до этого ему самому. И от этой мысли перед нею вспыхнуло видение: двое наедине в «Фоунз», и Шарлотта, одна из двоих, принуждена продвигаться ощупью, ничего, совсем ничего не зная наверняка! Картина мгновенно окрасилась главным своим оттенком – возможного совпадения побудительных мотивов отца с мотивами самой Мегги. В нем, как выразился Америго, «скрываются глубины», и все ради того, чтобы малейшее дуновение ветерка не коснулось его любимой дочери; точно так же и она заслужила подобную характеристику тем, что неукоснительно оберегала отца, да и в будущем, коли на то пошло, собиралась его оберегать от любых треволнений; во всяком случае, стараться хранить в неприкосновенности твердую внешнюю оболочку его достоинства, эту идеально гладкую эмаль – высший закон для нее. И вот еще странность, более удивительная, нежели все предыдущее: следующие слова мужа были произнесены как будто для того, чтобы помочь ей в этом.

– Я знаю только то, что ты мне рассказала.