Последняя остановка Освенцим. Реальная история о силе духа и о том, что помогает выжить, когда надежды совсем нет

Там же был выделен угол, заставленный нарами, на которых теснились заболевшие скарлатиной, переведенные сюда со всего барака. Запах там стоял чудовищный. Зато больные скарлатиной получали некоторое преимущество: их не беспокоили сотни болтавшихся по чердаку соседей. Однако, когда заболевал кто-то из поляков или русских, проблем у этих больных прибавлялось. Потому что пациенту, конечно, не хотелось покидать место в светлой штюбе и отправляться на вонючий чердак, но по правилам их должны были изолировать, чтобы они не разносили инфекцию. Но поначалу почти невозможно со стопроцентной гарантией отличить человека, заболевшего обычной ангиной с температурой сорок градусов, от человека, заболевшего скарлатиной. И тогда после совещания со старостой штюбе, которому пришлось обращаться за разрешением к старосте барака, Ханс смог распорядиться, чтобы больной, вплоть до подтверждения наличия опасной инфекции, оставался на своем месте.

Конечно, с точки зрения гигиены ему бы не следовало находиться в штюбе среди еще не заболевших, но Ханс прекрасно понимал, что никому из больных не хотелось перебираться на чердак, где нет ни покоя, ни свежего воздуха и где уход за больными был гораздо хуже, чем в штюбе.

Карантин оказался почти полностью изолирован от остальных бараков и практически лишен лекарств. За два дня Ханс получил на тысячу двести человек всего тридцать таблеток аспирина. И неизвестно, сколько больных находилось среди этой сплошной, неразделимой массы тел. Ему было трудно, почти невозможно выбрать из нее тех, кто в первую очередь нуждался в лекарствах. Он решил, что придется, вероятно, обратиться к Дерингу, заведовавшему всем госпитальным комплексом.

Итак, больные скарлатиной лежали в своем углу. У некоторых была высокая температура, и они целыми днями не могли проглотить ни кусочка еды из-за жуткой боли в горле. Разумеется, в госпитале имелась диетическая кухня, но для того чтобы получать там еду, требовалось получить на руки письмо от старосты барака, а на этот подвиг у Ханса не было времени. Еще глупее оказалась его идея пойти на следующий день к самому Дерингу и пожаловаться на ситуацию в карантинном бараке и на побои, полученные им от старосты барака.

Во-первых, Деринг впал в ярость от того, что счел позором и даже оскорблением всего госпиталя такое поведение старосты барака, не имевшего права поднять руку на доктора, но тут появился староста барака собственной персоной. И они быстренько перекинулись несколькими словами по-польски, после чего гнев Деринга стал остывать. Он пообещал, правда, разобраться с этим делом.

А часом позже Ханса вызвали к нему, и Деринг сказал:

– Мне кажется, что ты не проявил достаточного такта в этой неприятной ситуации. Возвращайся назад в тот барак, где ты раньше работал.