Трагический январь. Президент Токаев и извлечение уроков

Касым-Жомарт Токаев:

«Китайское руководство, обеспокоенное размахом беспорядков, которые во время визита президента СССР могли выйти из-под контроля, отменило торжественную церемонию встречи советского гостя на центральной площади Тяньаньмэнь. Программа визита была скомкана, советского руководителя поприветствовали в аэропорту, после чего в сопровождении усиленного эскорта сопровождающих лиц доставили в государственную резиденцию.

Горбачев пользовался бешеным успехом среди китайской молодежи. Его идеализировали, считали чуть ли не мессией, принесшим идеалы свободы и демократии и указывающим путь к процветанию и справедливости. На упаднические настроения китайской интеллигенции в отношении перспектив развития своей страны сильно повлияла советская перестройка с ее идеями гласности, свободы и плюрализма.

На пути кортежа автомобилей с советской делегацией возникали огромные толпы возбужденной, ликующей молодежи, которая неистово приветствовала Горбачева. Он же охотно шел на контакт с людьми, что противоречило протокольной практике и в целом китайским традициям. По его приказу машины то и дело останавливались, Горбачев вместе с Раисой Максимовной под оглушающий рев толпы выходили на прямой разговор со студентами, что, конечно, сильно раздражало представителей принимающей стороны, особенно китайских чиновников.

Мне довелось быть непосредственным очевидцем такой встречи Горбачева с китайской молодежью. Кортеж автомобилей по завершении переговоров с Дэн Сяопином направлялся в государственную резиденцию. Я в качестве сопровождающего лица находился в одной машине с министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе. Совершенно неожиданно весь кортеж остановился и раздался ликующий рев толпы. Стало ясно, что произошло нечто неординарное.

Заметно волнуясь, Шеварднадзе обратился ко мне с сильным грузинским акцентом:

— Президент вышел?

Получив утвердительный ответ, министр буквально вывалился из машины и бегом направился в сторону возбужденных людей, радостно приветствовавших Горбачева. Признаться, такой прыти от Шеварднадзе, к тому времени разменявшего седьмой десяток лет, я никак не ожидал. Горбачев и его супруга с большим удовольствием общались с китайскими студентами, расспрашивали их о житье-бытье, говорили о перестройке и демократии, желали успехов. Студенты же просто млели от восторга, ведь они не то что лицезрели, но даже разговаривали со своим идолом.

Протиснувшись через плотное заграждение охранников и ликующую толпу молодежи, Шеварднадзе приблизился к Горбачеву и стал уговаривать его вернуться в машину. Тот с явной неохотой подчинился настойчивым уговорам своего министра, после чего кортеж продолжил путь в резиденцию».

Студенты всячески заманивали к себе Горбачева, просили его выступить перед ними на площади Тяньаньмэнь, гарантируя порядок и безопасность. Официальные власти были, разумеется, против. Окружение Михаила Сергеевича тоже не советовало ему этого делать. Если бы Горбачев поддержал восставших пекинских студентов, это принесло бы ему уважение всех правозащитных организаций в мире, но межгосударственные отношения с Китаем были бы испорчены надолго. Сразу после отъезда Горбачева в некоторых районах Пекина ввели военное положение.

Вот как развивались события.

16 мая Горбачева принял Дэн Сяопин. Это было историческое событие. Разговор с Дэном сам по себе дорогого стоил.

Токаев:

«Китайско-советская встреча состоялась 16 мая 1989 года в здании Всекитайского собрания народных представителей.

Пожимая руку Михаилу Горбачеву, Дэн Сяопин сказал:

— Мы должны закрыть прошлое, открыть будущее.

Эта простая фраза ознаменовала начало пути к нормализации отношений между двумя социалистическими державами, вступившими на путь реформ.

Мне довелось быть участником этой исторической встречи в верхах. По поручению руководства МИД я отвечал за стенографическое оформление переговоров, поскольку в такого рода мероприятиях пользоваться диктофонами категорически запрещено. Поэтому хорошо запомнил состав участников саммита.

С советской стороны, помимо самого президента, на нем присутствовали члены Политбюро Александр Яковлев и Эдуард Шеварднадзе, председатель Госплана Юрий Маслюков, министр здравоохранения Евгений Чазов, заместитель министра иностранных дел Игорь Рогачев, посол Олег Трояновский и Евгений Примаков.

Китайская сторона была представлена менее внушительно, так как премьер-министр и другие официальные лица были заняты умиротворением студентов, возбужденных прибытием в Пекин «отца перестройки». Но присутствие Дэн Сяопина делало это обстоятельство малозначительным.

Он в основном и говорил, оставив разговорчивого Горбачева в непривычной для него роли слушателя. Это был монолог мудрого человека, много видевшего в своей сложной и бурной жизни.

Вспоминая свою полемику с Микояном и Сусловым, он сказал главе супердержавы:

— Вы, наверное, в то время на комбайне работали?

На эту ироничную фразу Горбачев выдавил из себя:

— Но мы уже в то время интересовались политикой.

Смысл высказываний Дэн Сяопина сводился к тому, что Китай испокон веков был объектом угнетения, дискриминации и третирования со стороны иностранных держав, в том числе России. Затем ее политику взял на вооружение Советский Союз. Китай готов нормализовать отношения с ним на условиях равноправия, старые времена должны уйти в безвозвратное прошлое.

Дэн Сяопин плохо понимал советского переводчика и поэтому полагался на помощь китайского дипломата Гун Цзяньвэя, блестяще владевшего русским языком и отличавшегося хорошей, внятной дикцией. Но в какие-то моменты он обращался и к своей дочери, которая четко выговаривала ключевые фразы на правое ухо, так как Дэн Сяопин имел трудности со слухом. Это позволило советскому министру здравоохранения вынести вердикт на основе визуального наблюдения: китайский лидер чувствует себя плохо и больше года не протянет. Дэн Сяопин умер в феврале 1997 года, спустя 8 лет после встречи с Горбачевым.

Советский президент был сильно раздражен содержанием беседы с Дэн Сяопином. После переговоров он в кругу сопровождавших его лиц бросил фразу:

— Этот старик порядком надоел мне своими поучениями.

Нам же, профессиональным китаеведам, было хорошо известно, что “старик” не считал Горбачева равным себе государственным деятелем, а рассматривал его как легковесного и неподходящего для руководства такой крупной державой, как СССР.

На прямой вопрос президента: “Что думаешь, Женя?”, Примаков ответил в том духе, что состоявшаяся встреча была исторической, поворотной, но ее итоги требуют тщательного осмысления. Одно ясно: Китай готов к нормальным отношениям с СССР и это создает новую ситуацию в мировой геополитике. Горбачев одобрительно кивнул и поручил послу Трояновскому подготовить информацию об откликах в КНР на его визит и о реакции США на данное событие. Шеварднадзе тут же сообщил президенту, что уже дал поручение посольству в Вашингтоне и оно отчитается буквально через пару часов».

Тогда Токаев познакомился с Примаковым. Пройдут годы, и они станут министрами иностранных дел своих стран.

Касым-Жомарт Токаев:

«В Пекине Евгений Максимович Примаков в качестве директора Института мировой экономики и международных отношений проводил консультации с руководителями ведущих научно-исследовательских центров в преддверии китайско-советского саммита.

В какой-то мере это была разведывательная миссия, имевшая целью сбор информации о подходах Пекина к перспективам двусторонних отношений. Миссия — весьма актуальная, имеющая большое практическое значение, учитывая напряженный, конфликтный характер взаимоотношений между СССР и КНР на протяжении почти 30 лет. Кремль нуждался в информации не только из дипломатического ведомства, спецслужб, но и по линии исследовательских центров. Академик Примаков отличался способностью “выщелачивать” наиболее ценные сведения и обобщать их в аналитических записках, пользовавшихся спросом в высшем руководстве страны.

А тогда, в Пекине, Примаков был неприметен и скромен. Правда, дипломатам посольства бросились в глаза его близкие, приятельские отношения с послом Олегом Александровичем Трояновским. Они обращались друг к другу на «ты» и подолгу засиживались в кабинете, видимо, обсуждая бурные события в Москве и ситуацию в Китае, которая тоже не отличалась стабильностью: в Пекине набирало обороты студенческое движение, выступавшее за либерализацию общества и гражданские свободы. Влияние “перестройки” перешагнуло Великую Китайскую стену.

О близости Примакова к Горбачеву свидетельствовало указание президента включить академика в состав официальной делегации на встречу с Дэн Сяопином. Мы передали китайской протокольной службе данную информацию, чем немало удивили местных дипломатов, так как списки участников переговоров были согласованы заранее. После недолгой дискуссии с МИД КНР этот вопрос был решен, и Примаков получил сообщение о том, что примет участие в саммите».

Вечером, после встречи с Горбачевым, генсек ЦК КПК Чжао Цзыян собрал Постоянный комитет Политбюро и предложил обратиться к студентам с просьбой прекратить голодовку. В проекте обращения были такие слова: «Патриотизм студентов вызывает восхищение, ЦК и правительство одобряют их действия».

Ли Пэн недовольно возразил:

— Хватит с них и слов «вызывает восхищение». Зачем еще добавлять, что мы одобряем их действия?

— Наша главная задача, — объяснил Чжао, — успокоить эмоции.

Большинством голосов заявление приняли. Но китайское руководство раскололось. Премьер-министр Ли Пэн и его единомышленники считали, что дело идет к хаосу.

17 мая у Дэна собрались члены Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК. Возник вопрос о введении военного положения в столице. Чжао возразил и остался в одиночестве. Ли Пэн жестко критиковал генерального секретаря.

Дэн подвел черту:

— Чтобы ситуация не вышла из-под контроля, вводим войска в Пекин и объявляем военное положение.

Но он предупредил Ли Пэна:

— Только чтобы никто не знал, что я принял это решение!

18 мая Дэн улетел в Ухань. Беседовал с военным командованием. Хотел, видимо, убедиться в том, что военные поддерживают это решение и приказ будет выполнен.

Чжао Цзыян подал в отставку:

— Я не хочу быть генеральным секретарем ЦК, который бросил армию против студентов.

19 мая утром генеральный секретарь вышел на площадь Тяньаньмэнь. Он безуспешно убеждал студентов разойтись. «Я просто пытался уговорить их прекратить голодовку, — объяснял Чжао. — Они молоды и должны беречь свои жизни. Я понимал, что хотя им симпатизирует страна, это не имеет никакого значения для кучки стариков, занимающих жесткую линию».

Ли Пэн подписал распоряжение правительства о введении с десяти часов утра 20 мая военного положения в ряде районов столицы. Китайское руководство нервничало и не было уверено в успехе. Военных вызвали в ЦК и приказали применить силу.