Трагический январь. Президент Токаев и извлечение уроков

Изучаешь Восток — понимаешь весь мир

Знание восточных языков дает нечто большее, чем просто умение говорить, читать и писать «по-иностранному». Европейскому человеку чертить иероглифы вовсе не просто, но если уж ты эту премудрость освоил, то приобрел нечто большее, чем знание еще одного языка. Изучение китайского — это огромный труд.

Известный журналист и писатель Всеволод Владимирович Овчинников, который, как и Токаев, когда-то посвятил жизнь Китаю, говорил мне:

— Знание восточного языка — это какой-то ценз. В оценке характера, личности человека. То есть восточный язык — это не путь для того, кто хочет в жизни легкого восхождения. Уж раз ты решился на это дело — ты уже личность. Это так же как играть на скрипке. Не всякий сможет играть, как народный артист, но уже пройти сам путь, который требует не только таланта, но и упорства, педантичности, трудолюбия, — это само по себе многое о человеке говорит. По себе чувствую, что восточный язык изменил мой менталитет. Я в школе любил схватывать пятерки, ничего не уча, презирал зубрил, бравировал этим. Изучение китайского языка заставило меня быть немцем в гораздо большей степени, чем раньше, то есть быть педантичным, просчитывать жизнь наперед — а через две недели какие будут пиковые ситуации? Восточный язык — это нелегкий путь в жизни. Раз человек себе такую стезю избрал, значит, он уже не пенкосниматель.

Не раз я слышал, что общение с Востоком вырабатывает спокойствие, умение ждать, умение адекватно реагировать на то, что говорит другой человек и что он думает, умение проникать в слова, умение выжидать, умение говорить иносказательно, то есть по-восточному. Профессиональное изучение Востока помогает понимать других, потому что Восток — совсем другой мир. И эти качества точно помогли Касыму-Жомарту Токаеву сделать завидную карьеру, стать министром, главой правительства, президентом и успешно руководить страной в мире, который становится сложнее и опаснее.

Китай, которому посвятил себя студент Токаев, — больше чем государство. Скорее, целая цивилизация, оказавшая серьезное влияние на соседние страны. Китай — это невообразимо большое население и заметная диаспора в разных регионах мира. При этом китайцы очень разные. Только нам они кажутся на одно лицо (как и мы им). В разных частях Китая говорят на своих диалектах и элементарно не понимают друг друга. Токаев быстро обнаружил, что различия в языке так велики, что южане и северяне часто нуждаются в переводчике. Студентов учили мандаринскому (столичному) диалекту.

Мао Цзэдун говорил американскому госсекретарю Генри Киссинджеру:

— Если Советский Союз сбросит на нас свои бомбы и убьет всех китайцев старше тридцати лет, то это даже хорошо — это решит проблему с диалектами. Старики вроде меня не могут выучить мандаринский диалект…

«Пять лет мы учились в МГИМО вместе на одном курсе, — рассказывал казахстанским журналистам посол России в Швейцарии Сергей Викторович Гармонин. — Жомарт, как мы тогда его звали, учился в 7-й академической группе — у них были китайский, корейский и вьетнамский языки, а я в 8-й — у нас был бирманский, японский и урду».

Касым-Жомарт Токаев:

«Студенческую жизнь принято называть веселой, беззаботной. Но мои воспоминания о ней с беззаботностью как-то не вяжутся. Может быть, оттого, что все пять лет прожил в общежитии со всеми его недостатками: неустроенным бытом и необходимостью сосуществовать с себе подобными, коих было немало — и советских, и иностранных студентов.

Целый учебный год в порядке интернациональной солидарности пришлось жить в одной комнате с вьетнамцем — героем антиамериканской войны, другой год делил быт с поляком — большим “знатоком” русских девушек и любителем горячительных напитков, затем с немцем — очень дисциплинированным студентом, который с подозрением относился ко всему, что выходило за рамки учебного процесса.

Полагаю, что именно тогда у меня сформировались такие необходимые качества, как терпимость и терпеливость. Во всяком случае, москвичи, изредка посещавшие общежитие, искренне недоумевали: “Как вы здесь живете?!”».

Родители очень скучали, мечтали почаще видеть старшего сына или хотя бы поговорить по телефону — мобильной связи еще не существовало.

Токаев: «Раз в две недели, по субботам, родители направляли в общежитие телеграмму с приглашением на телефонный разговор в ближайший почтамт. Я должен был в означенный час явиться туда, и после часового ожидания меня связывали с родителями. Эта система была удобна для меня тем, что телефонный разговор оплачивался ими. И даже в этом вопросе они были предусмотрительны и внимательны, справедливо полагая, что у меня — студента — могут закончиться деньги и это станет препятствием для связи с родителями».

Студент Токаев получал стипендию в 40 рублей. Еще столько же присылали родители, что не было простым делом, поскольку они воспитывали еще троих детей-школьников.

Токаев:

«Родители никогда не забывали снабжать меня гостинцами, передавая их через друзей и знакомых, направлявшихся в Москву. Мне особо запомнился белый чемодан, привезенный в общежитие другом отца. В чемодане были аккуратно сложены яблоки. Алма-атинский апорт тут же дал знать о себе неповторимым ароматом, быстро распространившимся за пределы небольшой комнаты, и, естественно, привлек внимание обитателей других комнат.

Вскоре в мою комнату стали стучаться многочисленные соседи, живо интересовавшиеся источником столь чудного запаха. В конечном счете состоялось пиршество, единственным блюдом на котором были алма-атинские яблоки. Долгое время после этого мои друзья-однокашники вспоминали ту импровизированную дегустацию, спрашивая, не ожидается ли новая такая же посылка из отчего дома.

В конце 90-х годов ушедшего столетия ко мне во время дипломатического приема в Москве подошел один из руководителей российского МИД, добрым словом вспомнил те студенческие застолья, которые были возможны только благодаря щедрым посылкам от моих родителей. Я рассказал маме об этом, чем очень ее обрадовал».

Касым-Жомарт Токаев много занимался, поэтому на пятом курсе был направлен на полугодовую преддипломную практику в советское посольство в Пекине — свидетельство очень успешной учебы.

Посольство в Китае — самое большое загранпредставительство. Оно расположено на огромной территории, подаренной России несколько веков назад.

Послом в Китае в ту пору служил недавний 1-й секретарь Ленинградского обкома Василий Сергеевич Толстиков. Строитель по профессии, он десять лет провел на партийной работе. Питерская интеллигенция его не очень любила. Руководители Ленинграда становились членами Политбюро или секретарями ЦК. Но Толстиков считался хрущевским человеком, и Леонид Ильич Брежнев спровадил его в далекий Китай, с которым в ту пору конфликтовали.

Работать с Толстиковым — это была непростая школа, но крайне полезная.

Касым-Жомарт Токаев: «Позднее были разные встречи в дипломатическом сообществе. Бывало всякое — и хорошее, и плохое. Приходилось постоянно держать себя в интеллектуальной форме, чтобы успешно соперничать с коллегами, держаться на плаву. Другими словами, это была хорошая школа выживания в жестких коллективах».

Дипломаты острее всех ощущали враждебность отношений с Пекином.

В ту пору каждый шаг Китая в международных делах оказывался неприятным сюрпризом для Кремля. Несколько десятилетий советские дипломаты добивались, чтобы место в Совете Безопасности ООН, зарезервированное для Китая, занял представитель КНР, а не Тайваня. Когда это произошло, в Совете Безопасности обосновался ярый враг Советского Союза…

Тогдашний представитель США в ООН (и будущий президент страны) Джордж Буш-старший вспоминал:

«Делегация КНР в своих мешковатых серых френчах прибыла в Нью-Йорк. Я по-настоящему удивился тому, что они всего лишь недолюбливают нас, но ненавидят русских. Это стало очевидно, когда посол Китая в ООН Хуан Хуа присутствовал на своей первой неофициальной встрече пяти постоянных членов Совета Безопасности.

Эта встреча проходила в резиденции французского представителя. Поприветствовав Хуан Хуа, Костюшко-Моризе ввел его в гостиную, где уже находились сэр Колин Кроу, Яков Малик и я. Хуан был представлен сэру Колину и подал ему руку, затем — мне, и я подал руку. Потом протянул свою руку Малик. Я увидел, как Хуан Хуа вытянул было руку, но, услышав слова: “Советский посол!” быстро убрал ее назад, круто повернулся и отошел в сторону.

Оскорбление не могло быть более расчетливым. Хуан заранее знал, что Малик будет присутствовать на встрече… Я понял, что действия Хуана — это преднамеренная и открытая демонстрация другим великим державам того, что китайцы рассматривают советский “гегемонизм” в качестве главной угрозы безопасности, даже большей, чем американский империализм…

Рука Малика повисла в воздухе, а его лицо покрылось ярким пурпуром, словно Хуа дал ему пощечину. В этот момент — он длился несколько секунд, хотя казалось, что времени прошло гораздо больше, — напряжение в комнате было настолько велико, что его трудно даже описать. Не было произнесено ни единого слова, слышалось лишь тяжелое дыхание всех присутствующих. Затем наш французский хозяин в полной панике быстро двинулся в направлении столовой, отчаянно жестикулируя и громко призывая: “Прошу! Прошу! Давайте начнем совещание”».

Яков Александрович Малик был очень опытным дипломатом. Он занимал должность посла в Японии во время Второй мировой войны, был заместителем министра иностранных дел, но и он не был готов к китайским сюрпризам….

А Джорджа Буша-старшего из Нью-Йорка командировали в Пекин — руководителем американского бюро по связям с Китайской Народной Республикой, формальные дипломатические отношения между США и КНР еще не были установлены.

Будущий президент Токаев увидел будущего президента Буша в Пекине.

«Буш повел себя очень оригинально: он передвигался по Пекину на велосипеде, и это стало предметом пересудов в дипломатическом корпусе. Мне, стажеру МГИМО, довелось несколько раз видеть будущего президента в советском посольстве, куда он тоже приезжал на велосипеде.

Пару раз он посещал посольство вместе с сыном Джорджем. Тогда никому в голову не приходило, что этот раскованный и веселый мальчик займет самый высокий пост в США. Впрочем, мы также не догадывались, что отец этого парня тоже через некоторое время вознесется на вершину политического олимпа и станет активным участником процесса погребения советской империи.

Передвигаясь на любимом виде транспорта всех китайцев, Буш тем не менее не забывал о престиже собственной страны. На его велосипеде неизменно красовался американский флаг. В посольство же он приезжал, чтобы поиграть в теннис, поскольку в те годы корт был только в советском представительстве.

Его неформальные визиты очень не нравились послу Василию Толстикову — типичному советскому партократу, работавшему до приезда в Пекин первым секретарем Ленинградского обкома партии. Он сильно ругался, используя изощренную ненормативную лексику, требовал от подчиненных “не прикармливать церэушника”. Тем не менее Буш не прекращал играть в теннис, привлекая к себе внимание не только советских, но и иностранных дипломатов, под разными предлогами приезжавших в посольство, чтобы пообщаться с американским представителем».