Гёте. Жизнь как произведение искусства

Глава двадцать пятая

Среди романтиков. С Шеллингом. Смертельная болезнь. Возвращение к жизни. Итоги революционной эпохи: «Внебрачная дочь». Внутрипартийные распри. Ссора с Коцебу. Дружба с Шиллером дает трещину. Примирение. Смерть Шиллера

После возвращения Гёте из Швейцарии между ним и кружком молодых романтиков, объединившихся вокруг братьев Шлегель, установились новые отношения. Шлегели к тому времени уже приобрели славу литературных критиков, острых на язык и обладающих хорошим вкусом и чутьем. Старшего брата Августа Вильгельма Шиллеру удалось привлечь к сотрудничеству с «Орами», и именно Шиллер познакомил его с Гёте. Однако летом 1797 года Шиллер разорвал отношения с Августом Вильгельмом из-за его брата Фридриха, опубликовавшего язвительную рецензию на «Оры». В это же время, когда дружба с Шиллером дала трещину, братья с удвоенной энергией стали искать дружбы Гёте, которому весьма польстило их внимание. Апофеоза их преклонение перед Гёте достигло, пожалуй, в заявлении Фридриха Шлегеля о том, что французская революция, наукоучение Фихте и гётевский «Вильгельм Мейстер» составляют триаду главных тенденций уходящего столетия. Беспокойного и неуживчивого Фридриха Гёте не очень любил, несмотря на хвалебные тирады с его стороны, и однажды назвал его настоящим «репьем». С ним он общался меньше, чем со старшим братом Августом Вильгельмом. Тот уже несколько лет проживал в Йене, где во многом благодаря его жене Каролине в их доме часто собирались гости и где, по сути, сложился первый кружок романтиков. Среди его завсегдатаев можно назвать Тика, Фихте, Шеллинга, Новалиса. Фридрих был человеком вспыльчивым, его брат Август Вильгельм старался поддерживать репутацию рассудительного ученого и специалиста в области литературы. Гёте советовался с ним по вопросам метрического стихосложения и хвалил его переводы Шекспира. В «Анналах» за 1799 год он так пишет о своем общении с Августом Вильгельмом Шлегелем: «Ни одного мгновения не проходило в праздности, и сохранение взаимного духовного интереса можно было предсказать на многие годы вперед»[1286].

Своему другу Шиллеру Гёте ничего не сказал о том, что выступает в качестве консультанта в журнале «Атенеум», который братья Шлегель основали в 1798 году: Шиллер весьма резко отзывался о нем, критикуя его «нескромную, <…> одностороннюю манеру»[1287]. Вообще Гёте было очень непросто находиться между романтиками, увивавшимися за ним, и Шиллером, не желавшим ничего знать о романтиках. Он пытался настроить друга на более миролюбивый лад: «То, что еще можно было бы привести в пользу Шлегеля, прибережем до разговора при встрече»[1288]. Познакомился Гёте и с молодым Тиком: зимой 1799 года тот читал свою «Геновеву», произведшую на Гёте неизгладимое впечатление. Впоследствии он вспоминал: «Когда он начал, пробило восемь, когда закончил – одиннадцать; а как пробило девять и десять часов, я не слышал»[1289].

Осенью 1799 года перед кружком романтиков встал вопрос, стоит ли публиковать в «Атенеуме» статью Новалиса «Христианство или Европа», провокационную в силу своей близости к католичеству и идеализации Средневековья. Разгорелся спор, и когда стало ясно, что к единому мнению спорщикам никак не прийти, разрешить этот вопрос пригласили Гёте. Тот посоветовал не публиковать статью, чтобы не давать поводов для злословия и наветов. Еще не утихло эхо «спора об атеизме», и в этих условиях разумнее было не подставлять себя под град упреков в мракобесии. Призраки обскурантизма пугали Гёте не меньше, чем призраки революции. Статью Новалиса печатать не стали.

Вскоре после этого случая дружеские связи внутри кружка распались. Каролина Шлегель, на чьих плечах во многом держался этот союз, влюбилась в Шеллинга, который был младше ее на двенадцать лет, и романтики разделились на два лагеря. В одном лагере находились Фридрих Шлегель и его сожительница Доротея Фейт, завидовавшая Каролине и ее безусловному лидерству в кругу романтиков. На свою сторону они привлекли Новалиса, Тика и Шлейермахера. В другом лагере оказались Шеллинг, Каролина и ее дочь от первого брака, высокоодаренная шестнадцатилетняя Августа, тоже немного влюбленная в Шеллинга. Между ними стоял Август Вильгельм Шлегель: холодный по натуре, он не страдал от ревности и пытался примирить два враждующих лагеря. В Йене много говорили об этих неупорядоченных отношениях и находили в нынешней ситуации подтверждение свои догадкам, что в доме Шлегелей все не как у людей. В настоящий скандал эта история переросла тогда, когда Каролина после тяжелой болезни в мае 1800 года вместе с дочерью и Шеллингом провела какое-то время на курорте в Бад-Боклете под Киссингеном, где Августа заболела и скоропостижно умерла. В Йене ходили слухи, что причиной ее смерти стали дилетантские методы лечения со стороны Шеллинга, вдохновлявшегося натурфилософией. Кроме того, поговаривали, что Каролина пыталась свести свою дочь с Шеллингом, чтобы удержать его подле себя. Это окончательно сломило Каролину, и какое-то время она не решалась возвращаться в Йену. От Шеллинга она тоже отдалилась. Тот страдал от депрессии и даже подумывал о самоубийстве. Каролина посоветовала ему обратиться за помощью к Гёте: «Он любит тебя – как отец, я – как мать; что и говорить, чудесные у тебя родители!»[1290]

С тех пор как в 1796 году Шиллер познакомил Гёте с Шеллингом, отношения между ними становились все более близкими и доверительными. Гёте восхищался этим энергичным, уверенным в себе молодым человеком, которого он в 1798 году рекомендовал своему коллеге по совету министров Фойгту на неоплачиваемую профессорскую должность: «Это очень светлый, деятельный и организованный по новейшей моде ум; при этом я не смог обнаружить в нем ни следа санкюлотства – он производит впечатление человека, умеренного во всем, и образованного. Я убежден, что он прославит нас и будет полезен академии»[1291]. Отмечая в Шеллинге «по новейшей моде организованный ум», Гёте хотел представить его как философа из фихтевской школы, как так называемого трансценденталиста, исследующего субъективные условия возможности познания. В других обстоятельства подобное направление мысли, возможно, и не заинтересовало бы Гёте, однако в рассуждениях Шеллинга явно прослеживалась тенденция к натурфилософии. В этот период он как раз находился в поиске перехода от принципа Я к созидательным силам природы. Гёте это было по душе, и он любил беседовать с Шеллингом на эту тему. Дух есть сознательная природа, а природа есть бессознательный дух – таков был один из главных постулатов Шеллинга. Эта мысль настолько импонировала Гёте, что он достал новейшие работы Шеллинга по натурфилософии и не только разрезал листы, но и заглянул в них. Поначалу он отнесся к ним сдержанно. Свои первые впечатления от прочитанного Гёте подытожил в письме к Шиллеру, отметив, что его до конца не удовлетворяют ни натурфилософы, «которые желают идти сверху вниз», ни обычные естествоиспытатели, «которые желают идти снизу вверх», и он видит «свое спасение лишь в созерцании, а оно находится посредине»[1292]. Вскоре, впрочем, сдержанность была отброшена. Гёте все сильнее чувствует в Шеллинге родственную душу, которая так же, как и он, верит в наглядность, преодоление механического мышления, способность понять и почувствовать созидательные силы в природе. В глазах Гёте Шеллинг венчает путь философского развития от Канта к Фихте. Шиллеру он пишет: «Мы должны сделать все возможное, чтобы вступить в новое столетие с этим третьим чудом»[1293]. А самому Шеллингу признается: «С тех пор как я был вынужден отойти от традиционного способа изучения природы и, подобно монаде, предоставленный самому себе, перемещаться в духовных сферах науки, меня редко притягивала та или иная теория, но Ваше учение меня покорило. Хотелось бы полностью проникнуться им, чего я надеюсь достичь с помощью дальнейшего изучения Ваших сочинений, а еще лучше – в личном общении»[1294].

Выходит, Каролина была права, когда советовала отчаявшемуся Шеллингу обратиться к Гёте: «он любит тебя». Быть может, это была не совсем любовь, но так или иначе искреннее уважение вкупе с личной симпатией к молодому философу, находившемуся в тяжелом кризисе. Гёте в своем личном экипаже встретил его в Йене и 26 декабря 1800 года отвез в Веймар, где Шеллинг оставался в качестве гостя в доме на Фрауэнплан до 4 января. В новогоднюю ночь к ним присоединился Шиллер, и они провели время за оживленной беседой.

Через три дня Гёте тяжело заболел. Диагноз: «опоясывающий лишай». Болезни сопутствовали временная слепота, отеки в горле, приступы удушья. К осложнениям добавились и нарушения работы мозга, помрачения сознания, бред и бессознательные состояния. Гёте боролся со смертью. Как он рассказывал по прошествии времени, тогда ему казалось, будто он растворился в окружающей среде, не спит, все чувствует, но только не осознает самого себя. Шиллер проведывал его каждый день, часто заходил и герцог. И двор, и в целом веймарское общество проявили огромное участие. В те дни Гёте не мог этого оценить, но когда узнал обо всем после болезни, был очень растроган. После того как кризис миновал, он писал матери: «По крайней мере, я могу чувствовать себя польщенным, ибо пользуюсь здесь любовью, и моей жизни придают кое-какое значение»[1295].

Итак, кризис преодолен. Через две недели Гёте начинает переводить учение Теофраста о цвете, и состояние его здоровья уже позволяет ему принимать гостей и диктовать письма. Он называет это «повторным вступлением в жизнь»[1296]. Помимо Шиллера, к тем, кого он спешит известить о своем возвращении к жизни, относится и Шеллинг, заставший начало его болезни. «К сожалению, – пишет ему Гёте 1 февраля, – когда мы с Вами прощались, болезнь уже вступила в свои права, и я вскоре перестал осознавать свое состояние. Еще когда Вы были здесь, я отчетливо чувствовал, что мне недостает полной силы моих умственных способностей»[1297].

Гёте на удивление быстро восстанавливается после болезни, однако воспоминания о пережитой им близости смерти остается надолго. Для него это переживание становится важной вехой в жизни. Он приводит в порядок свои дела. Желая избавиться от обременительных занятий, он ищет покупателя для своего имения в Оберроссле, которое до сих не принесло ему ничего, кроме забот и неприятностей. Он начинает процедуру узаконивания Августа, чтобы тот был признан его наследником. В знак благодарности за участие и заботу друзей и знакомых он организует «кружок по средам», couer d'amour[1298], участники которого наслаждаются жизнью за непринужденной беседой, небольшими представлениями и чтениями, а также скромной закуской. Почти на три месяца Гёте уезжает на лечение в Бад-Пирмонт и в соседний Гёттинген, где он не упускает возможности поговорить с профессорами Гёттингенского университета о естественных науках и где студенты, среди которых находится и молодой Клеменс Брентано, приветствуют его криками «Виват!». Весть о тяжелой болезни Гёте и его счастливом выздоровлении достигла, разумеется, и этих мест. Повсюду его встречают как воскресшего из мертвых.