Мусульманская дипломатия в России. История и современность

Противодействие негативному зарубежному влиянию на российский ислам

Как и во времена Екатерины II, в XIX и начале XX вв. беспокойство властей продолжало вызывать внешнее влияние на мусульман империи и соседних ей «ничейных» территорий, которые, как и раньше, носило преимущественно турецкий, а, точнее, англо-турецкий характер. Как известно, Великобритания вела несколько «исламских» программ, призванных установить контроль над всем мировым мусульманским сообществом. Английское влияние на правящую элиту Османской империи был традиционно велико, однако, по всей видимости, достаточным оно не считалось. Британии требовались более послушные мусульмане, которые в итоге были найдены на Аравийском полуострове в лице ваххабитов. Кстати, среди противников этого религиозного течения широко распространено мнение, что ваххабизм вообще возник и набрал силу в результате деятельности английских агентов, в частности — небезызвестного Лоуренса Аравийского (Томаса Лоуренса)145. Существовали у англичан и более глобальные планы.

Как отмечает ведущий исследователь досоветской истории российского ислама Д.Ю.Арапов, российский посол в Турции начала XX в. Н.В.Чарыков «в своих донесениях в Петербург с тревогой констатировал желание Великобритании «единолично» действовать в «халифском деле» и, в частности, возродить снова Арабский халифат. По словам Чарыкова, Лондон хотел, перенеся халифат в сферу британского влияния на Ближнем Востоке, сделать в дальнейшем халифами суннитов или шерифов Мекки и Медины, или еще более подконтрольных англичанам хедивов Египта. Русский дипломат, правда, подчеркивал то обстоятельство, что «правоверные» мусульмане-арабы вряд ли захотят иметь дело с такими халифами, ибо они будут слишком откровенно находиться в зависимости от светской власти «неверного» Альбиона»146. Следует отметить, что этот план, хотя и с существенными коррективами, был все-таки воплощен в жизнь, и сейчас именно Саудовская Аравия позиционирует себя как страну-лидера всего мусульманского мира.

Вербовка агентов влияния среди российских мусульман наиболее успешно осуществлялась во время их выезда за пределы страны, преимущественно на хадж. В январе 1822 г. генерал Ермолов предложил запретить совершение хаджа, поскольку возвращающиеся паломники «не только привозят нелепые слухи, но и свидетелями бывают злодейских поступков Турок против Христиан и, почитая Султана главою закона своего, тем с большим подобострастием чтут могущество его, что видят истребление Христиан не наказываемым»147. В ответ император Александр I согласился ввести лишь временный запрет на хадж, уточнив, что «сие временное запрещение имеет прекратиться с переменою и устройством дел на Востоке, и сим уверением для будущего оно, конечно, не потревожит ни совести Магометовых почитателей, ни доверенности их к благорасположению Правительства»148.

Через двадцать лет, в 1842 г. вопрос о целесообразности ограничения паломничества в Мекку снова встал на повестку дня. Военный министр князь Александр Чернышов в письме командиру Отдельного Оренбургского корпуса передал ему пожелания императора запретить продолжительные отлучки воинских чинов с целью совершения хаджа, поскольку «многие из них по возвращении после поклонения магометанской святыне производят неблагоприятное для нас влияние на своих единоверцев»139. Сотрудники Департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД не без основания считали, что из числа паломников турецкими властями вербуются люди для пропаганды радикального ислама и переселения в Османскую империю. Эти сведения подтвердило российское посольство в Константинополе в секретной записке в Министерство иностранных дел в ноябре 1874 г.140

В 1865-1866 гг. оренбургский генерал-губернатор Н.А.Крыжановский запрещал духовным лицам отправляться в хадж, опасаясь что большинство из них подпадет под дурное влияние ваххабитов и обратно уже не вернется. И его опасения были оправданы — такие случаи действительно отмечались141.

В 1848 г. Чернышов направил наместнику Кавказа князю Михаилу Воронцову письмо следующего содержания:

Милостивый Государь Князь Михаил Семенович!

Почтеннейшее отношение Вашего Сиятельства от 30 ноября за №452 о мерах, принятых Вами, Милостивый Государь, противу распространения между покорными нам магометанскими народами нового учения, проповедуемого вышедшими из Персии и Турции шейхами, я имел щастие по всей подробности представлять Государю Императору.

Его Величеству благоугодно было на всеподданнейшем докладе моем по этому предмету собственноручно написать:

«Я полагал бы совершенно запретить въезд в пределы наши всяким лицам духовного магометанского звания, кто бы ни были, даже и нашим подданным, ежели приняли духовное звание заграницею».

Сообщая о сем Вашему Сиятельству для зависящих распоряжений и уведомив государственного канцлера иностранных дел и Министра внутренних дел, я покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, принять уверение в моем совершеннейшем почтении и преданности.

Подписал Князь А. Лернышев142.

Действительно, как и в XIX, так и в последующих столетиях, мусульмане, получавшие духовное образование за пределами

России, слишком часто попадали под влияние враждебных ей сил и становились проводниками их интересов. Игнорировать эту проблему было опасно, поэтому у государства стоял выбор между жестким контролем над этим процессом и полным запретом его как такового. Второй вариант был сочтен более простым и дешевым, тем более, что его в 1842 г. предлагал сам генерал Ермолов, запретивший кавказским мусульман получать духовное образование за рубежом143.

10 июня 1892 г. Министерство народного просвещения приняло циркуляр об изъятии из медресе и мектебов рукописных книг и запрещении преподавательской деятельности муллам, получившим образование за рубежом. По тому же циркуляру иностранные религиозные издания должны были быть подвергнуты жесткой цензуре. Поводом для этих мер стали сведения о том, что «в мусульманских школах обращаются рукописные книги и тетради на татарском языке, в которых оплакивается зависимость татар от Российского государства, восхваляются мусульманские народы Востока, выражается сожаление об участи мусульман, призванных к отбыванию воинской повинности»144. После массовых протестов мусульман в 1894 г. действие этого циркуляра было приостановлено, а затем по рекомендации Министерства внутренних дел он был отменен145.

С 1894 г. началось систематическое цензурирование мусульманских книг. Из первой партии в 64 книги всего две были признаны вредными, причем по религиозным мотивам (оскорбление других религий) — только одна. Имамы должны были давать подписку об отказе использовать запрещенные книги, а муфтий Мухаммедьяр Султанов призывался к изданию соответствующей фетвы. В 1895 г. он ответил на соответствующую просьбу уфимского губернатора следующим образом: «Фетва может возбудить весьма понятное любопытство и желание ознакомиться с ними в подлиннике и, в конце концов, путем разъяснения я невольно буду содействовать, хотя и косвенно, распространению запрещенных книг, что крайне нежелательно»146.

Кроме того, власти следили за тем, чтобы мусульманские духовные лица, в первую очередь — служащие во внутренней России, владели русским языком. Это требование вызывало критику со стороны мусульманских политических и общественных деятелей, однако отменять его никто не собирался147. Показательно, что к проблеме владения действующими ^будущими имамами русским языком власти вернулись в конце первой декады XXI в., когда были преданы огласке сведения о том, что мусульманские студенты из России, проходившие обучение за рубежом, владеют государственным языком своей страны более чем посредственно и не могут ни продолжать образования, ни работать за пределами своей этнической группы148.

Власти также настаивали, чтобы в мусульманских учебных заведениях преподавали российские граждане, а не иностранцы, среди которых наибольшее подозрение вызвали турецкоподданые. «Обязать Магометанское духовное правление допускать в медресе и мектебе в качестве учителей татар и именно русско-подданных, но отнюдь не турок или турецко- подданных», — предлагал губернатору директор народных училищ Таврической губернии С.Маргаритов. При этом все медресе и мектебы, в которых преподавали турки, автоматически попадали под подозрение о неблагонадежности149. Можно предположить, что исключительная нелюбовь российских правоохранительных органов к турецко-татарским лицеям в XXI в. берет свои истоки еще в XIX в.150

С начала XX в. к внешним угрозам российской умме добавился пантюркизм, по словам П.А.Столыпина, ставший следствием «чрезвычайного подъема как религиозного, так и национальнокультурного самосознания во всем исламском мире». Расцвет этого движения пришелся на годы правления турецкого султана Абдул-Гамида (Абдул-Хамида), эмиссары которого были разосланы во все части света и имели успех даже в современной Индонезии, жители которой массово высказывать желания принять турецкое подданство151.

Один из ведущих идеологов пантюркизма Юсуф Акчура определял его как:

1. Ассимиляцию и объединение наций, подчиненных османскому правительству и создание в результате османской нации.

2. Политическое объединение всех мусульман с учетом того, что султан Османской империи считался номинальным главой — халифом мусульман всего мира.

3. Формирование политической тюркской нации, опирающейся на этнический фактор152.

«Что же касается внешних препятствий, то, по сравнению с подобными же препятствиями в политике исламизма, их немного меньше, потому что из христианских государств только у одного, а именно — у России, ест£ мусульманские подданные тюркского происхождения. Поэтому, исходя из необходимости защиты своих интересов, только это государство будет стараться препятствовать объединению тюрков. Что касается других христианских государств, то, возможно, некоторые из них даже поддержат политику «тюркского единства» из-за того, что она наносит ущерб интересам России», — честно признавал Акчура153.

В Поволжье, Сибири и Туркестане стали действовать турецкие агенты, призывавшие российских мусульман признать главенство Турции и для начала помочь ей материально — например, пожертвовав деньги на модернизацию турецкой армии и флота. В 1910-1913 гг. ими даже были инициированы специальные кампании по сбору средств — например, в одном из номеров еженедельного журнала «Тааруфуль-Муслимин» («Взаимное ознакомление мусульман»), издававшегося в Стамбуле известным диссидентом Рашидом Ибрагимовым была размещена статья, в которой, согласно донесению министра внутренних дел П.А.Столыпина, «было помещено обращение к русским мусульманам с приглашением жертвовать на усиление турецкого флота для увеличения могущества Турции»154. Хотя, по мнению Д.Арапова, им удалось найти лишь единичных последователей, власти серьезно обеспокоились такой агитацией155.

«Возникшей между Италией и Турцией войне в мусульманских кругах придается общемусульманское значение. <...> В настоящее время ведется агитация среди всех мусульман, в том числе и магометан России, с целью возбуждения религиозного фанатизма против всех «неверных», в частности, в пользу всеобщего поднятия оружия для ведения священной войны (газават) и засим с целью бойкотировать итальянские товары и собирания денежных средств на нужды турецких войск. По поступившим в Министерство внутренних дел сведениям, среди нашего мусульманского населения начинают образовываться комитеты, цель которых заключается в вовлечении магометан России в религиозно-партийное дело для возбуждения интереса к Турции, для поддержания ее и нравственно, и морально», — отмечалось в предписании Департамента духовных дел МВД главам и чиновникам местной администрации на Кавказе от 28 октября 1911 г.15ь