Жизнь за океаном

На берегу океана.

Летние убежища янки. – На берегу океана. – Чудеса построек. – Башня столетней годовщины и железный ресторан. – Кубанец и гаитянин. – Морское купание. – Народные увеселения. – Голова негра вместо мишени. – Ночь на острове. – Ночная экскурсия по океану.

Бывают иногда в человеческой жизни моменты, когда самое существование становится невыносимым бременем. Таким моментом в столице Нового Света служит целое лето. Жары стоят адские, солнце сверху, а раскаленная мостовая снизу как бы пламенем пронизывают вас насквозь, и самые листья каштановых дерев, которыми в избытке усажены тротуары, вместо прохлады веют каким-то удушающим зноем. К счастью, тут же под боком расположился дедушка-океан, и вот все, кому только есть возможность хоть на момент оторваться от убийственной машины «деньго-деланья», устремляются загород в летние убежища, во множестве разбросанные по прибрежным океанским островам. Самым популярным и любимым летним убежищем в настоящее время служить Кроликов остров (Coney Island), и описание его может служить небезынтересною картинкой из летней жизни американцев.

В один из самых знойных дней, когда термометр смело грозил перешагнуть за сто градусов по Фаренгейту, я из опасения заживо быть изжаренным, отправился на Кроликов остров. Трехэтажные громады плавучих дворцов-пароходов один за другим отправлялись с пристани на реке Гудсон, увозя массы истомленного потеющего люда. В реке Гудсоне не только в окружности Нью-Йорка, но и на 50 миль выше, вода соленая от постоянных океанских приливов, и потому уже при самом вступлении на пароход чувствуется охлаждающее дыхание морского зефира. Великолепный плавучий дворец «Леонора» двинулся в путь. С передней платформы верхнего этажа открылся очаровательный вид на всю панораму устья Гудсона. С правой стороны на возвышенном берегу высятся шпицы столицы соседнего штата Нью-Джерси, слева теснятся к берегу красивые и шоколадные громады Нью-Йорка, вдали виднеются ворота в океан, а внизу роится густая масса всевозможных судов и пароходов, каким-то чудом ускользающих от величаво-плывущего дворца. На палубе все усиленно вдыхают свежий морской воздух, а неизбежный оркестр отважно ударил популярную песню: «Эх, Эмма, в трудную ты поставила меня дилемму!» Между тем пароход уже вышел в нью-йоркский залив, миновал угрюмый островок, где обитал генерал Генкок в ожидании переселения в Белый Дом, – только бы демократы сумели постоять за него, – и вот уже он в воротах, ведущих в открытый океан. Океанский корабль из Гамбурга тихо подвигался ко входу в Новый Свет, как бы истомленный от двухнедельного безостановочного пути, и массы европейских эмигрантов удивленно глазели на американский плавучий дворец. Немного в сторону плавно двигалась парусами громадная барка, переполненная народом. Народ находился в страшном возбуждении, теснился на носовой части, и отчаянное «ур-р-э-э!» непрерывно разносилось по океану. Взяв бинокль, я увидел перед баркой две головы на поверхности воды, усиленно боровшаяся с волной, и догадался в чем дело. Это – состязание пловцов, которые, как я после узнал, за приз в 2.000 долларов должны были проплыть 25 миль. На барке было более тысячи человек с платою в ноль-доллара за вход и с обязательством выпить целые бочки пива, догадливо запасенные учредителями состязания. А дворец все подвигается дальше в океан – и вот уже впереди его не видно земли: одна беспредельная площадь воды, на которой изредка белеют паруса одиноких судов и черными полосками в голубом воздухе носятся морские чайки. Чудесная картина! Но пароход, точно вдруг опомнившись и испугавшись этой беспредельной дали, поворачивает налево, и скоро пред вами открывается знаменитый Кроликов остров.

Если смотреть издали на береговую линию острова, то можно усомниться в собственном чувстве зрения. На блестящем белом песке точно волшебные громады возвышаются великолепные дворцы с башнями, сверкающими кровлями, террасами, колоннами и неправильностями и украшениями всякого рода. Можно подумать, что это обманчивый мираж, волшебная фата-моргана, а не действительность. И, однако же это реальная американская действительность, хотя и не без примеси волшебства. Еще каких-нибудь пять лет тому назад этот остров был песчаной пустыней, в которой безмятежно обитали и прыгали одни кролики, а по берегам кое-где ютились убогие хижины рыбаков. Местоположение его однако же так выгодно в смысле передового поста на пути из Европы в Америку, что правительство Нью-Йоркского штата порешило достроить на нем башню в ознаменование столетней годовщины независимости, праздновавшейся в 1876 году. И вот с того времени взоры всех обратились к острову, он стал все более входить в моду, и великолепные летние отели росли из песка точно грибы после дождя. В настоящее время уже 20.000.000 долларов затрачено на береговые постройки, и каждый год они все более расширяются и украшаются. Постройки тянутся по берегу верст на десять и дают помещения для десятков тысяч постоянных летних дачников, а случайные посетители ежедневно считаются сотнями тысяч. По воскресным дням чуть не полгорода переселяется на остров – отдохнуть от недельного труда. Когда я подъезжал к острову, то песчаный берег его почернел от масс народа, двигавшегося по береговой линии между рядом дворцов и плеском океана.

Пароход остановился у так называемой «Железной пристани». Это первое чудо. Пристань вдается в открытый океан на 150 сажен, и вся построена из железа и поддерживается над водой трубчатыми железными колоннами. Она состоит из трех этажей. Верхний служит местом прогулки: тут играет большой оркестр и во все стороны открывается чудесный вид как на океан, так и на линию дворцов. Спускаетесь в средний этаж, и там устроен богатый ресторан с тысячами столов и приборов. Нижний этаж занят купальными комнатами и уже под самою пристанью – место для купания. При осматривании этого чуда архитектурного искусства иностранцу нельзя не прийти в изумление от демонической изобретательности американского ума. Только демон при помощи доллара мог выдумать и создать такой волшебный водяной дворец. Вся постройка чрезвычайно высокая, и самый сильный вал океана не достигает даже первого этажа и только сердито ревет среди железных колонн.

По выходе из «водяного дворца» на песчаный берег первое, что обращает на себя особенное внимание, это – башня, памятник столетней годовщины. По своему устройству она похожа на «Железную пристань», только идет не в океан, а к небу. Она построена из железа и представляет собою громадный решетчатый прозрачный столб. Американцы утверждают, что это высочайшее в мире здание, сделанное человеческими руками. Если часть из этой меры отнять на долю американского хвастовства, от которого они далеко не свободны, то все же башня будет очень грандиозным зданием. Две подъемные машины постоянно работают, поднимая охотников на самую верхнюю площадку башни. Красоты открывающейся оттуда панорамы на всю окрестность далеко превосходят пятнадцатицентовую плату за подъем. От высоты дух захватывает на башне, и вы не сразу осмелитесь взглянуть вниз; а там двуногий червь кишит и ползает по песку и вам даже страшно становится, как бы океан не смыл своею волной этого крохотного разумного червя. Перспектива океана раздвигается на бесконечную даль, в которой утопают как облачка белеющие паруса. Волшебная даль океана очаровывает вас, и вы не можете оторвать от нее глаз. Мысль уносится в эту даль и вам чудятся берега родного континента, – но звонок, извещающей о прибыли нового элеватора, выводит вас из забытья, и вы спешите вдоволь насмотреться во все стороны за свои пятнадцать копеек. Западная сторона перспективы, открывающая великолепный вид на столицу Нового Света с окружающею ее плеядой соседних городов – Нью-Джерси, Бруклина, Гобокена, Вильямсбурга и др. – довершает прелесть картины и вы с вполне удовлетворенным чувством спускаетесь вниз. Для любителей высоты тут же рядом есть другое средство – совсем улетучиться в голубую высь. На канате в 1.000 футов длиной прикреплен громадный воздушный шар, который посредством известного механизма то притягивается к земле, то опять отпускается в небесную высь. За несколько центов вы также можете испытать и это удовольствие воздухоплавания, и любителей обыкновенно так много, что шар улетучивается к небу, всегда переполненный человеческим грузом. Я не имел духа решиться на такой полет, тем более, что пред тем прочитал в газетах очень неприятный случай из истории воздухоплавания. В г. Цинциннати также устроен был подобный аэростат на канате, и благополучно совершали на нем воздушную экскурсию целые тысячи любителей. В один прекрасный день парочка влюбленных деревенских голубков, приехавшая в город для закупки свадебных принадлежностей, захотела испытать ощущения любви в голубой синеве. С веселыми смехом сели они в лодку аэростата, машина загремела и шар быстро понесся в чарующую синеву небес. Вдруг что-то хрупнуло, канат упал, и шар один, уже на крыльях буйной свободы, понесся в беспредельную высь, – чтобы уже никогда не возвращаться. Крик отчаяния послышался со стороны несчастных пассажиров, но помочь им не было никакой возможности, скоро шар скрылся из глаз – и мне не приходилось после читать о трагической развязке этой ужасной экскурсии.

Вместо рискованного воздушного полета я предпочел отправиться в «восточный» ресторан и потребовал себе бифштекс и портеру. Тут я встретился с двумя своими приятелями вест-индцами – французом с острова Гаити и испанцем с острова Кубы. Болтливый гаитянин, который и на этом отдаленном острове сохранил всю буйность парижской крови, по обычаю и уже в сотый раз стал одно и тоже расспрашивать о Петербурге, его нравах и удовольствиях, уверял меня, что там все говорят по-французски и чрезвычайно любят вообще французов, и, наконец, в заключение своей бесконечной болтовни поклялся независимостью и славой своей республики, что он непременно побывает в нашей Северной Пальмире. – «Милости просим!» – ответил я ему и очень обрадовался, когда он быстро повернулся, раскланялся и куда-то помчался, – вероятно, отыскивая новой жертвы для своей болтовни. Посмотрев вслед этому порхающему гражданину великой Гаитянской республики, я уяснил себе, почему на острове Гаити, составляющем самостоятельное государство, почти каждый год бывает по две революции, и граждане его то прогонят президента и посадят на престол императора, то свергнут императора и опять водворят президента – до следующей перемены декорации. Совсем другого сорта кубинец. Это молодой человек с длинными черными усами и курчавою головой; в глазах его горит тропический огонь, но он чрезвычайно спокоен и даже несколько меланхоличен.

– Ну, как дела, синьор Ронкильо?

– Так себе, – отвечает он нехотя.

– А как генерал Гарсия?

– Дурак он, а не генерал! – вспылил вдруг кубинец и глаза его сверкнули огнем негодующего отчаяния.– Ему тысячу раз говорили, что рано начинать, что еще не все было подготовлено, что непременно он влопается как крыса в ловушку. Нет, не послушался, скорее хотел сделаться президентом Кубинской республики, и вот теперь председательствует в испанской тюрьме, если только не болтается уже на виселице. Я только что был в его семействе, но там, разумеется, слезы, и я скоро ушел …