Жизнь за океаном

Идя по Пятому Авеню, одной из лучших улиц города, по направленно к великолепному Центральному парку, вы можете вполне, вдали от шума, насладиться созерцанием роскошных шоколадных зданий аристократической части города. Довольно часто здесь поднимающиеся к небу готические башни церквей, также шоколадного цвета, довершают прелесть картины. Среди этих стройных рядов шоколадных зданий и башен, как волшебная громада снегового дворца, сверкает белизной на ярком, южном солнце6 величественный беломраморный собор св. Патрика. Контраст цвета придает собору необыкновенно-эффектный вид. Смотря на эти роскошные формы из сверкающего на солнце белого мрамора, вы не можете не думать, что стоите пред храмом самых чистых и возвышенных человеческих чувств. Собор начат постройкой 15-го августа 1858 года и освящен 25-го мая 1879 года; но в настоящее время он еще не окончен. На нем нет еще предполагаемых по плану двух высоких готических башен. Когда белые мраморные башни будут возвышаться над собором, то он несомненно будет представлять чудо архитектурного искусства. По объяснению руководителя по собору, храм этот представляет образец вычурного геометрического стиля готической архитектуры, процветавшего в Европе в ХIII и XIV веках и выразившегося в построении знаменитых соборов реймского, амьенского и кельнского и здания Вестминстерского аббатства в Лондоне. Но новый Нью-Йоркский собор – во чистоте стиля, оригинальности рисунка, гармонии частей, красоте материала и быстроте построения – не имеет соперника в Европе, между храмами однородного стиля. Внутри собор чрезвычайно просторен, и масса света разливается по всем его частям, придавая ему весьма веселый, торжественный вид. Стройные ряды высоких беломраморных колонн и богатейшая оконная живопись составляют несравненное его внутреннее украшение. Некоторые живописанные окна настолько дороги, что при перевозке их из-за границы (они приготовлялись во Франции) одних пошлин нужно было платить по 4.000 долларов за каждое. При вечернем богослужении собор освещается газом и с этою целью капители колонн и купола усажены целыми букетами газовых рожков (всего 1.800 штук), которые дают великолепную иллюминацию. Отопление производится паром, который приготовляется в одной из соседних улиц и оттуда посредством железных подземных труб проводится в стены храма. На двух боковых колоннах я заметил вывешенные таблицы. Таблицы изображали план храма с номерным указавшем скамеек и с обозначением годичной платы за них. Просмотрев эти таблицы, я нашел, что молитва в соборе обходится не дешево. Шестиместные скамейки, представляющие нечто вроде лож, ценой колеблются, смотря по удобству расположения и близости к алтарю, между тридцатью и полуторастами долларов (30–150). Обычай продажи мест в доме Отца Небесного, конечно, отзывается для русского православного чувства торгашеством и вопиющим нарушением прав каждого – особенно бедняка, не имеющего и копейки за душой, – беспрепятственно приходить в дом общего Отца с сердечной молитвой, и с этой стороны такса цен на места в соборе произвела на меня тяжелое впечатление. Впечатление это, впрочем, нашло некоторый противовес в другой мысли. Такса, конечно, сообразуется со спросом. Если же места в соборе занимаются, несмотря на чрезвычайно высокую – по нашему русскому представлению – плату за них, то какую, значит, религиозную потребность имеет здешнее римско-католическое общество и какою сильною ревностью к храму одушевлено оно! Колеблясь между этими двумя противоположными мыслями, я вышел из храма.

Американцы, как можно было заметить даже при беглом наблюдении, довольно религиозны. Для удовлетворения своего религиозного чувства они по воскресеньям сразу останавливают колесо своей, по-видимому, бесконечной житейской суеты и идут в храмы с таким усердием, которому нельзя не позавидовать. Побыть в воскресный день при богослужении и выслушать утреннюю и вечернюю проповедь у них считается одним из высших удовольствий. Какой важный интерес дня составляют здесь воскресные проповеди, можно судить даже по тому факту, что светские газеты в понедельниковых номерах открывают специальный отдел «по церковной кафедре», где и обозреваются произнесенные накануне проповеди с большими выдержками из лучших. Библия у них настольная книга, и в книжных магазинах, которые в Нью-Йорке своей красотой и богатством едва ли не превосходят даже лондонские магазины, на первом месте и в самых изящных, роскошных и до бесконечности разнообразных формах и переплетах вы непременно видите «святую Библию», как она обыкновенно называется у них. Чутким чувством религиозности, быть может, объясняется и тот бросающийся в глаза факт , что имя «Бога» у них окружено какою-то недоступною святостью и неуместное употребление этого слова считается большим неприличием, так что обыкновенный разговорный язык вычеркнул его из своего словаря. Вместе с тем в религиозной жизни американцев можно замечать в высшей степени странные – на наш взгляд – черты. Так, одна взрослая восемнадцатилетняя девушка – христианка (!) приглашала моего хорошего знакомого к себе на крестины; другая очень образованная девушка такого же возраста, в случайно зашедшем разговоре по религиозному вопросу, сообщила к моему крайнему удивлению, что отец ее епископал, мать методистка, а она еще не принадлежит ни к какому исповеданию и выберет его по исполнении 18-ти лет, а теперь считается просто христианкой-универсалисткой. Храм, как внешнее выражение религиозных чувств служения Богу, также не окружен требующимся по нашим понятиям почтением, и в газетных объявлениях можно нередко читать извещение, что такая-то церковь такой-то общины имеет быть продана с аукциона за долги, или такой-то великолепный храм арендован таким-то театральным антрепренером, который и предполагает начать в нем ряд драматических или оперных представлений. И в отношении к воскресному дню не всегда соблюдается строгий пуританизм. Театры обыкновенно в этот день закрываются, но в некоторых из них даются так называемые на афишах «Священные концерты» (sacred concerts). Подкупленный этим названием, я отправился в один из ближайших театров (превращенный из бывшей церкви), но – в действительном содержании концерта не было ни единой черты, которая соответствовала бы его названию, и он весь состоял из вольных и скабрезных песен и музыкальных пиес. При всем том янки гордятся своею христианственностью и в этом отношении считают себя новым избранным народом, новым Израилем. К немалому удивлению подобную мысль я даже встретил в газетном отчёте об одной воскресной проповеди. Почтенный проповедник, обозревая исторические судьбы человечества, останавливается на поразительном сходстве истории израиля с историей американского народа. Европа была для него страною египетского рабства; океан – Чермное море, которое нужно было перейти, чтобы избавиться от этого рабства; притязания на него Англии это – погоня Фараона с его воинством; борьба с индейцами –это борьба с нечестивыми ханаанитянами т. д. и т. д. Если присмотреться к общественной жизни американцев, то кажется и помимо этой проповеди можно прийти к убежденью, что янки – новый израиль, только не в библейском смысле, а в смысле, который связан с названием теперешних представителей древне избранного народа в Европе. Такого жидовского торгашества, такой спекуляторской горячки, такой бездны обмана и плутовства, с какими европеец может здесь встретиться на каждом шагу, трудно где-нибудь найти в Европе; а опустошение казенных и общественных сундуков здесь производится в таких колоссальных размерах, которые для наших отечественных любителей содержимого казенных и земских сундуков могут быть только – увы – неосуществимым идеалом, – хоть бы просто даже потому, что сундуки-то эти у нас по большей части пусты. В Нью-Йорке, наприм., в самое последнее время один по постройке крупных общественных зданий сумел обмануть общество на громадную сумму 20 миллионов долларов! Что касается мелкого плутовства и надувательства, то это – обыкновенное явление, и настолько обычное, что не составляет даже позора. «Если вы, – рассказывал мне один мой здешний русский знакомый, пробывший в Нью-Йорке три года, – уличите кого-нибудь в глаза в направленном на ваш карман плутовстве или обмане, то не думайте, что уличенный сконфузится! Ничуть не бывало: развязный янки только ухмыльнется и, приятельски похлопав вас по плечу, лукаво заметит, – что, значит, вы тоже джентльмен – не промах!» – Истинный израиль!..

Город, и без того постоянно оживленный, день ото дня оживлялся все более; приготовляясь к «Веселому Кристмасу», как называется здесь праздник Рождества Христова. Среди этих веселых приготовлений счастливого или вернее самодовольного народа, как гром поразила нас русских принесшаяся к нам страшная весть о новом ужасном покушении (под Москвой) на жизнь Венценосного Главы русского народа... Стыдно было смотреть на свет и на людей, когда американцы, возмущенные этим ужасным попранием не только божеских законов, но законов и требований простой человечности, обращаясь к нам русским, с негодованием спрашивали: «Что это такое делается у вас?» Единственное наше утешение и оправдание было лишь в том, что Провидение опять чудесно отвратило злодеяние и опять спасло Монарха. В ближайшее воскресенье в здешней русской церкви назначено было благодарственное молебствие по поводу чудесного избавления нашего Государя Императора от страшной опасности и по этому поводу к богослужению собрались все русские, проживающие здесь, с официальными представителями во главе. Такое собрание народа в церкви бывает, по отзыву служащих в ней, раз-два в году, не более. Славянская литургия с недурным пением двоих псаломщиков проливала отраду в страждущей душе молящихся сынов далекого терзаемого злодеяниями отечества. Мотив симоновской херувимской песни, импровизированный, как известно, под тяжким впечатлением великого патриотического бедствия – взятия Москвы французами, – своим, до боли сердца грустным, воззванием к «отложению ныне всякого житейского попечения», указывал на ужасное положение нашего отечества, пленение его темною шайкою злодеев... После благодарственного молебствия и заключительного многолетия едва ли кто в народе, при выходе из церкви, не думал тяжелую думу: когда же наконец воспрянет здравый смысл народа от преступной летаргии и с корнем вырвет не «позорящее» только, а губящее русскую землю зло?..