Семья волшебников. Том 2

Глава 32

Карета остановилась у скромного двухэтажного коттеджа. В начале и конце пути она катила в обычном для карет темпе и даже медленней, с церемонной неспешностью, но большую часть середины Сервелат проделал на сверхскорости, поднявшись в воздух. И все равно они оказались не первыми, у коттеджа уже стояло множество других карет, бричек, ездовых големов. К стене прислонился свернутый ковер-самолет.

Майно Дегатти слез с козел и помог выйти супруге. У нее подходил к концу девятый месяц, и она бы предпочла остаться дома, но правила приличия требовали ее присутствия. Ее бы просто не поняли, если бы она проигнорировала похороны родственника, пусть и такого, которого никогда не встречала.

— Напомни, кем он нам приходился, — тихо сказала она, помогая спуститься Веронике.

— Мой великий дядя, брат бабушки Лурии, — негромко ответил муж. — Жробису и Маврозии он, соответственно, просто дядя.

Дядя Жробис и тетя Маврозия тоже, конечно, явились на похороны. Дядя как раз вышел из дома, и они с Майно коротко обнялись.

— Ну… дядя Умбер прожил хорошую жизнь, — неловко сказал Майно. — Сколько ему было?

— Сто девяносто три, — сказал Жробис. — Весьма почтенный возраст для лиценциата. Пережил маму лет на восемьдесят. Ты ж его не знала, невестушка?

— Нет, — коротко ответила Лахджа, пытаясь усмирить Астрид, которая рвалась внутрь, потаращиться на покойника.

Она впервые была на похоронах. Лахджа тоже, впрочем. Мистерийских свадеб посещала уже две, причем одну в главной роли, а вот похороны пока не случалось.

Впрочем, большая их часть мало отличалась от земных похорон. Прощание с телом, поминальный обед, потом… ну, потом родственники забальзамируют внутренности и похоронят тело под фундаментом, а часть органов и крови превратят в амулеты-терафимы. Эти мистерийские колдуны не брезгуют ценными ингредиентами, даже если при жизни те были любимым дедушкой.

Да дело не в этом! Это просто старинная традиция!

Да мне-то что? Я даже помогу, если позволите.

Нет уж, у тебя нездоровый интерес. И ты беременна. Тебе нельзя сейчас смотреть на… дурные вещи.

Да ладно тебе…

Я все сказал.

Поскольку покойный Умбер Дженнаро приходился братом бабушке Майно, к клану Дегатти он не принадлежал и фамилию носил другую. Многих собравшихся Майно, как и Лахджа, не знал, да и самого дядю Умбера в последний раз видел на похоронах родителей.

А вот Жробис поддерживал с ним более тесное знакомство, и знаком тут был почти со всеми.

— А дедушка Айза не пойдет на похороны? — тихо спросила Лахджа, входя в дом. — Он же собирался вроде.

— Дедушка Айза сейчас встречает своего шурина в Шиассе, — укоризненно сказал муж. — Лахджа, по тебе видно все-таки, что ты родилась в отсталом мире.

— Он не отсталый, а техногенный. Мы не общаемся с мертвецами.

Дом у покойного был поскромней усадьбы Дегатти. Сейчас в холле стоял массивный саркофаг, и в нем возлежал виновник торжества — рослый широкоплечий старик. Седые волосы ниспадали до плеч, а в лице прослеживалось явное сходство со старшим племянником, Гуримом.

Лахдже вдруг стало любопытно, как выглядела бабушка Лурия.

К саркофагу один за другим подходили близкие и дальние родственники. Уже очень пожилая дочь покойного, несколько внуков, правнуки. Заглянули попрощаться соседи, парочка старых друзей. Постоял с минуту у изголовья Жробис, чмокнула дядю в лоб Маврозия. Склонил голову и Майно.

Лахджа, которая до сего дня даже не знала о существовании этого… кем он ей вообще приходится?.. особо не скорбела. Только отметила для себя, что мистерийские похороны, в отличие от свадьбы — очень внутрисемейный ритуал. Никаких посторонних людей — священников, гробовщиков, плакальщиц каких-нибудь. Только те, кто знал покойного. Сами доставили саркофаг, сами приготовили поминальный обед, сами обмыли и переодели дедушку, сами и хоронить будут.

Впрочем, как Лахджа заметила, другие тоже скорбят не так уж сильно. Только дочь утирает глаза, остальные спокойны, негромко переговариваются. Неудивительно, если учесть, что та же тетя Маврозия запросто может призвать дядю, чтобы он поприсутствовал на своих похоронах… кстати, надо спросить мужа, делают ли у них так.

Нет, это невежливо. Смерть и у нас смерть. Потеря физического тела и уход духа в Шиасс — трагедия, даже если умеешь разговаривать с мертвыми.

Ну не знаю, я бы ввела такой обычай. Если я вдруг умру раньше тебя — смело меня призывай, я хочу видеть, как меня будут бальзамировать и закапывать.

Ты демон, тебя не будут бальзамировать.

А, ну да, меня вы просто разберете на ингредиенты и передеретесь из-за них… перкеле, на это я еще сильнее хочу посмотреть!

Потом Лахджа вспомнила, что как раз ее призвать не получится, и у нее испортилось настроение. Духи демонов не уходят в Шиасс, их ждет стремительный распад на так называемом Кровавом Пляже.

В бытности смертным все-таки есть некоторые плюсы…

— Ну ничего, может, я еще и не распадусь, — сказала она, когда Майно отошел от саркофага. — У некоторых демонов получается.

— Я в тебя верю, любимая, — кивнул муж.

Лахджа подходить прощаться не стала. Что она скажет совершенно незнакомому человеку? Даже для Майно это всего лишь дань традициям. Демоница просто крепко держала за руку Астрид, которая не понимала, что они тут делают, и изнывала от скуки.

Не понимала этого и Вероника, но она вела себя смирно. Только когда от саркофага отошла последняя четвероюродная соседка, и столпившиеся в холле склонили головы в последнем поклоне, она тихо-тихо спросила:

— Мам, а что с этим дядей?

— А… — чуть запнулась Лахджа. — Понимаешь, Вероника, он просто… уснул. Очень крепко.

— А зачем мы вокруг него собрались?

— Ну… это такой сон… очень крепкий и долгий. Особенный. Мы все собрались, чтобы пожелать ему… спокойной ночи.

— А, ясно.

На самом деле Веронике ничего не стало ясно. Она тоже часто крепко спала, но вокруг нее никогда так не собирались. Наоборот, если она спала слишком долго, то иногда просыпалась от того, что Астрид прыгала на кровать и принималась тормошить сестру с криком: «Просыпайся, дурында, всю жизнь проспишь!»

Но сейчас Астрид не прыгает на этого дядьку, не орет и не тормошит. Непонятно что-то.

Покойный Умбер Дженнаро был лиценциатом Скрибонизия. Он овдовел лет сорок назад и с тех пор жил один, изредка навещаемый родней и друзьями. Слуг у него не было, однако их заменяли заклинания, наложенные тут буквально на все.

Дженнаро зарабатывал на жизнь бытовыми чарами — всеми этими вентиляционными, утепляющими и очищающими гексаграммами. В его собственном доме их было полно, в том числе «умных», после смерти хозяина они продолжали действовать, и сейчас одна засветилась, рисуя на стене хорошенькое женское лицо.

— Стол накрыт, кушанья поданы, — раздался мелодичный голос. — Прошу гостей пройти в трапезную.

— М-м-м, до чего дошел прогресс… — протянула Лахджа, следуя за остальными. — И кому теперь это все?

— Тш-ш-ш!.. — прижал палец к губам Майно. — Неприлично это упоминать. Завещание зачитают после погребения. Если его не было — просто отойдет ближайшему родственнику, дочери.

Традиционный поминальный обед в Мистерии состоит из трех перемен. Сначала подают густую овсяную похлебку на говяжьих костях, потом тушеное с овощами мясо и лепешки, а в конце — рябиновые или черемуховые пироги. Вкус у них довольно специфический, поэтому кроме как на похоронах их готовят редко. Спиртное пьют легкое, варят пунш или стакк — местный напиток, напоминающий глинтвейн.

— Легкого ему посмертия, — сказал Жробис, поднимая стакан.

— Ой, всю жизнь он работал, — вздохнула дочь покойного. — Покоя не знал. Говорил, что без работы никуда.

— У нас до сих пор его гексаграммы действуют, — сказал Майно. — Я их только подновлял чуток.

— Он был очень добросовестный, — кивнула дочь покойного. — Всегда.

— Я помню, как мы с ним и папой на охоту ходили, — пустился в воспоминания Жробис, подливая себе еще пунша. — Папа тогда еще Гурима звал, но он-то уж тогда все за книгами сидел. А мы вот пошли, значит, на охоту. На кабанчика. Как раз сезон был. Ходим-ходим, и засидки делали, и так искали — нет кабанов, и все тут. Решили подманить. Следы-то есть, тропы знаем. Нет кабанов, и все тут. Мистика какая-то. Папа даже стих хотел прочесть, на прославление кабана и добрую охоту, но дядя его остановил. Нет, говорит, неспортивно. И вот выходим мы, значит, к озеру лесному. Ходим-ходим, и что-то совсем заплутали. Решили, леший шутит, глумится. Мне было-то тогда… сколько ж?.. пятнадцать лет, да. Только четвертый курс закончил, грамадевата в горшке росла. И тут мы смотрим над озером… висит!.. веревочный человек с рогатой башкой.

— Кьянтеркобелико!.. — ахнул кто-то.

— Да-а-а!.. — важно покивал Жробис. — Дядя Умбер и папа с лица спали. Ну сами понимаете. Пятимся, глаз не сводим. Даже моргать нельзя. Хорошо нас трое было…

— Он, получается, охранял чего-то? — спросил Майно.

— Получается так. Но мы не рискнули подойти. А на обратном пути кабанчика встретили. Безголовый лежал.

— Дядь, то есть, получается, Кьянтеркобелико с кабана голову снял и себе приставил? — спросил Майно.

— Получается, так.

— Получается, кабан-то рогатый был?

— Да откуда ж я знаю, Майно? — постучал ему пальцем в грудь Жробис. — На туше башки-то уж не было!

Все невольно зашлись смешками. Опорожняя все новые чаши и заедая стакк пирогами, родня и друзья принялись делиться воспоминаниями, рассказывать о случаях из жизни покойного. Тот не был каким-то выдающимся волшебником, не совершал великих подвигов и не имел особых достижений, но он прожил долгую жизнь, и в ней тоже было много забавных, веселых, да и страшных эпизодов. Вспоминали о его доброте, порядочности и благородной натуре.

— А уж как он был горазд пожрать! — хлопнул чашей по столу Жробис. — Вот тут я весь в него, конечно!.. хотя мне до него далеко!..

— Это точно, — сказала дочь покойного. — Мама, бывало, сварит большую кастрюлю горячего, а он просто подсаживается, да и ест прямо оттуда. И пироги ее просто обожал. Говорил: хорошо поешь — хорошо поработаешь.

— Но ведь хорошо работал же! — ухмыльнулся сосед. — Знал, о чем говорил!

— В гранит, — кивнул Жробис. — Золотой вязью.

— За покойного, — поднял стакан Майно.

Вероника сидела, почти не видная за огромным пирогом, слушала и все пыталась понять, что тут происходит. Дядя Умбер крепко уснул, а все эти люди наготовили вкусного и едят тут без него.

Это ужасно. Как они могут? Может, забыли его позвать?

А если она уснет? Тоже все без нее сожрут?! И пироги, и компотик, и вот эту халву?..

Вероника незаметно соскользнула со скамьи. Никто не заметил, как маленькая девочка просеменила за широкими спинами взрослых, произносящих тосты за упокой души.

А если кто и заметил, то решил, что малышка просто пошла по нужде, и ничего не сказал.

Но Вероника тихонько вышла в холл, где по-прежнему стоял саркофаг. Она потянула за край покрывала, открыв седую голову с внушительным носом, потыкала сухую холодную щеку и позвала: