Семья волшебников. Том 2

Глава 21

— Кьянтеркобелико, — прочла Лахджа, держа под струей воды баночку сюрстрёмминга. — Древний злой дух, предположительно, пришедший вместе с верованиями ямстоков. Возможно, происходит от лоа.

Она трансформировала кожу рук, чтобы потом их не мыть. Осторожно потянула за колечко и втянула носом специфический аромат. Пусть теперь постоит минут десять, проветрится.

Нельзя потерять ни кусочка, это последняя банка. Лахджа была абсолютно уверена, что оставалась еще одна, но та куда-то делась. А поскольку улик нет, то винить некого, кроме Майно.

Да, Майно?

Молчание.

Да, Майно?!

Что?

Это был ты?!

Я люблю тебя.

Я тебя тоже. Это был ты?

У тебя самые красивые глаза.

Куда ты ее дел? Съесть не мог. Выкинул? Почему одну? Ты хочешь, чтобы я сошла с ума?

Это моя тайна. А ты эту рыбу даже не любишь.

Она на любителя, но… моя. И сейчас мне как раз хочется! А ее нет.

Есть. У тебя в руках, целая банка. Тебе сейчас хочется? Вот сейчас и поешь.

— Кьянтеркобелико, — продолжила читать Лахджа. — Согласно преданиям, живет на границе сна и яви, в преддверии мира духов. Не демон. Те, кто забредают слишком далеко в туман, или долго ходят в темноте, или долго блуждают по лесу в холодный сезон, или просто слишком долго спят, иногда встречаются с ним. Обычно его видят как висящий на ветках, лозах или изгороди череп.

Понятно. Череп на чем-то вьющемся. Лахджа отрезала черного хлеба и намазала его сливочным сыром.

— Также иногда видят, как тонкую фигуру, опять же сделанную словно из веток или проволоки. А сверху по-прежнему череп. Иногда его смешивают с Таштарагисом, но это совершенно разные персонажи.

Сверху на хлебе появилась толченая картошка и красный лук.

— …У жертв Кьянтеркобелико вызывает ужасный липкий страх и полный спектр неуютных чувств… Если быстро не уйти, Кьянтеркобелико поменяется с вами местами и лозы будут душить вас, пока постепенно не оторвут голову.

Последнее Лахджа не очень поняла. Как это — поменяется местами?

— Кьянтеркобелико постоянно меняет свой облик, особенно черепа. Вероятно, используя черепа своих жертв. Будучи духом, постоянного тела он не имеет.

Лахджа вздохнула и водрузила на бутерброд кусочек квашеной рыбы. Какая же дичь. Почему Вероника не встречает кого-нибудь доброго? Фей зубных, пасхального кролика, или вот бабушку Юмплу… она же маленькая девочка! Почему все время то Фурундарок, то кровожадные тени, то еще какая-нибудь хтонь?!

Лахджа съела бутерброд с сюрстрёммингом и выкинула остальную банку. Так вкусно и нажористо получилось, что она сразу же наелась.

Ага! Выкинула, я видел! Песочила меня, а сама-то!..

Это моя банка, что хочу, то и делаю с ней. А тебе нельзя.

Лахджа поглядела в окно. Луна Ястреба началась, по календарю уже зима. Но снег еще не выпал, и даже не очень-то и холодно. Только листва с деревьев уже опала, стоят голые и печальные.

Самая, пожалуй, худшая луна в году. Лахджу во время нее всегда охватывал какой-то сплин, а сейчас она еще и беременна. Какой там уже месяц?.. Так трудно пересчитывать с этими их лунами по двадцать шесть дней… вроде четвертый.

Лахджа открыла Ментальный Блокнот и посчитала точнее. Да, четвертый начался. Около ста дней. Значит, третий детеныш родится в конце весны или начале лета.

Она дочитала раздел про Кьянтеркобелико и вернула книгу в библиотеку, в запертый стеллаж. Обычно дочитанные или надоевшие книги Лахджа просто бросала где попало, предоставляя мужу и еноту собирать их по всему дому, но с подобными талмудами так поступать не стоит. Вероника пока еще не умеет читать… кстати, пора уже понемногу ее учить… но Астрид как раз в том возрасте, когда дети во все суют нос… хотя этот возраст начался у нее сразу после рождения и вряд ли когда-нибудь закончится.

С тех пор, как Совнар показал ей изнанку мироздания, а потом еще и сама Лахджа взяла на прогулку по астралу, дочь не перестает канючить, чтобы ее снова туда водили, а лучше — просто научили, как ходить самой. Но Лахджа не торопилась учить ее таким опасным вещам, а то еще забредет незнамо куда, разыскивай потом в круговерти вселенных. Астрид и в Радужной бухте-то умудряется теряться, вчера вон опять вернулась из школы только к ужину, с сосновыми иглами в волосах.

— …Ничего я и не теряюсь, гуляю просто, — сказала за обедом Астрид, ковыряясь в вареной картошке.

— Где? — осведомилась мама.

— Ну так. В лес иногда тянет.

— Понятно. Меня тоже.

— Тебе тоже иногда хочется кого-нибудь загрызть?! — оживилась Астрид.

Лицо Майно на глазах вытянулось, он медленно повернулся к дочери.

— Н-не совсем… — пробормотала Лахджа.

— Поймать и… у меня вот эта штука есть!.. — зашевелила пальцами Астрид.

Майно и Лахджа уставились на… нечто вроде астральной веревки или щупальца. Оно исходило из тонкого тела Астрид, из ее демонического начала, и выглядело очень зловеще.

Лахджа нервно облизнула губу, подняла руку и тоже выпустила… эту штуку. Она старалась не вспоминать о ее существовании, чтобы не задавать себе неприятных вопросов.

— Что это, мам? — спросила Астрид. — Оно недавно появилось.

— Это… это наш…

— Это ваш астральный аркан, — неохотно произнес Майно. — Такие у всех фархерримов есть.

— И опять мой муж знает о моем роде больше, чем я… — пробормотала Лахджа. — Это нужно для охоты на души. Но… мы не можем охотиться на души, Астрид.

— Ясно, — пожала плечами девочка. — Я и не собиралась.

— Да… не надо. Это… злой поступок — лишать кого-то души.

— Да я знаю. Можешь не объяснять. Я думала, он для чего-то полезного.

Она вернулась к картошке, а Майно с Лахджой продолжали смотреть друг на друга, молча переговариваясь. За всеми этими треволнениями с Вероникой они совсем забыли, что у них подрастает старшая дочь, которая хоть и не обладает такими феноменальными необъяснимыми способностями, но при этом полноценный высший демон со всеми вытекающими.

— Знаешь, Астрид, если тебе хочется кого-то загрызть… ты ведь можешь охотиться на зверей, — осторожно произнесла мама. — На дичь. Это не запрещено, это и смертные делают. Ходи вон гулять с Тифоном. Всегда будет что-то интересное на ужин.

— Кудесно! — обрадовалась Астрид.

— Только не трогай скотину, — велел папа. — Она кому-то принадлежит. И убеждайся, что животное — просто животное. Что это не фамиллиар или обернувшийся волшебник, что оно не разговаривает, что это не Совнар…

— Я знаю! — закатила глаза Астрид. — Я не тупая!

Обсуждая начало демонической зрелости Астрид, родители забыли теперь о Веронике. А она сидела совсем рядом, ела картошку, внимательно слушала и размышляла о чем-то своем.

Но на нее сейчас не обращали внимания. Обсудив все телепатически, Лахджа с Майно пришли к выводу, что надо с кем-то проконсультироваться. Лахджа просто не знала, как это должно происходить, поскольку сама переродилась из человека и именно демоненком никогда не была.

Зато она знала кое-кого, кто был, причем совсем недавно.

— Ахвеном! Итиорбен этроог! — воскликнула Лахджа, когда они с мужем поднялись на чердак.

В этот раз он появился не сразу. Лахджа использовала не императивный призыв, поскольку дело не срочное, а императивный призыв — это моветон, если в нем нет крайней необходимости. Мало ли чем призываемый сейчас занят? Он может прямо сейчас в туалете сидеть.

— Мир вам, госпожа, — вежливо ответил появившийся из ниоткуда отрок… довольно крупный отрок.

— Ахвеном… давно не виделись, — улыбнулась Лахджа. — Ты стал совсем взрослым статным юношей.

— Да-да, — кивнул юный демон.

— Прикройся, — протянула ему полотенце Лахджа.

Ахвеном с кислой миной обернул чресла. Он действительно здорово вымахал с тех пор, как Лахджа передала на его попечение Волосню. Видимо, у него как раз начался гормональный бум, так что он принялся расти вверх и вширь. Все еще не дотягивал до взрослого фархеррима, но уже не был тем нескладным мальчишкой, которого два года назад выпустили из бутылки.

— Как там моя Воло… Хисаданних? — спросила Лахджа.

— Живет с нами, — пожал плечами Ахвеном. — Ее себе Наставница забрала.

— В смысле забрала себе?! — возмутилась Лахджа.

— Ну она всех мелких воспитывает. Вот и ее под крыло взяла.

Это Лахджу успокоило. Почему-то она обрадовалась, что ее случайный клон или кем ей там приходится Хисаданних, приняли в большую семью фархерримов, и теперь она растет среди своих. Там ей будет лучше.

— Я… ответил на вопрос, это считается услугой? — с надеждой спросил Ахвеном.

— Нет, это просто так. Мы тебя для другого вызвали.

— Повелевай, госпожа. Еще два раза.

— Будет несложно, просто небольшая консультация. Расскажи все, что знаешь о взрослении фархерримов.

— Эм… ну… я могу, а зачем?..

— Как ты мог заметить, у меня есть дочь. Ей уже восемь лет, девятый идет. И она… нам надо знать, чего ждать.

Ахвеному все рассказали о астральном аркане и проснувшихся желаниях Астрид. Он уселся на пол мансарды, скрестив ноги, свернул крылья и задумался, с чего начать.

— Это рано, — в конце концов сказал он. — У нас по-разному бывает, но обычно не раньше одиннадцати. Но… она же наполовину гхьетшедарий, да?.. Из-за этого, наверное. Другие хальты пока ничего такого не проявляли, но они все мельче.

— Есть и другие хальты?! — выпучила глаза Лахджа. — И много их уже?!

— М-да-а… есть несколько… даже Совита родила дочерей… двух!..

Последнее слово Ахвеном сказал так самодовольно, как будто их родили от него. Майно не без труда припомнил имя того фархеррима, который стал фаворитом Совиты… Гиздор, кажется. Ничего себе он… молодец.

— Гхьетшедарии нас любят, — ухмыльнулся Ахвеном. — Все любят… и ненавидят. Пока не слишком сильно.

Информация оказалась неожиданной. Лахджа и Майно переглянулись, размышляя, что с ней делать.

— Так, а мальчики среди полукровок есть? — вдруг спросила Лахджа. — Или только девчонки получаются?

Ахвеном снова задумался. Стал вспоминать.

— Если подумать… — неуверенно произнес он. — Я слышал только о девочках.

До этого Лахджа еще допускала, что родила двух девочек по чистой случайности. В общем-то, ничего странного в этом и нет, две — это не десять. Но теперь…

Все-таки козни Мазекресс? Лахджа сможет родить сына только от другого фархеррима?

— Но я бы не стал сходиться с гхьетшедарием, — добавил Ахвеном. — Нелепые твари. Старшие учат нас, что надо отдавать предпочтение своим. Я думаю, это правильно. Фархерримские женщины самые прекрасные.

Дегатти не понравилось, как он это сказал, и как при этом смотрел на его жену. Конечно, это молокосос, четырнадцатилетний подросток, но все равно — нечего засматриваться.

— Что у вас делают, когда дети начинают… проявлять интерес к охоте? — спросила Лахджа. — Что сделали с тобой, как это было? Сколько тебе было лет?

— Двенадцать, — неохотно признался Ахвеном. — Я… это было незадолго до… нашей встречи. Меня стали брать с собой на охоту. А потом… а потом я один пошел… зря. Да уж.

— Как так получилось, что ты вообще попал в силки к волшебникам?