Заблудившийся

7

Рынок Ресурсов был самым посещаемым местом в городе. Самым колоритным и самым… Непостоянным, что ли. Все здесь двигалось и менялось. Одни люди подходили к другим и уходили, другие подходили и задерживались, третьи шли мимо, никого не замечая. Все в одеты в разное. Как в кипящем супе. Вот из клокочущего варева людского потока вынырнул рыхлый молодой парень в жилетке морковного цвета, подержался на поверхности и снова утонул в толпе, на его место выплыли двое в темно-зеленых военных спецовках и затеяли жаркий спор с продавцом.

Кастрюлей для этого супа служил единственный в городе крытый стадион. Основная часть сидений была давно демонтирована, искусственная трава вытоптана. Каждый свободный участок приспособлен под торговлю. Сколоченные из досок ларьки, полотняные навесы и палатки, просто разостланная пленка — и кучи самого разнообразного барахла. Здесь можно было продать и купить все, что угодно: от дырявого нижнего белья и совсем стоптанной обуви (лично видел, как одна пожилая женщина пыталась продать один-единственный левый кроссовок) до сложной техники и специфического оружия.

Рынок еще и самое шумное место в городе. Стоит только влиться в толпу и тебя со всех сторон накроет волной голосов всех возможных тембров:

— Куда грязные руки суешь, свинья?! Сходи помойся, а потом за товар хватайся!

— Арсенал обновить не желаете, молодой человек? Вчера только пневматический гайкомет дособирал. Крысу с одного выстрела наповал! И испытал, и отужинал!

— Свежая выпечка! Булки! Пироги с мясом! С каким? Ну так с говядиной, ясно же! Утром коровка еще бегала и пищала, хы-хы!

— Очки и маски — защитите глазки! Противогазы как у спецназа! Респираторы!

— Девушка, этот рюкзак удивительно идет к вашим глазам. За полкружочка дешевого мелка отдам.

От обилия самых разнообразных запахов кружится голова. Тут и ставший уже постоянным запах немытых тел, пыльный запах старого чулана, едкая вонь химикатов с нечистотами, ароматы готовящейся пищи, вызывающие приступы аппетита или, напротив, рвотные позывы; кислые нотки, но не тумана, просто мимо прошел кто-то не сильно трезвый.

Пробираясь через толпу, я застегнул куртку. Мне не было холодно, но я опасался за сохранность своей сумки с лекарствами. Где еще практиковаться карманникам, как не на Рынке? Даже суровое наказание с выдворением на улицу без средств защиты их не останавливало. И подобные приговоры без суда и следствия, а только с одобрения толпы, выносились на Рынке ежечасно. Вот только пару минут назад мимо меня двое охранников провели под руки молодого парня по направлению к выходу. Парень вырывался и кричал, что «начальник попутал», а руки его в этот момент ловко шарили в маленькой сумке одного из них.

За такого я не переживал (гарантирую, что через час снова увижу его в толпе) и мне было не до него: я искал Человека. Именно так, Человека с большой буквы — это имя собственное данного, гм, лица, через которого проходило большинство крупных и очень крупных сделок, а также сделок, о деталях которых не стоило распространяться. Человек обычно прохлаждался в местном баре «Под куполом» и, в отличие от доктора Горюнова или Костика, никак не выделялся среди прочих завсегдатаев. Обыкновенные люди сидели или стояли, выпивали и закусывали, не зная, что буквально за соседним столиком, в тени сидел фактический владелец Рынка ресурсов.

Зайти в бар сразу не получилось: возле самого входа затеяли драку два вусмерть пьяных посетителя, причем большинство ударов приходилось «в молоко». Охрана с интересом наблюдала за боем, но не вмешивалась — их задача заключалась в пресечении мордобоя внутри заведения. Постоянные клиенты знали это и знали еще, как болят бока, которые могут намять эти охранники при несоблюдении правил, поэтому разбирались снаружи. Последние удары двух вояк достигли, наконец, цели, и оба, отшатнувшись, по всем законам физики продолжили движение в стороны и вниз. Я аккуратно переступил через одного и вошел в бар.

За стойкой неизменно стоял Макс. Этот человек был создан для своей профессии. Он умел слушать, мог дать совет, к нему приходили излить душу, поделиться радостью или горем, даже занять денег или угоститься в долг. Макс — добрая душа, с каждым мог и поболтать, и успокоить, и порадоваться вместе с собеседником, и выпить. Главное, он все делал искренне — это условие и располагало к нему посетителей. В общем, желаете выговориться — идите к Максу в бар «Под куполом».

Но этот человек мог быть и суровым при необходимости и часто лично, без помощи верзил, выдворял буянов за пределы бара. Не любил Макс и нахлебников. Налить в долг — пожалуйста, но каждый должник рано или поздно расплатится, иначе больше в бар может не приходить — его не обслужат.

Я подошел к стойке и сел на свободный стул. Макс кивнул мне, как старому знакомому (он знал всех посетителей):

— Привет. Тебе, как обычно?

Я подумал. После стоматолога вроде как два часа нельзя есть, но так я и не есть собирался:

— Да, накинь полпорции.

Макс откупорил бутылку и плеснул мне в железную кружку резко, но приятно пахнувшего самодельного алкоголя. Стекло, которое легко разбить об пол или чью-то голову, в баре не использовали.

— Отдохнуть зашел или по делу?

— Вообще-то по делу. Человек здесь?

— С утра был. Сейчас отошел до кафэшников, пообщаться с президентом. Посиди, подожди, думаю, скоро вернется.

— Не, пойду по Рынку прогуляюсь, попозже вернусь. Я там тебе много задолжал?

— Круг дешевого. — память у Макса была не хуже, чем у ГэКовского племянника.

Я залпом опрокинул остаток обжигающе бодрящего напитка, оставил на столе запаянную в пластик таблетку и направился было к выходу, но вернулся:

— Макс, тебе снятся сны?

Он не удивился. Наслушавшись тысяч всевозможных историй, он, похоже, потерял способность удивляться. Но задумался, прежде чем ответить:

— Знаешь, в первое время после появления Тумана мне часто снилась та, старая жизнь. Деревья там, море, синее небо. Сейчас сплю без сновидений. Привыкаю, наверное.

Я кивнул и вышел.

Пройдя по Рынку, я направился к навесу, откуда доносился аппетитный запах свежего хлеба. Порция выпитого была маленькой, но на голодный желудок ее хватило, чтобы в голове зашумело, а в животе заурчало. Понятия не имею, где владельцы этого заведения брали злаки. Возможно, привозили из горных районов, куда Туман еще не добрался, или выращивали в закрытых теплицах. Последнее, конечно, маловероятно, так как полезная площадь теплиц маловата для полноценного поля, и там скорее растили бы овощи, но кто знает…

Как бы то ни было, я сидел на открытой веранде условно второго этажа (на первом была организована пекарня) и держал в руках непропеченный, не особо мягкий, но свежий кусок хлеба, за который пришлось отдать полмелка средней ценности. Но я не жалел. Откусывая маленькими кусочками теплый еще хлеб и запивая его чаем из какой-то душистой травы, я блаженствовал и размышлял.

Люди приспособились к такому существованию, Макс вон привык к новой жизни, Горюнов обложился легкомысленными медсестричками и блудит в своем особняке, Виктор нашел себя в железках. Но счастливы ли они? Получили они то, что хотели, и не потеряли что-то более ценное?

А что вообще такое — счастье? Оно ведь неосязаемое, по сути несуществующее, так как не имеет веса, цвета, тяжести. Или имеет? Цвет желтоватой бумаги, на которой тысячи гениев пытались вывести свою формулу счастья, запах тела любимого человека на мятой постели, тяжесть теплой ладошки ребенка, сжатой в руке. Что из этого — счастье? Да всё. Или ничего, если не уметь это увидеть, услышать, оценить.

Может, счастье — это запоздалое сожаление о потерянных мгновениях жизни, которые уже никогда не вернуть? Можно хоть сотни раз пытаться воссоздать эти минуты, но они будут лишь жалкой пародией, ненатуральными, карикатурными обрывками, склеенными в целое так трепетно хранимыми воспоминаниями.

В таком случае получается, что счастлив каждый человек. Быть может, стоит увековечить эти три слова в мраморе или хотя бы синими чернилами на собственной коже. Ведь только потеряв ценное, сравнив идеально наполированный хрустальный глаз с уставшим, в красных прожилках, с минус пятью диоптриями оком, познаешь всю красоту видимого мира. Получается, счастье есть, но его нельзя испытать, испить до дна, и ты всегда будешь довольствоваться каплями, стекающими по стенкам. Вот, как этот стакан с чаем. Я и не заметил, как выпил его…

Мои раздумья прервало движение внизу, где бурлил Рынок. Очень громогласно орала пожилая продавщица всякого рванья, разложенного на пыльном полиэтилене. Она держала за руку мальчика лет двенадцати и визжала, что тот обокрал ее. Вокруг постепенно собиралась толпа. «Это не мое дело» — уныло подумал я, уже спускаясь вниз и пробираясь к самому центру события. Оказалось, женщина поймала малого за кражей грязного вязаного медведя с разными пуговицами вместо глаз и теперь жаждала наказания. Губы мальчика дрожали, но на лице страха не было, хотя в толпе уже слышались возгласы одобрения ее действий.

Дождавшись, когда женщина умолкнет, чтобы набрать в грудь новую порцию воздуха, я деликатно отвел ее в сторону. Через минуту она совершенно преобразилась, заулыбалась и сама вручила игрушку ничего не понимающему мальчугану. Разочарованная толпа начала расходиться. Я подошел к нему, взял за руку и, наклонившись, вполголоса прошептал:

— Тикаем отсюда! Быстро!..

Мы пробирались сквозь толпу ближе к стенам, поддерживающим купол стадиона. Раньше в них располагались гардеробные, туалеты, кассы и прочие технические помещения, а теперь здесь жили люди. Мальчик едва поспевал за мной. На ходу я спросил его:

— Как тебя зовут?

— Ти… Тимофей Анатольевич. — он тяжело дышал, прижимая к себе медведя.

— Даже так?!. Зачем же ты, Тимофей Анатольевич, рисковал ради этого?

— Это сестренке подарок. У нее день рождения.

Я остановился и пристально посмотрел на него. Обычный мальчуган, востроносый, чумазый, сальная челка падает на лоб, одежда явно большевата для его худой фигуры. Глаза слишком серьезные для двенадцатилетнего, и они с вызовом смотрят на меня. Нетипичный малолетний карманник. И я не решил еще, стоило ли так подставляться, чтобы помочь ему.

— Все ясно. — проговорил я. — Давай топай к сестре и радуйся, что легко отделался.

Я повернулся, чтобы уйти, но услышал голос Тимофея:

— Сколько я должен вам?

— Чего? — я несколько опешил.

— Сколько я должен вам за медведя и за… спасение? — повторил он. — Я видел, как вы разговаривали с той женщиной, а потом вложили что-то ей в руку. Я вам верну. Может, не сейчас, но я заработаю и верну.

— Ин-те-ресссно! — с расстановкой проговорил я. — Если ты можешь заработать, то зачем воровать?

— Я не воровал. — спокойно ответил Тимофей. — Она назвала цену, я ушел за таблетками, а когда вернулся — цена изменилась. Меня многие пытаются обмануть, думают, что я маленький.

— Все ясно. — повторил я. — Ничего ты мне не должен. Вот возьми, поздравь сестренку с днем рождения. — я протянул ему руку, но он грубо оттолкнул ее: