Заблудившийся

10

Северное крыло Стадиона отделялось от основной части Рынка Ресурсов охраняемой стеной и являлось по сути отдельным государством. Здесь обитала богатая элита, которая не пожелала жить отдельно в отравленном туманом городе, а также люди, так или иначе полезные Человеку. Тут жил оружейник Максим Максимович, тут жил его тезка из бара «Под куполом». Какой-то остряк прозвал это место Буграми, и название очень быстро прижилось.

Попрощавшись с Максом, я решил сначала наведаться в ангар, где оставил Машину, а потом уже дойти до Бугров. Простых посетителей в служебные помещения не пускали, но Максим дал мне записку с особым набором слов, который на первый взгляд мог показаться бессмысленным, но это был своеобразный пароль для охраны и постоянных обитателей Рынка, который менялся раз в сутки. Слова требовалось заучить, а записку уничтожить.

В ангаре уже не стояло ни одной грузового автомобиля и не было ни одного ремонтника. Моя Машина находилась на прежнем месте. Подойдя ближе, я увидел, что она была вымыта и вычищена от многочисленных слоев пыли, засохшей грязи и осадков отравы. Сам я обычно не делаю этого по двум причинам: не трачу ценную воду и стараюсь сохранять Машину менее приметной для возможных любителей легкой добычи. Тем не менее, стоя перед блестевшим в лампах ангара кузовом, я чувствовал легкие угрызения совести. Забрав ружье и проверив салон, я удостоверился, что все на своих местах, и покинул место ее временного пребывания с легким сердцем.

До Бугров топать пришлось довольно долго, лавируя между расположенными как попало торговыми точками и пробираясь сквозь толпу покупателей и просто глазеющих зевак. Чем ближе я подходил, тем больше становилось последних. Каждому хотелось хоть одним глазком подглядеть за роскошной жизнью, почувствовать себя на мгновение независимым и счастливым. Я, не останавливаясь, прошел сквозь них к воротам и назвал нужные слова. Охрана без разговоров пропустила меня, и, сопровождаемый десятками завистливых глаз, я вступил в Бугры.

До этого дня я никогда здесь не был, и теперь с любопытством озирался по сторонам. Бугры изнутри меня не поразили, хотя и произвели некоторое впечатление. Находились они, как уже известно, у северной стены Рынка, на демонтированных трибунах, и представляли собой добротно собранные деревянные и кирпичные домики, построенные в несколько ярусов. Особого порядка или плана расположения здесь также не наблюдалось, но в отличие от торговой части стадиона, на Буграх было просторнее. И чище. Никакой толпы — пока я шел, встретил не более двух-трех человек, шедших по своим делам и не обративших на меня внимания; никакого мусора или собранных в кучу предметов на дощатом полу, выполняющем роль тротуара. Каждый домик, хоть и был небольшого размера, все же являлся гораздо больше тех лачуг, где ютились продавцы с семьями. Большинство окон открыты, на подоконниках стоят цветы, слышится тихая музыка. Никто не орет, не ругается или плачет, и как будто сюда не долетает шум Рынка. Я шел и наслаждался идиллией, начиная понимать, почему берется такая высокая плата за возможность проживать тут.

Максим Максимович жил на последнем ярусе, под самым куполом стадиона, и отсюда открывался шикарный вид на весь Рынок ресурсов, бурливший где-то там, внизу. А также последний ярус позволял построить дома в несколько этажей, чаще в два, чем жильцы не преминули воспользоваться. Не имея возможности расширяться в стороны и увеличивать свою жилплощадь, они строились вверх, и каждый пристроенный этаж являлся отдельной комнатой. К одному такому дому в два этажа подвел меня скрипучий дощатый настил. В отличие от соседских этот дом не пытались как-либо приукрасить, зашить ярким пластиком или покрасить. Еще его выделяло множество солнечных панелей, ловивших скудный свет из полупрозрачного ажурного потолка стадиона. Эти панели были везде — крыше, стенах, маленькой открытой верандочке справа от крыльца. Относительно земли этот ярус Бугров располагался достаточно высоко, где-то на уровне четвертого-пятого этажа, и плотность тумана над крышей была значительно ниже, чем внизу, что позволяло солнечному свету пробиваться сквозь желтую отраву и попадать в фасеточные ловушки.

Я поднялся на крохотное крыльцо в две ступеньки, постучал и стал ждать. А ждать пришлось долго. Можно было подумать, что хозяев нет дома, но лязг металла, слышимый сквозь хлипкую деревянную дверь, говорил об обратном. Наконец, шум стих, послышались быстрые шаги и дверь отворил сам Максим Максимович. Я его сразу узнал по скудному описанию Макса. Да, сухой и невысокий, да, в очках, но явно моложе семидесяти. Я бы дал ему твердые пятьдесят-пятьдесят пять лет. Оружейник был одет в брюки, клетчатую рубашку с засученными рукавами и кожаный фартук. Пока я его рассматривал, он начал разговор первым:

— Здравствуйте, молодой человек. Вы, надо полагать, пришли с целью отремонтировать принадлежащее вам огнестрельное оружие, поскольку обычно ко мне приходят именно с такими просьбами. Но посмею огорчить вас — на данный момент я слишком занят исполнением предыдущих заданий, коих набралось у меня немалое количество. Если ваше дело терпит, приходите ко мне ориентировочно через две недели, скорее всего к тому времени я смогу разобраться с доброй половиной заказов и у меня появится время посмотреть ваш.

Наконец он замолчал и у меня появилась возможность заговорить:

— Максим Максимович? — не знаю, зачем я решил уточнить, ведь ясно было, что это он.

— Максимыч, молодой человек. — строго поправил меня оружейник. — Не «Максимович», а «Максимыч». Это важно, ведь именно так звали героя лермонтовского романа: Максим Макси-мыч. Можете считать это своего рода псевдонимом, моим вторым именем, хотя первое на него очень похоже. Но второе наиболее полно отражает мою внутреннюю натуру, близкую по духу к темпераменту вышеназванного персонажа.

Я смутно помнил сюжет романа, тем более его персонажей, но герой, на которого так хотел походить стоявший напротив меня человек, всегда ассоциировался у меня с не особо умным, но добродушным и человеколюбивым старичком, о чем я и поделился с оружейником, стараясь приладиться к его манере разговора:

— Насколько я припоминаю, персонаж не жаловал оружия.

Максим Максимыч бросил на меня быстрый взгляд, и, помедлив, ответил:

— Он был военный человек.

— Да, вы правы. Давненько я не брал в руки книжек. — быстро согласился я. Не хватало еще испортить о себе мнение в первые минуты знакомства. А пообщаться мне очень хотелось, поэтому я продолжил как можно миролюбивее:

— Мне о вас рассказал ваш тезка, бармен из бара «Под куполом». Очень хвалил ваши золотые руки. Я совсем не тороплюсь с ремонтом, но, если вам не сложно, просто посмотрите ружье и озвучьте примерную цену. Это займет пару минут.

Старик еще подумал, хотел было отказать, но все-таки махнул рукой, приглашая войти. Очутившись в комнате, я передал сверток с разобранной двустволкой в руки Максима Максимыча и начал с любопытством озираться. Мастерская была очень неплохо оснащена: разнообразные станки, верстак, набор ручного инструмента, даже небольшой горн в углу, и все это в идеальном порядке и чистоте. Разобранный автомат лежал на столе, в углу — шкаф с кучей небольших ящичков, очевидно, с запчастями, но больше никакого оружия, в том числе коллекции ружей, о которой говорил Макс, в комнате не было.

— Типичная ситуация. — услыхал я деловитый голос старика. — механизм изношен, имеется люфт в узлах, требуется основательная чистка всего. Достаточно редкий экземпляр ТОЗ-57, запчастей к нему не найти, только самодел.

— Вы возьметесь за ремонт, Максим Максимыч?

— Я пока не решил.

Этот ответ меня удивил, я обернулся и внимательно посмотрел на него:

— Мне это совсем не к спеху. Как сделаете. И в плане цены…

— Я вижу, что вам не к спеху. — усмехнулся оружейник. — Дело отнюдь не в этом. Когда я беру новый заказ, я стараюсь выполнить его качественно. А знаете ли три составляющие качественной работы? Это хорошие материалы и инструменты — раз. — старик начал загибать пальцы. — Любовь мастера к своему делу и его творческий подход — два. И есть еще одна очень важная деталь — принимая заказ, мастер должен знать его историю: прошлое, то есть причину, зачем понадобилась помощь мастера, и будущее, а именно — как будет использоваться его детище. Что касается этого ружья — как я понял, оно не ваше.

— Как вы догадались? — изумленно спросил я.

— Очень просто. Судя по вашему прикиду, амуниции, тому же арбалету за спиной, вы весьма аккуратный и практичный человек. Это очень заметно — я и сам такой. Но оружие, которое вы мне принесли, в очень плохом состоянии. Я бы сказал в состоянии, близком к критическому. Я даже не уверен, что смогу восстановить его работоспособность. И это не просто изношенность, это халатное отношение к механизму. Ваш арбалет блестит, ложе и тетива смазаны воском или похожим составом, хотя вы из него практически не стреляете. У вас на руке добротно выполненный колчан, а в вашу кожаную куртку вшиты пластины брони, но на самой куртке ни одного отверстия. Значит, вы не любите перестрелок и избегаете их. Так зачем же вам громоздкое оружие, если для скрытной стрельбы достаточно арбалета, а для мобильности — обреза? Не отвечайте, это был риторический вопрос. И тут вы приносите мне эту замотанную изолентой двустволку. И можете хоть до самого вечера доказывать мне, что это ваше ружье — я не поверю ни на секунду.

Наблюдательный и умный человек, в очередной раз восхитился я своим собеседником, совершенно не собираясь ему ничего доказывать. Напротив, я в красках рассказал, как у меня появился этот трофей. Максим Максимыч сначала отнесся с недоверием к моим приключениям, но к концу повествования хохотал в голос.

— Вам бы про это рассказ написать! — отсмеявшись, сказал он. — Назовете его «».

— В свое время я мечтал стать писателем. — разоткровенничался я. — Писателем-фантастом. Создавать новые миры, покорять воображаемый космос. Даже начало придумал для первой повести: «Космический десант высадился на Луну». Но кто-то там, наверху, оказался куда более умелым фантастом и в красках изобразил и апокалипсис, и войны, и новый мир. И эту книгу теперь читают все. А я, Максим Максимыч, так и не успел научиться излагать мысли на бумаге. Да и кому это сейчас нужно?

— Ну не скажите. Войны, катаклизмы, эпидемии были в истории человеческой, но рано или поздно все это заканчивалось, а искусство — оно вечно… И да — зовите меня просто Максимычем. Меня так ребята местные кличут, я к этому обращению больше привык. Однако мы заболтались. Вы торопитесь? Как насчет выпить чаю? У меня есть настоящий, свежий. Не то, что было раньше, конечно, но и не сушеная придорожная трава, которой так любят потчевать здесь, на Рынке.

Торопиться мне было некуда. Да и настоящий чай я не помню, когда пил в последний раз. Но было как-то неудобно и я попробовал отказаться, однако старик был настойчив:

— Я живу один. Ко мне часто наведываются по поводу ремонта или усовершенствований каких, общением это не назовешь. А ребята из охраны — те вообще забегут, оставят пушки и таблетки и их уже след простыл. Не подумайте, я не жалуюсь, но когда в процессе работы начинаешь разговаривать сам с собой — это уже попахивает диагнозом! Один только Максим иногда задержится, спросит про здоровье, ну и прочее, и тоже убегает по своим делам.