Заблудившийся

9

Меня разбудил ровный гул уже открывшегося и работающего в обычном режиме Рынка. Голоса людей, топот и шарканье множества ног, шуршание пакетов, бумаги, стук пластмассы. Я, привыкший к тишине и одиночеству, лежал и слушал непривычные для меня звуки и вдруг подумал, что в другом, Большом городе этот шум будет постоянным, будет частью его, как многоэтажки, автомобили, памятники (ведь в каждом городе есть памятники, а в больших городах их еще больше). Эта мысль почему-то подпортила мне настроение.

Я встал, привел в порядок одежду, умылся холодной водой в туалете и вышел в зал. Бармен Макс находился на своем привычном месте, свежий и веселый, как будто не просидел часть ночи с бутылкой коньяка и не убил легко и непринужденно двух человек.

Это не угрызения совести, отнюдь. Возможно, те типы заслужили свою участь, и если бы не Максим с ребятами, я бы корчился на асфальте с дырой в боку или хватал отраву незащищенными легкими, но я не любил и не умел убивать, стараясь в любой ситуации разойтись мирно или с наименьшими потерями. И это мне всегда удавалось — хитростью, разговорами или уговорами, иногда угрозами или подкупом. В этот раз тоже все обошлось и к смерти мародеров я не имел прямого отношения, но почему-то чувствовал себя скверно, будто лично приставил ствол к голове человека и нажал на спусковой крючок.

Макс поприветствовал меня и пододвинул кружку с жидкостью (уже не вчерашним коньяком, но тоже ничего). Я машинально кивнул в ответ, продолжая копаться в себе.

Ведь все люди рождаются детьми. Ну то есть без изначальной ненависти к другим, без алчности, зависти. А дальше? Воспитание, хорошее или плохое, делает их такими, какие они есть. Плюс разочарования в жизни, а также актуальная сейчас борьба за выживание. Но хотели ли родители вчерашних бандитов, чтобы их дети стали такими? Думаю, нет. Обычно людей рождают с любовью, пророчат им грандиозное будущее или хотя бы пытаются воспитать порядочным человеком, а он с оружием наперевес грабит себе подобного и умирает с отверстием в шее. А ведь мог бы вырасти ученым и избавить мир от желтой дряни. Наверное, это мой рационализм бунтует — вот причина дурного настроения. Я привык, возясь с Машиной, что каждый винтик выполняет свою функцию и приносит пользу всему слаженному механизму. Почему так не работает с людьми?

— Повторить? — Макс стоял надо мной с бутылкой.

— Максим, скажи… — я замешкался. Как спросить его, что он чувствовал, когда убивал тех людей, или других, кого я не знаю? И что я хочу или боюсь услышать в ответ? — Ты… ммм… наверняка знаешь нормального оружейника — мне надо трофейную двустволку привести в порядок. — я не стал ничего спрашивать, в конце концов, не мое это дело.

— Да, есть один дед. Охотник, насколько я знаю. В ремонте шарит, у самого штук шесть гладкостволов. Может, коллекционирует их, а может, для дела. Человек часто к нему обращается за свежей дичью, ну и естественно, с просьбой о починке. Прицел мой помнишь? Дед его починил и приладил к моей винтовке.

— А какой он?

— Низенький, сухой. В очках. Да как все деды.

— Да нет! — я улыбнулся. — В общении какой?

— Ааа. Болтать любит — не успокоишь. Все старое время вспоминает, события из своей жизни, той, что до Тумана была. Умный мужик, философствует. Короче, вы с ним поладите! — Макс подмигнул.

— Мужик? Ты же сказал: «дед».

— Да вот не поймешь, сколько ему лет. Выглядит, как старик лет семидесяти, а по движениям, походке дашь сорок-сорок пять не больше. Он при мне Калашников чистил, ну и глаголил, как обычно, а у него пружинка по столу покатилась и упала. А он, дед этот, ее поймал на лету, и при этом даже разговор не прервал.

— Ясно. А как к нему доехать?

— Не надо никуда ехать, он здесь, на Рынке живет. Его Человек переманил, пообещал стабильный заработок, нормальные инструменты и запчасти. У него и апартаменты, будь здоров — две комнаты: в одной сам живет, в другой ремонтом занимается. У меня самого комната только одна. — Макс сказал это обычно, без зависти или досады.

Влиятельный дед (ну или мужчина), подумалось мне. В пределах стадиона, где находился Рынок, каждый закуток, который можно было превратить в жилище, ценился очень дорого, поэтому большинство людей, как правило торговцев, жилье снимали, а не выкупали. Это являлось одним из главных источников дохода Человека.

— …охрана здесь круглосуточная, работа постоянная. — продолжал бармен, все вертя в руках бутылку.

Задавая вопрос про оружейника, я просто хотел перевести тему, но чем больше Макс говорил, тем сильнее меня интересовал этот человек, и я решил прямо сегодня наведаться к нему.

— …но наведаться к нему так просто не получится. — услышал я слова Максима.

— Почему?

— Занятый он, вот почему. Заказов много, без работы не сидит. Да и чинит не все подряд стволы, а выбирает по одному ему понятному признаку. Может какой-нибудь навороченный автомат завернуть, а может ржавый «Макаров» выскоблить до идеала. Я сейчас про частные заказы говорю, нашу снарягу, от Человека, чинит всю без разговоров.

— А я смогу попасть к нему?

— Попасть-то попадешь — адрес я тебе напишу. Да ты и сам найдешь, его тут все знают. А вот возьмется ли он за твою двустволку — тут я тебе не помощник. Ты все равно намекни ему, что от меня пришел, но вряд ли это что-то даст. Максимыч авторитетов не признает, с Человеком общается запросто, без субординации.

— Максимыч?

— А я не сказал? Это его отчество. А еще он мой тезка. Максим Максимыч живет в северной части Рынка, на Буграх. Туда я тебя проведу.