Три Царя

— Чем тебя заставляли заниматься, что ты видел, и прошу тебя, избавь от скользких подробностей. Меня не интересует твоя жизнь или жизнь твоих господ, — проговорила Мира, заматывая собственные раны остатками рубахи.

Карлик активно закивал и продолжил:

— К господам гостей много приезжает в одеждах разных. Когда в таких, что будто кожа блестит, переливается. Когда в обносках, почти как у Коклотока. Пьют, кушают, курят дух и рабынь пользуют. Других зовут Зубами, они плоть режут, пережевывают, меняют, плодят и создают. Раб не любит к ним ходить, они раба в железную утробу запихивают. Больно. Кожа лопается. Кровь бурлит.

— Что-нибудь еще?

— Да-да! Как-то раз, госпожа взяла с собой раба в большую комнату. Много ящиков больших, железных с буквами, стальной зверь рычит и лапами их в пасть засовывает. Как зверя зовут, раб не знает. Оттуда мы пошли к Пальцам. Пахло странно, у раба голова кружилась всё время. Повсюду бутыльки и странные непонятные картинки.

Мира взяла лист бумаги со стола и показала Коклотоку:

— Вот такие?

— Да-да! Такие, еще звездой есть и квадратами всякими.

— Алхимия, — догадалась она. — Так же как секс-услуги, наркотики, эманации, в том числе и биологические, и что-то мне подсказывает в тех контейнерах не парфюм.

— Знаю, — сквозь зубы пробурчал Балдур.

— Значит я права, это именно то место, о котором ты отказывался говорить, или одно из трех как минимум.

Балдур ничего не ответил.

— Благородному и всесильному господину приходилось у нас бывать? Какие рабы вас обслуживали, может я смогу что-нибудь сделать для…

— Заткнись, раб! — холодно прервал его стервятник. — С Мирой говори, на меня даже не смотри.

— Балдур! — Мира возразила инстинктивно, однако если она была права, то реакция человека была более чем объяснима.

Коклоток попятился и прижался к женщине, но, вовремя одумавшись, отошел на два шага в сторону.

Балдур встал и подошел к двери, аккуратно выглядывая наружу. Мира видела по его движению и поведению, что стервятника изнутри разрывало от беспокойства. Он мало что рассказывал, однако Мира всё же смогла связать простые факты. Это место тесно связывало Сырника и Балдура между собой. Возможно, даже здесь и лежит тайна их первой встречи.

— Я должна знать, — обратилась она к человеку. — Если ты что-нибудь знаешь и недоговариваешь. Что-нибудь, что поможет нам выбраться отсюда живыми всем вместе, говори. Говори, Стервятник, и не заставляй меня переспрашивать.

Балдур ответил не сразу. Он стоял спиной к женщине, но по тому, как воздух становился тяжелее от напряжения, можно было сказать многое. Мужчина некоторое время молчал и, казалось, уж не собирался отвечать, как вдруг слегка обернулся и выговорил.

— Это не поможет. Одно я могу тебе сказать, Мира, если Дэйна с Яриком явятся без Сырника, я хочу, чтобы вы уходили без меня.

В тот момент, словно соглашаясь и подтверждая слова Балдура, раздалась очередная тряска. С потолка засыпалась известь и крошечные камешки. Со стола упал и разбился кувшин.

— Исключено, — ответила она таким голосом, с которым спорить было бесполезно.

— Я не шучу, — проговорил он не менее серьезно.

— А мне и не смешно, — удостоверила его она.

Нависла тишина. Как Балдур не любил спорить с ней, особенно когда после короткой словесной перепалки, наступает такое неловкое молчание. Ему захотелось выйти и пройтись, быть может, даже подышать свежим воздухом. Именно так он поступал, когда Мира заводила разговор на темы, на которые он не хотел отвечать. Она это знала, так же как и знала, что в этот раз ему никуда не деться.

Оба молчали, лишь Коклоток неловко попискивал, и не знал куда себя деть. Мира спасла его от бездны, что росла под его короткими ногами.

— Ты упоминал о символах на железных ящиках. Они тебе не знакомы? Сможешь написать по памяти?

Коклоток замахал руками, словно ему предложили свободу, которую, по его мнению, он не заслуживал:

— Госпожа запретила писать и читать. Послушный раб не может быть обучен грамоте. Раб носит, убирает и принимает.

— Но у тебя же есть руки и остался один глаз, а тогда и все оба были, — Мира одарила его легкой улыбкой с нотками коварности. — Госпожа тебе и слушать запрещала, но уши на месте. Ты Коклоток может и мало похож на своих внешних сородичей, но я с уверенностью могу заявить, в прошлой жизни ты был свободным Фокрунцем. Думаю, в рабство тебя сдали и издевались за заслуженную ошибку, что ты совершил.

Коклоток опустил голову и замешкался. Вопрос о его прошлом явно вызывал у карлика двоякие чувства. Казалось, для него оно было словно однажды увиденная в детстве картина. Он помнил основную концепцию, но цвета давно размыты, а материал, из которого выполнена рамка, и вовсе исчез из памяти. Оставалось лишь гадать, сколько времени он провел в рабстве и, действительно, за что его посадили на цепь.

Тут в дело вмешался Балдур, словно читая мысли меридинки:

— Около семидесяти лет прошло. Он вряд уже и имя своё сможет написать, — Мира застыла в вопросе, на который стервятник ответил тут же. — Клеймо на шее. Короткая полоска означает пять лет, длинная десять. Черные так же своих рабов клеймят.

Мира переключила внимание на Коклотока.

— А если я напишу, ты сможешь узнать? — не успокаивалась Мира.

Балдур обернулся:

— Ты ему весь алфавит рисовать собираешься? Да и кого это волнует, куда они контейнеры шлют? Еще минуту назад тебя волновало лишь наше спасение.

Мира не стала терпеть тон стервятника. Он вообще старался не повышать голоса в разговоре с ней, и она отвечала тем же. Однако если оба переходили на тона, беде не миновать. Мира демонстративно взяла лист бумаги и прошипела.

— Не ты один, Балдур, жаждешь ответов. Если они поставляют в Велпос, значит моя семья должна знать. Даже думать не хочу, если они на такой факт закрывают глаза. Так что будь лапой, закрой рот и стереги дверь.

Балдур сплюнул и старался не слушать, о чём они говорят. В его разуме царила неугомонность. Само естество человека билось в тревоге и отказывалось стоять на месте в нерешимости. Где-то там Сырник, Ярик, Дэйна. Сражаются, проливают кровь, гибнут.

Чтобы как-то успокоить себя и привести сознание в покой, он достал револьвер. Наконец ему выдалась свободная минутка оценить повреждения и возможно найти что-нибудь, чем можно заменить сломанные части.

К сожалению, они находились в обычной комнате, поэтому кроме домашней утвари вокруг ничего не находилось. Он залез в пару ящичков, и также остался с пустыми руками. Хозяин этой комнаты явно больше увлекался исследованием духа, чем оружием. Да и сам револьвер, что Балдур лично менял и модернизировал, давно отличался от оригинальной версии.

Он положил оружие на стол и ловко разобрал на запчасти. Был повреждён лишь спусковой механизм, к сожалению, чтобы починить револьвер жвачка и пару винтиков не помогут. Балдуру был нужен абсолютно идентичный заменитель, которого найти в округе казалось невозможным.

— Эй! — обратился он к Коклотку.

— Да, мой господин!

— Ты вот такую штуку видел? Можно где-нибудь раздобыть?

Карлик позволил себе подойти ближе и присмотрелся.

— Спусковой механизм? Думаешь найдем? — поинтересовалась Мира.

— А что она делает, мой господин? — спросил Коклоток учтивым голосом.

Балдур взял в руки голый каркас оружие и ответил:

— Она вставляется сюда и убивает рабов, что не отвечают на вопросы.

Коклоток испугался. Казалось, он не вылезал из пучины унижения, издевок и постоянной угрозы своей жизни, и давно научился отвечать, насколько можно прямо.

— Если она громыхает как другие похожие, то… в могильнике? Раб думает, что в могильнике.

— У вас тут и кладбище есть? Хотя чему я удивляюсь, — Мира поразилась собственным словам, прежде чем продолжил карлик.

— Яма… Зубы туда сбрасывают тех, кто не нужен.

— Вместе с оружием? — на вопрос стервятника, карлик быстро закивал головой.

— Железо Зубам не интересно, они плоть любят, мягкую, гнущуюся.

Балдур задумался, неужели и другие стервятники пали жертвой? С другой стороны, это могли быть и Старолесные разбойники, что промышляли охотой на стервятников или любой дурак с лишней монетой в кошельке и допуском к черному рынку Бролиска.

— Они не любят железо, что громыхает. Очень не любят, — внезапно продолжил карлик.

— Это почему еще?

— Оно громыхает и убивает, — непонятливо ответил Коклоток.

— Это ясно, — вмешалась Мира. — Но Зубы, о которых ты говоришь, явно не стесняются играть с жизнью и смертью, откуда такой страх именно к такому оружию?

— Братья, — произнес карлик, а его голос заметно просел. — Старая легенда о братьях.

— Мастера биологических эманаций и трансформаций боятся легенды? — Мира вопросительно ухмыльнулась.

— Но это не просто легенда, это правда! Каждый господин её знает, каждый раб слышал её. Чистая правда!

— Вещай, — как на духу выпалил Балдур. — Если эти твари боятся стального укуса, я хочу знать почему.

Коклоток взял лист бумаги и карандаш и, рассказывая, чиркал:

— Старинная легенда, еще с тех времен как Третий Край находился на огромном острове к югу от земель славянских.

— К югу от Бролиска ничего нет, бескрайний океан, — вставил Балдур.

— Не перебивай, — одернула его Мира.

— Легенды гласят, что он не бескрайний, а обширный, размером с целый мир, а за ним лежит другой мир. Когда Третий Край правил островом размером с целый мир, они разгневали богов тем, что отказывались почитать их как следует, и в итоге их терпению пришел конец.

В один день небеса разверзлись, и земля породила дверь в мир божественный, откуда вышли они. Два брата, два гиганта в стальной броне невиданных размеров. Ростом они были выше человека, а силой превышали в тысячи раз. Они крушили и рвали днями и ночами без сна и отдыха. Купаясь в крови нечестивых, что призвали на свои плечи ярость и гнев богов. Их смех разносился на все миры, а жажда крови не утолялась, даже когда весь мир тонул в собственном грехе. Всё живое пряталось или бежало, а что не могло, то погибало под тяжелыми грохотами. Братья пили из огромных кубков, размеров с череп самого большого зверя. Один нёс в себе разрушительную волю гигантов, изрыгая из своих рук, уничтожители миров. Другой под рёв самих небес потрошил плоть голыми руками, только руки те и самому лютому зверю в противники не годились. Одна, с длинными когтями и настолько острыми, что резали пополам целые горы, другая в виде ужасной пасти с тысячами зубов, рвала на части и пожирала души павших. Они крушили и рвали, пока не осталось тех, кто навлек на себя гнев богов. Лишь тогда, напившись крови и ярости, они ушли, оставляя короткое послание. Ежели в один день боги будут забыты, а плоть вернется: на землю придет тот, кто понесет в себе их ярость. Необузданный воин, благословлённый священным древом тысячи змей.

— М-да, — поставил точку Балдур. — Уж не думал, что «они» в такое и верят. Сказка про Ваню, что каши мало ел и то интереснее.

Коклоток поспешил и показал свой рисунок, на котором он как мог, изобразил двух воинов в массивной броне.