Женская история Битлз

Глава 2 With the Beatles : фанатская история

Австралийка Кей Макферсон (1952 г. р.), чье детство прошло в городе Нади (острова Фиджи) в начале 1960‐х, и подумать не могла, что жизнь преподнесет ей что-то подобное «Битлз». Потому что жизнь в сердце Тихого океана (ее отец служил пилотом австралийской авиакомпании Qantas Airways) означала, что в школе Кей приходилось учиться заочно, а международные новости доходили до архипелага с большим опозданием. Хотя в то время острова Фиджи были британской колонией, Кей чувствовала себя в изоляции от англоязычного мира и всего, что там происходило. Это ощущение подкрепляло отсутствие телевидения, единственная на острове англоязычная газета и крайне ограниченный выбор музыки на местном радио. В единственном кинотеатре Нади, расположенном на территории авиабазы, где жили родители Кей, один и тот же фильм крутили несколько месяцев подряд. В качестве хоть какого-то, пусть регламентированного источника развлечений Кей с сестрой с замиранием сердца ждали еженедельного выпуска передачи «Топ-8» – единственной доступной им радиопрограммы о популярной музыке[109].

1963 год близился к концу, и вот благодаря брату-подростку, который учился в Сиднее и приезжал домой на каникулы, Кей с сестрой впервые услышали «Битлз». Среди бобин для катушечного магнитофона, крутившего записи последние хитов с городских радиостанций, была одна поразившая ее песня. Кей отчетливо помнит, как, услышав композицию I Want to Hold Your Hand, она «…мгновенно ощутила связь с тем, что звучит». Подобно остальной молодежи, открывавшей для себя в это время «Битлз», она была мгновенно сражена. Однако, в отличие от молодых соотечественников из Сиднея или Мельбурна, Кей не имела ни малейшего представления об этих исполнителях. Хотя брат пытался растолковать ей, что такое битломания, девочка не могла понять ни масштабов этого явления, ни того, что внезапно вспыхнувшая страсть к этой музыке уже заставила ее примкнуть к международной армии поклонниц. Но подобное непонимание будет длиться недолго[110].

В начале июня 1964 года «Битлз» отправились в мировое турне, включавшее выступления в Австралии и Новой Зеландии. Хотя группа не выступала на Фиджи, в один прекрасный день отец Кей вернулся домой после серии международных перелетов с уникальным подарком в руках: автографом Ринго Старра. Волею судеб именно его экипажу выпало пилотировать рейс авиакомпании Qantas, который доставил барабанщика «Битлз» в Сидней. Из-за госпитализации в Лондоне в связи с тонзиллитом Старр не смог вылететь на гастроли вместе с остальными участниками группы, и выступления в Нидерландах, Гонконге, а также первое австралийское шоу в Аделаиде прошли без него. Восторг Кей от такого редкого, предназначенного специально для нее сувенира не только еще больше укрепил ее любовь к Битлз, но и помог соприкоснуться с далекой группой.

Позднее в том же 1964 году во время ежегодной семейной поездки в Сидней Кей наконец-то увидела кадры с визжащими девушками, символизировавшими все фанатское сообщество «Битлз». По ее словам, «…что бы мой брат нам с сестрой ни рассказывал, мы даже близко вообразить себе не могли то, что увидели собственными глазами». Эффект, который производили «Битлз» на молодую, преимущественно женскую, аудиторию, укрепил Кей в ее собственных ощущениях, ведь «…существуют и другие люди, […] которые чувствуют то же самое». Находясь в Сиднее, она посмотрела фильм A Hard Day’s Night[111]. Кинодебют «Битлз» абсолютно покорил ее тем, как изумительно музыканты общаются между собой и как замечательно проявляется при этом суть каждой личности. Ее наблюдение как нельзя лучше иллюстрирует сентенцию Николетт Рохр о том, что «…несмотря на средства массовой информации и музыкальный массмаркет, [„Битлз“] казались сами собой, настоящими»[112]. Хотя Кей не помнит точно, когда это произошло – но скорее всего, в 1965 году, – A Hard Day’s Night наконец-то показали в единственном кинотеатре Нади. Как и в случае с другими фильмами, ленту крутили в течение нескольких месяцев. Однако на этот раз затянувшийся прокат стал поводом для огромной радости. Кей вспоминает, что они с сестрой «потратили карманные деньги до последнего гроша» на повторные просмотры. «Битлз» наконец-то прибыли на Фиджи, пусть даже в киноформате.

История Кей, девчонки-школьницы, прислушивающейся к большому миру молодежной культуры и желающей приобщиться к нему, вопреки географической удаленности, не только свидетельствует о масштабе популярности «Битлз», но и служит ярким примером разноплановости опыта поклонниц в эпоху битломании.

То, как это явление освещалось в то время, с акцентом на массовость, а не на отдельные личности, привело к обобщенным оценкам этих девушек. Даже сегодня визуальным маркером этого фанатского движения являются снимки 1964 года, на которых изображены толпы барышень, теряющих голову при виде своих музыкальных кумиров. Современная поисковая система Google по запросу Beatles fans первым делом выводит именно эти фотографии. А «саундтрек» битломании составляют сплошь оглушительные вопли, способные перекрыть рев реактивных двигателей[113]. Однако подобная трактовка битловского фэндома первой половины 1960‐х годов является слишком однобокой. Согласно рассказу Кей, не все фанатки сбивались в гигантские орущие толпы. Ее история показывает нам, что интенсивное чувство единения с «Битлз» могло переживаться поклонницами не только как нечто публичное, но и как интимное и глубоко личное. Более того, стремление записать всех этих девушек в «маньячки» обесценивает эти столь значимые для них переживания. Девин Маккинни предполагает, что придуманный американцами музыкальный термин «британское вторжение»[114], изобрети его женщина, мог бы называться «британским соблазнением». С тем же успехом битломанки (по-английски это звучит куда менее благозвучно – Beatlemaniacs. – Примеч. пер.) могли бы выбрать для себя ярлык с менее «маньяческим» уклоном. Как бы то ни было, многие из попавших в эту категорию с гордостью приняли это имя и построили вокруг него собственную идентичность[115].

Хотя девочек-подростков в те времена воспринимали как важных потребителей, далеко не все из них чувствовали себя центром (или просто всерьез воспринимаемым компонентом) культурного мейнстрима. Подобно тому, как слушавшая «Битлз» Кей ощущала себя на краю света, девичьи интересы часто воспринимались как периферийные по отношению к увлечениям юношей и обычно не попадали на первые полосы газет. Участие девушек в молодежной субкультуре, пусть даже выходящее за рамки доступного и традиционного для них досуга, с середины 1950‐х и до начала 1960‐х годов обычно оставалось в тени. В своем исследовании 1976 года, посвященном девушкам в контексте различных послевоенных субкультур, Анжела МакРобби и Дженни Гарбер используют такие слова, как «маргинальность» и «невидимость» для описания «структурной вторичности» девушек в этой контркультуре[116]. Феминистка Шуламит Файерстоун отмечает нечто подобное в контркультуре конца 1960-х. По ее мнению, эта сцена не предлагала гендерного эгалитаризма. Девушка «…оставалась „телкой“, невидимой как личность», при этом «…маргинального сообщества, к которому она могла бы прибиться, не существовало»[117]. Поэтому именно в свете упомянутой выше вторичности битломания как гиперобщественный феномен с преобладающим женским участием превращается в уникальное явление.

Несмотря на то что СМИ порой отзывались о битломании в пренебрежительном ключе, она разительно отличалась как от традиционной девичьей культуры, так и от субкультуры богемных эмансипе. Хотя битломания, продолжавшаяся с 1963 по 1966 год, была, прежде всего, коммерческим мейнстримом, девушки получили возможность для создания собственного культурного пространства. Если, как утверждает Джон Манси, битломания была «важнейшим вкладом „Битлз“ в молодежную культуру», поскольку это то, «…что они с полной ответственностью могли бы считать своим и только своим»[118], группа также полностью ответственна за создание первой за весь послевоенный период молодежной культуры, ориентированной на девушек. Разумеется, благодаря битлам гетеросексуальные девушки получили возможность безопасно культивировать сексуальное желание и мечтать о будущих бойфрендах и мужьях. Но, кроме этого, принадлежность к числу поклонниц также открывала для девушек новые возможности для самоанализа, развития идентичности и общения. Роб Уайт и Джоанна Уин отмечают, что молодежь, вступающая во взрослую жизнь, должна, «…прежде чем кем-то стать, опираться на некие доступные ресурсы» и что «…мировые СМИ предоставляют [им] персонажей и примеры, которые молодые женщины находят убедительными и привлекательными»[119]. В этом отношении «Битлз» стали эмоционально значимыми «персонажами», под влиянием которых жизнь поклонниц формируется с 1960‐х годов до наших дней.

Хотя битломания и открывает главу 2 нашей книги, это лишь отправная точка все продолжающей свое развитие фанатской истории. Пусть первая ассоциация с Битлз – это битломанки первого призыва, следующие поколения молодых женщин также стали преданными поклонницами группы. Но если какие-то фанатки первой волны поделились своими историями в книгах, документальных фильмах и подкаст-интервью, о тех, кто влились в их ряды в 1970‐е или еще позднее, известно куда меньше. Более того, с учетом искаженного представления о фэндоме «Битлз» как исключительно «белом» в расовом отношении и находящемся в рамках гетеронормативной рок-культуры, мы еще меньше знаем о женщинах иной расовой принадлежности или сексуальной ориентации, являвшихся поклонницами группы. Однако последующий анализ фанатского сообщества «Битлз» с 1960‐х по 2010‐е годы со всей очевидностью доказывает, что оно всегда было крайне динамичным и разнообразным.