Однажды осмелиться…

17

Потом он как в черную дыру провалился и вынырнул из нее только в конце весны.

— Ося! Как так можно!

— Ну тебе же деньги на счет приходят…

И не дав пискнуть:

— Скоро у Юльки день рождения. Приедете?

Алена оторопела, а Иосиф затянул старую песню:

— Тут воздух волшебный. Для Юльки самое оно…

Будто Э.Э. не в счет!

— Дом большой… Я купил дом… Жильцов уже пускаем.

— Но…

— Свинтус здоров? Можешь и его взять. Тут на ферме барышни заждались.

— Лучше бы спросил, как твой ребенок… За пять месяцев ни слуху ни духу.

— …

— Ося? Алло?

— Я не мог, — и голос посерел. — Мне тяжело было тебе звонить.

Алена молчала.

— Но сейчас уже нормально, наверное. Приедешь?

— А…

— Она на тебя не сердится.

Алена хмыкнула, и Иосиф подхватил:

— У нас тут целая драма была. Ольга вообразила, что я… ну, что я с твоей бабулей закрутил лихой роман, видишь ли.

— С Ниной?!

— Ну да, она ж ее в больнице видела. А мы-то думали…

— Ося, но как…

— Нина к ней, оказывается, на кафедру приходила.

— Зачем?

И тут Иосиф не выдержал, как пар из-под крышки выпустил, приступами смеха:

— Она профессора Кочура… искала… Осипа Эмиль… Эмильевича…

Алена фыркнула.

— Не смейся над моей бабушкой, Ося.

— Да уж мне не смешно — несколько месяцев к разговору готовился, и вот говорю: «Ольга, раз уж ты все знаешь, не мучай меня, пускай Алена летом приезжает, ребенку воздух морской нужен». Ольга смотрит на меня, как баран на проезжающую электричку, а потом отчетливо так произносит: «Какая Алена?» И тут я понял, что пропал.

Алена слушала такие знакомые интонации в потихоньку набиравшем краски голосе — будто никуда и не уходил, будто не было фанерной стенки и диалогов, схожих со стрельбой из лука. Внезапно вернувшаяся близость: как давно потерянное дивное кольцо, выкатившееся из-под дивана.