Однажды осмелиться…

43

Ревела — жалея этих проклятых богом птиц, призванных в адском холоде, голодом снедаемых, прямо на льду — нет, не высиживать, — выстаивать месяцами одно-единственное яйцо: урони на лед с окоченевших лап — все, прахом пошли адовы муки.

Ревела — жалея себя.

Проклинала — эту жизнь, где нет места покою и радости.

Пыль, что летела на улице в лицо, когда она с опухшими от слез глазами вышла из кинотеатра, — ненавидела.

Работу свою, идиотских ежей, магазины. Музыку на двух аккордах, плеснувшую из палатки в подземном переходе. Безучастные лица в вагоне. Запах в подъезде. Щелканье открываемого замка.

Ненавидела все.

Брат никогда не выползет встретить, сумки с продуктами принять из рук.

И еще — эта квартира, логово, в котором живет мука. Мука не во имя чего — не ради жизни, в единственном яйце теплящейся. Просто страдание — долгое, бесцветное.

Увидеть бы тех несчастных отважных пернатых — хоть лапу пожать. Каждому пожать лапу. Пусть вечность на это уйдет — ей спешить абсолютно некуда.