Отравленные слова

11. Нурия Солис

Нурия Солис подавлена. За один день – два гостя, которые напоминают о Барбаре. Это чересчур, слишком много эмоций. Ее особенно тронул приход Эвы. Она знает Эву с детского сада, Эва росла вместе с Барбарой. Открыв дверь и увидев ее, Нурия будто рывком перенеслась на пять лет назад, когда Эва каждый день звонила в дверь, тут же скрывалась в комнате Барбары, и через несколько секунд оттуда уже раздавался хохот обеих. «Я сейчас описаюсь, я сейчас описаюсь от смеха!» – кричала Эва. Нурия спрашивала, не хотят ли они перекусить, но они только отмахивались. Она им мешала. «Нет, не надо, ничего не хотим!» Им хотелось просто сидеть вдвоем и болтать, перемывать кости учителям и одноклассникам, переписываться в мессенджере, выкладывать фотографии и мечтать.

Нурия Солис не знает, что делать с подносом, который она держит в руках: выпить кофе самой или вылить его.

– Хочешь кофе? – спрашивает она у Пепе.

Он пошел переодеться, как всегда после работы: сменить свой безукоризненный костюм на джинсы и свитер. Сегодня он торопится сильнее, чем обычно.

– Отойди, не мешайся, а кофе унеси на кухню, – грубо бросает он, проходя мимо, и начинает яростно рыться в ящиках. Он чем-то взволнован. У него всегда много работы, он человек действия, и такие, как она, которые стоят посреди дороги, мешают ему. Наверное, хочет сходить попрощаться с Лосано, догадывается Нурия. Она тихонько уходит на кухню, ни о чем не спрашивая. Она давно уже ни о чем не спрашивает. Пепе приходит и уходит, делает то одно, то другое, а она сидит на диване, как старички на скамейке в парке, и наблюдает за ним. Она чувствует, что устала, что ей за ним не угнаться. Они больше не ездят в отпуск, не ходят никуда по выходным, не ходят в гости к друзьям и не зовут их к себе.

«Надо нам продать дом в Монсене», – говорит иногда Пепе.

И он прав: дом в плохом состоянии, уход за ним требует сил и денег. Но она всегда отказывается: дом остался ей от родителей. Когда Элисабет узнала об этих разговорах, она как с цепи сорвалась: «Ты с ума сошла? Это же единственное, что записано на твое имя, больше у тебя ничего нет!»

И потом, там живет их пес, как быть с ним?

Но это все неважно, потому что у Нурии нет сил даже дать объявление, а потом ведь придется показывать дом, торговаться с потенциальными покупателями… И она отмахивается от этой задачи и говорит себе, что подумает об этом завтра. Так она и живет каждый день: разбирается с самым необходимым, а остальное откладывает на потом. И с каждым днем ей все тяжелее.

– Я ухожу, к ужину не жди, – предупреждает ее Пепе, бросив близнецам пару общих фраз. Он нечасто с ними разговаривает, но иногда мальчикам это нужно. Пепе сказал им, чтобы учились хорошо и не давали себя в обиду. Ему досадно, что близнецы, в отличие от Барбары, в школе не блистают, они самые обычные ученики, стеснительные и незаметные, и добровольно отошли на второй план. У Пепе не было времени воспитать их так, как ему хотелось бы. – Пока, – бросает он, даже не взглянув на нее, и выходит, не поцеловав ее на прощание, потому что они больше не целуются. Они отдалились друг от друга. Возможно, это произошло еще раньше, но исчезновение Барбары было как землетрясение, и трещины между ними превратились в пропасти. Они очень далеки друг от друга. Иногда Нурия спрашивает себя, о чем думает муж, когда смотрит на нее. Что он видит? Почему они все еще вместе? Возможно, их держит вместе память о Барбаре. И еще совместный быт и ее неспособность действовать. Нурии хочется закурить, но она знает: это ловушка. И коньяк тоже. Ни сигареты, ни алкоголь не помогут ей справиться с тоской. Именно поэтому ей нужен Пепе: он думает за нее и подталкивает ее, заставляет как-то жить дальше. Но иногда, когда Пепе сердится, эта хрупкая конструкция начинает шататься. Нурия научилась сносить упреки, опустив голову. Раньше она иногда осмеливалась отвечать, спорить, отстаивать свои взгляды на жизнь и на воспитание детей. У Пепе все было через край. Он был чересчур порывистый, чересчур жесткий, все преувеличивал. Но зато, в отличие от нее самой, у него были принципы и убеждения, которые он защищал и которыми руководствовался в жизни. Он верил в семью, в любовь в паре, в родительский авторитет, в общее дело, а она, наоборот, сомневалась во всем, ее шатало из стороны в сторону, а компаса не было. Она все время импровизировала, как будто жизнь – один долгий эксперимент, и строгие принципы, которые проповедовал Пепе, ее не убеждали. «Ну ты чокнутая», – сказал он ей, когда они познакомились. И так оно и было. Она всегда витала в облаках, была влюбчива и непостоянна, не могла сидеть спокойно ни секунды. Она ходила в горные походы, колесила по миру с рюкзаком на плече и билетом в кармане, меняла парней как перчатки, записывалась на курсы фотографии и иностранных языков, всегда была в движении – и никакого тебе покоя и равновесия. Как же ей повезло с Пепе! Она и представить себе не может, как пережила бы эту пытку без его постоянного присутствия и поддержки. Потому она и терпит его упреки и отстраненность. Другой бросил бы ее, другой давным-давно ушел бы. Вот чего она всегда боялась, когда он смотрел на нее так сурово, как бы говоря ей без слов: это ты подтолкнула Барбару к побегу, это ты позволила ей сбежать, это ты не смогла воспитать ее как следует. И эту горечь ничем не вытравить. «Оставь ее в покое, пусть научится ошибаться», – говорила она. «Бывают ошибки, за которые расплачиваешься всю жизнь», – отвечал Пепе. И это слово ранит ее, как непрекращающаяся мигрень. Ошибки, ошибки, ошибки. Сколько же ошибок она совершила? Зачем толкнула ее в объятия Мартина Борраса? Зачем поддержала ее в этом? Почему не запрещала видеться с ним? Почему не предвидела опасностей, которые ее окружали? Почему? И Нурия мучает себя, пытаясь вспомнить, когда все начало разваливаться, с какого момента ей надо было перестать гнуть свою линию и начать слушаться Пепе.

Может, когда Барбара еще совсем маленькой стала отдавать предпочтение папе? Когда сама она, с болью в сердце, но счастливая, ничего не сделала, чтобы вернуть дочь себе? А может, когда Барбара будто погасла ни с того ни с сего – летом, когда ей было четырнадцать? Нурия тогда хотела спасти ее, пусть и против ее воли.

«Оставь ее в покое, – говорил Пепе, – это пройдет».

«Но она не выходит из дома, не хочет никого видеть!»

«И что? Наберись терпения».

Но терпения ей не хватило, и она попросила о помощи Эву, лучшую подругу Барбары. Нурии хотелось, чтобы они ходили куда-то вместе, как раньше, и она сама предложила девочкам записаться в турклуб, познакомиться с новыми людьми. Это именно она подзадоривала Барбару, чтобы та наводила красоту, влюблялась и наслаждалась своим телом. И Барбару швырнуло из уныния в безумие. Она голову потеряла из-за этого мальчика. Нурия сразу поняла, что Барбара влюбилась, – по тому, как она стала смотреться в зеркало, красить губы, как она ждала звонка и подглядывала из-за шторы, пока он ждал ее возле дома. И вместо того чтобы быть начеку и сказать Барбаре, что она еще слишком юна, Нурия толкнула ее в его объятия и позволила разъезжать с ним на мотоцикле, не предупредив об опасностях. Барбара должна была понять: Мартин значительно старше, он богат и нетерпелив. Она его толком не знала, ни его самого, ни его семью, а ведь он мог оказаться жестоким, мог применить к ней силу: любовь слепа, от любви умирают. Нурия Солис не говорит этого вслух, но она уверена: это Мартин Боррас убил ее дочь. С него все началось, им и закончилось. Нурия не чувствует ненависти, лишь вину. Лишь она сама и Мартин видели обнаженное тело Барбары, юное тело с синяками и порезами на предплечьях. Надо было рассказать об этом Пепе, надо было припереть Барбару к стенке и добиться правды. Она призналась бы, что Мартин Боррас принуждал ее к сексу против ее воли, что это из-за него она пьет противозачаточные, что не смогла бросить его, потому что слишком влюблена. Но Нурия оказалась эгоисткой и предпочла избежать столкновения: в результате ее воспитательные методы оказались бы разгромлены, а гордость посрамлена. Она промолчала и таким образом избежала гнева Пепе: он обязательно вспылил бы, если б выяснилось, что его подозрения небеспочвенны. Нурия никому ничего не сказала, она надеялась, что все разрешится само собой, ведь нельзя научить человека жить, каждый учится сам, на собственных ошибках. Она верила, что со временем Барбара повзрослеет, а этот опыт чему-то ее научит и убережет от страданий в будущем. Но Барбара осталась без будущего. Ошибки, ошибки, ошибки. Нурия снова в тупике, из него нет выхода. С того самого момента, когда она поняла, что Барбара больше не ее девочка, что она ускользает, избегает ее нежностей, прячет голову под подушку и твердит: «Уходи, мам, отстань, ты не поймешь». Она повела себя как трусливая эгоистка и теперь всю жизнь будет грызть себя за это. За свою толерантность – ведь это лишь красивое слово, которое обозначает несознательность. За свою трусость и невнимательность она заплатила очень дорого.

После бегства и исчезновения Барбары она рухнула, не в силах поднять голову, признать свое поражение, найти, во что верить, и растить оставшихся детей без угрызений совести. Отсутствие Барбары и на них оставило отпечаток. И еще кое-что терзает Нурию, кое-что, в чем она никогда никому бы не призналась. Ей не удается любить близнецов с той же силой, что и Барбару. Она панически боится страданий, и каждый раз, когда ее взгляд устремляется к мальчикам, что-то внутри останавливает ее. Она пытается понять, кто они, о чем думают, скрывают ли что-то от нее, как скрывала Барбара, и приходит к выводу, что за всю жизнь только и успела, что разрушить свою собственную семью. Семью, которую мечтала поддерживать, несмотря на любые трудности.

Иногда Элисабет пытается вытащить ее из этого онемения, показывает фотографии из их общего детства, напоминает, что раньше Нурия была сильной. Как она залезла на Матагальс, таща Барбару на спине в рюкзачке, как каталась на лыжах в Форт-Ромеу, пока Барбара постоянно путалась под ногами, как сажала Барбару в машину и отправлялась в кемпинг в Бретани – навстречу приключениям, не боясь неизвестности. Но Нурия уже не помнит, да ей и неинтересно, кто была эта веселая девушка, которая когда-то влюбила в себя Пепе (его привезли в больницу с язвой желудка, а она его успокоила, объяснила, что это совсем не опасно). Наверное, ей слишком многого хотелось, но пришлось посмотреть на вещи реалистично и бросить учебу в медицинском. Было нереально одновременно работать, учиться и растить ребенка, но она, упрямая как осел, отказывалась в это верить. Когда родилась Барбара (она была счастлива!), ей оставалось доучиться всего один год, ей казалось, она все сможет, не придется ни от чего отказываться, но Пепе заставил ее осознать, что это ребячество. Он и сам хотел бы изучать экономику, сказал тогда Пепе, но, чтобы поддерживать семью, пришлось выбрать практичную и хорошо оплачиваемую работу. Нурия часто ругает себя за эгоизм – до знакомства с Пепе никто никогда не упрекал ее в этом. Порой она вообще забывала, что живет не одна, стремилась лишь к собственному удовольствию и благополучию. Ей хотелось ходить в кино, встречаться с подругами – в общем, делать все то же самое, что она делала, пока была одна. Пепе научил ее любить. Ставить себя на второе место, раскрывать самое сокровенное, делиться секретами, даже если это очень больно, принимать горести и подавлять зловредные порывы, которые раньше уносили ее вдаль, к юношеским фантазиям, и заставляли забывать о своих обязанностях по отношению к близким. Может, по пути она лишилась семьи и друзей. Может, отдалилась от мира и осталась одна. Но зато у нее был Пепе.