Отравленные слова

14. Эва Карраско

Эва собирает пенал, учебник и тетрадь, берет куртку, бормочет учительнице извинения и выходит из класса. Она не могла больше там оставаться ни минуты. Не могла думать о таких глупостях, как разница между should и must. Все ее мысли заняты Барбарой. Выйдя на улицу Вильярроэль, она обнаруживает, что идет дождь, но ей все равно. Она шагает под дождем, вода стекает по лбу, по щекам, мочит ей волосы. Вода напоминает ей о Барбаре. Барбара жить не могла без воды, вечно ей было нужно прыгнуть в бассейн, залезть под душ или поплавать в море.

«Эй, не боишься полинять, как Майкл Джексон?»

«Без воды я чувствую себя грязной», – объясняла Барбара.

Мимо проезжает «Ниссан Пэтрол» (за рулем – мажорка из Педральбес) и окатывает Эву водой из лужи.

– Эй, осторожно! – возмущенно кричит Эва, но этой крашеной блондинке плевать. Вот и Барбаре было на нее плевать. Почему они поссорились? Они же были подругами? С Мартином Боррасом получилось ужасно обидно, но причина была не в этом – между ними все пошло не так еще раньше. Барбара перестала ей доверять, перестала все ей рассказывать, когда в игру вступил Хесус Лопес. Вот кому она плакалась, Лопесу! Подруги всё друг другу рассказывают, а Барбара так и не поделилась с ней, что произошло тем летом. Она вернулась с каникул какой-то другой, не смеялась, не ходила в боулинг, не хотела ни болтать с Эвой, ни слушать U2, больше не клянчила у Эвы майку Miami Ink. Эва пыталась разузнать, что случилось, но Барбара молчала как партизан, только один раз сказала угрожающим тоном: «Сделай одолжение, не лезь в мою жизнь и не рассказывай о ней моим родителям за моей спиной». Барбара была в ярости. Но они же хорошие люди, твердила Эва, они же просто переживают за тебя, и я тоже. И это была правда: Пепе и Нурия, каждый по-своему, страдали из-за поведения Барбары. И Эва, как настоящая подруга, хотела помочь ей и обратилась к ее родителям, ну а как иначе. Но Барбара возвела между ними стену.

В первый день учебы вместо того, чтобы вместе с Эвой посмеяться над биркой Zara, болтавшейся на рубашке Хесуса Лопеса, Барбара вышла с урока вместе с Хесусом, восторженно глядя ему прямо в глаза, и они ушли вместе, совершенно наплевав на Эву. Они говорили об осаде Алезии[24] – он всегда выбирал эту тему, чтобы пустить пыль в глаза новеньким. Задроты из третьего класса угорали по захвату Галлии[25] и гениальному Юлию Цезарю; их после этого рассказа можно было брать голыми руками, схема работала без осечек.

– Что у тебя с Хесусом? Ты теперь учителей клеишь?

– Мы обсуждаем историю.

– Ага, тебя же так интересует Римская республика.

– У меня вообще-то есть интересы, это ты только и делаешь, что залипаешь на Мафальду[26].

Барбара всегда считала, что лучшая защита – это нападение. Она не хотела говорить о Хесусе, не хотела говорить о том, что случилось летом, она была сама не своя.

– Что такое с Барбарой? – спросил ее как-то Андрес – он был раздражен, потому что Барбара на него огрызнулась.

Почему все считали, что она хорошо знает Барбару? Она ее в университете, что ли, изучала? Эва, конечно, делала вид, что так оно и есть, словно она по-прежнему в курсе всего, что происходит у Барбары, – просто чтобы все думали, будто они по-прежнему подруги.

– А тебе какое дело? – отвечала она с напускной грубостью, пытаясь копировать Барбару. – Во взрослой жизни случаются вещи, которых детям не понять.

– У нее что-то случилось?

– Тебе-то что?

Вот в этом и была проблема: Барбара делилась своими проблемами с этим старым козлом, а не с лучшей подругой.

«Хесус – приличный человек», – защищалась Барбара, но голос у нее дрожал.

Да разве она не видела? Разве не понимала, что Хесус просто извращенец, который облизывается на каждую задницу моложе шестнадцати лет? Но нет, Барбара безоговорочно доверяла ему, слушала, развесив уши, всю эту чушь про Феллини, Пикассо и Гете – специальную подборку, чтобы впечатлять девушек. Каждый год одни и те же истории, одни и те же шутки, как бы спонтанные. В нем за версту было видно обманщика – и все же Барбара, такая умная, такая живая, попалась на эту удочку и повелась на его комплименты.

«Да-да, Барбара, слушаю тебя. Ты задаешь очень хорошие вопросы, они заставляют меня задуматься».

Барбара всегда задает интересные вопросы.

Блевать тянуло от них обоих! А может, Барбара просто притворялась грустной, чтобы казаться поинтереснее. Или симулировала депрессию, чтобы Хесус развлек ее, сводил на новую выставку Дали в Caixa Forum[27]. Эва внутренне содрогается.

Она проходит мимо здания школы. Льет как из ведра. Эва замирает перед закрытой дверью, перед вывеской «Школа Леванте», которую видела каждое утро целых пятнадцать лет. Здесь она познакомилась с Барбарой. У Барбары были два хвостика и рюкзак с Микки Маусом, она поделилась с Эвой вкуснейшим бутербродом с ветчиной – они кусали по очереди, пока бутерброд не кончился. К концу первого учебного дня они стали неразлучны. Удивительно, как это дети в поисках дружбы безошибочно находят близких. Они были совсем не похожи, как день и ночь, но смеялись над одними и теми же вещами и понимали друг друга без слов. Барбара вела себя более дерзко и демонстративно, Барбара вечно измышляла какие-нибудь безумства, а Эва сдерживала ее. Эве часто приходилось ее притормаживать, но иногда она поступала наоборот: подзуживала Барбару, и та говорила какую-нибудь чушь, подкладывала жвачку на стул учительнице, перевешивала одежду на чужие крючки, бомбардировала нутом вражеский стол в столовой. Такие разные, они всегда были вместе. Барбара любила вызывающе одеться и выйти к доске. Ей нравилось провоцировать других. Их называли идеальной парой: красотка и уродина, умная и задротка, открытая и забитая, чувственная и холодная. Что да, то да: Барбара была очень чувственна. С самого детства Эва видела, как на Барбару оборачивались мальчики и мужчины. Как она ходила, покачивая бедрами, танцевала, сосала леденец – во всем этом невинное детское кокетство сочеталось с женственностью. Чтобы влюблять в себя, ей не нужно было красить ногти красным лаком или надевать короткую юбку. Взгляд Барбары сражал наповал, тело ее было гибким, волосы сияли, а еще она не скупилась на нежности, объятия и поцелуи. Они всегда были вместе, Эва и Барбара, совсем рядом, кожа к коже, и Эва чувствовала ее запах, тепло ее руки, биение ее сердца. В детстве Эва не смогла бы ответить, где кончается она сама и где начинается Барбара. У них было одно тело на двоих и одна душа – пока Барбара не решила отделиться и остаться одной. Нет, даже хуже – стать придатком Хесуса Лопеса. Эве как будто отпилили руку или ногу электропилой. Это было чудовищно. Она была ошарашена, в душе у нее зияла дыра, она впервые ощутила боль одиночества.

Для нее Барбара умерла после того лета – им тогда было четырнадцать. Очень тяжело представить свою подругу мертвой, особенно Барбару, которая так любила жизнь, но Эва мысленно убила ее еще раньше. Предательство с Мартином Боррасом оказалось куда менее важным. Это был лишь еще один штрих, доказательство, что Барбара с легкостью переступила через Эву с ее любовью. Это был предлог, чтобы наконец как следует поругаться с Барбарой и назвать ее прямо в лицо свиньей и плохой подругой. Но это было совсем не так больно, как то, что Барбара предпочла ей Хесуса Лопеса. Она подмигивала ему, висла у него на руке, шептала ему что-то на ухо, ее дыхание щекотало ему затылок. И их губы совсем рядом, губы, которые делятся секретами и жаждут соединения. Вместе они выглядели просто-таки провокационно, их явно связывало нечто большее, чем преклонение ученицы перед учителем. Барбара соблазнила его, а Хесус как дурак полагал, что покорил ее своей эрудицией.

Эва ненавидит Хесуса. Даже сейчас, до сих пор. Трус, холуй с этим его дешевым панибратством, использует девочек-подростков, весь насквозь фальшивый. На самом деле – просто нарцисс, влюбленный в собственный голос. А Эва теперь даже не знает, что думать, как представлять себе Барбару. Она не может представить ее себе в объятиях Борраса, ей кажется, что это невозможно, хотя, конечно, возможно все. Наверное, Мартин тоже страдал, как и она сама, тоже хотел, чтобы Барбара любила только его. Эва знает: если с тобой рядом Барбара, ты не станешь искать других привязанностей. Барбара наполняла, насыщала собой, она вызывала привыкание, как шоколад.

Эва видит свет в одном из окон школы. Кто-то из учителей задержался, проверяя домашние задания, а может, распечатывает контрольную на завтра. Хесус больше не приглашает учениц поболтать о своем после уроков. Его наконец выгнали, причем из-за Барбары. Больно думать об этом, но благодаря ее гибели справедливость восторжествовала. А теперь оказывается, что Барбара жива! На Эву снова наваливается оцепенение. Где она? Где была все это время? Почему исчезла? Чем больше она думает об этом, тем более абсурдной ей кажется вся эта драма, которую она себе напридумывала с Мартином Боррасом и его погребом. Ну что за глупость! Прямо там – струи дождя стекают по затылку – она прячется под навес и набирает номер, с которого звонила Барбара. А вдруг на сей раз им повезет и Барбара скажет, где она. Эва ждет и ждет, но ей отвечает лишь металлический голос робота: аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Эва разворачивается и направляется к дому. Она вся вымокла и уже дважды чихнула. Она торопливо шагает и признается сама себе: она была несправедлива к Барбаре и убила ее из любви. Потому что не могла без нее жить. Стерла ее из своей жизни еще до того, как она исчезла, и потому ее настоящее исчезновение не потрясло Эву. Ей открывает мать и отчитывает за то, что она вся вымокла. Эва отвечает, что ей еще повезло: ее дочь может промокнуть и прийти домой переодеться, а вот Нурия Солис таким везением похвастаться не может. Мать замирает совершенно ошеломленная, а Эва шествует в душ и по пути осознает: она сказала именно то, что думает. Ведь Барбара жива, а ее мать не знает об этом. Может, она сейчас мокнет под дождем на улицах Барселоны, а ее мать думает, что дочь мертва и лежит в земле. Эве плохо. Она надеялась, передав телефон отцу Барбары, избавиться от ответственности, но нет. Новость жжет ей язык, ей хочется распахнуть окно и проорать благим матом, что Барбара жива, иметь смелость отправиться на поиски. И потом, думает Эва, Барбара позвонила именно ей, чтобы сообщить, что жива. Не отцу, не матери, не в полицию – она позвонила ей. Но почему? Они ведь больше не подруги. Почему она позвонила Эве?

Она переодевается у себя в комнате, когда раздается звонок. Мать приносит ей телефон и, прикрыв трубку ладонью, шепчет: «Это из полиции звонят». Эва тут же подносит трубку к уху, ее слегка трясет.

– Я слушаю.

Из трубки раздается спокойный голос Лосано, субинспектора.

– Эва Карраско? Добрый вечер, это субинспектор Сальвадор Лосано.

– Добрый вечер, – отвечает Эва, гадая, зачем он ей звонит: чтобы сказать, что Барбару нашли, или чтобы выяснить все подробности из первых уст.

– Так в чем дело? Ты хотела поговорить со мной, верно?

Эва холодеет. Значит, он пока ничего не знает!

– К вам не заходил сеньор Молина, отец Барбары Молины? – спрашивает она напрямик.