Отравленные слова

12. Барбара Молина

Мне страшно, я поступила неправильно, я всегда всё делаю неправильно. Не надо было мне звонить Эве. Она наверняка все еще ненавидит меня, она не простила и проклинает меня каждую ночь и радуется, что я исчезла. Я поступила по-свински: мы были подругами, а я ее обманула. Увела Мартина и даже не попросила прощения. Он прав, он всегда прав. Он говорит, я разрушила ему жизнь. Что бы я ни делала, за что бы ни бралась, я всегда все порчу. И мне никак не отмыться, я всегда чувствую себя грязной, даже когда тру себе кожу до крови жесткой мочалкой. Когда разозлится, он говорит, что такой человек, как я, не заслуживает жить, и так думают все. Я умерла, и мне не следует пытаться связаться с живыми. Я там, где должна быть: сижу в подвале одна, всеми забытая, в темноте, как животное. Иногда я даже рада, что они думают, что я умерла: смерть все искупила и превратила меня в приятное воспоминание, я стала фотографией улыбающейся девчонки, которой все прощают. Они не знают, что я плохая, а может, знали, но забыли. Тем лучше. И только его одного мне не обмануть. Если бы мне удалось выйти отсюда, они бы испугались, увидев, что я стала женщиной. Женщине не простят того, что делала девчонка. Он твердит мне об этом день и ночь. Не знаю, как так вышло, но у меня дурная кровь. Он тоже был одной из моих прихотей. Это я его захотела, это я его соблазнила. Я разрушила его жизнь. Мой эгоизм безграничен, я всегда хотела обладать тем, что мне не принадлежит, я была мелочна и самонадеянна. Я хотела оценку получше, игрушку соседа, парня моей подруги, и всего этого я добивалась любым способом. Я ведьма. Думаю, из-за этого мне и понравился Мартин Боррас. Я хотела причинить боль Эве, показать ей, что я лучше нее. Может, это произошло против моей воли. Иногда мне кажется, что я понимаю, почему поступаю так, а не иначе, а иногда я вижу, что сама не знаю – почему. Может, я сошла с ума?

Я знала, что Эве нравится Мартин Боррас. Он ей нравился уже несколько месяцев, она только о нем и говорила, но я никогда его не видела. Он был ее вожатым в турклубе, на шесть лет старше, по ночам ставил музыку в клубах, у него был мотоцикл, он бывал в Токио и в Нью-Йорке, где мы обе мечтали когда-нибудь побывать, а еще он был похож на Брэда Питта. Жутко популярный, но в нашем приходском турклубе строил из себя хорошего парня. Родители заставили его стать вожатым из-за какой-то темной истории с наркотиками, наверняка какой-нибудь христианский психолог посоветовал. Мартину было плевать на детей и выезды, песни и игры ему нафиг не сдались. При любой удобной возможности он сливался: выдумывал немыслимые истории и посреди ночи уезжал из лагеря на мотоцикле на какую-нибудь вечеринку. Возвращался рано утром, краше в гроб кладут. Остальные вожатые бесились, но молчали, а его родители думали, что вот какой он молодец, провел выходные в горах, подышал свежим воздухом. Все это мне рассказала Эва, и теперь мне кажется, что еще до того, как мы познакомились, я уже была к нему расположена. Он много врал, как и я сама, и, как и я сама, пытался все делать по-своему, но у него не выходило, как и у меня. Мы были родственные души. Уж не знаю, думала ли я тогда об этом, но он мне сразу понравился, вот подлец.

Это была любовь с первого взгляда. Мы посмотрели друг на друга – и все. Уж не знаю, рассказывала ли ему обо мне Эва, знаю только, что он, увидев меня, подмигнул, а я ответила тем же. Он оглядел меня всю, с головы до ног, с улыбкой, которая выбила меня из колеи. Я почувствовала себя голой, захотелось его поцеловать – так сильно, что пришлось сдержаться, чтобы не броситься в его объятия. Эва ничего не заметила. Хуже того – подумала, что он мне не понравился, и стала пытаться нас подружить. Она была очень хорошая, но в таких делах тупила. И вообще не умела себя подать: у нее сиськи как дыни, а она их зачем-то прятала, говорила, что стесняется. Мы были очень близки до того лета, когда все случилось, а потом я попыталась поговорить с ней, поделиться своей проблемой, но она еще до этого спелась с моими родителями и они промыли ей мозг. Я ей больше ни о чем не рассказывала. Не было смысла. Она бы не поверила мне и уж точно не смогла бы помочь. Она знала, что я что-то скрываю, но не стала допытываться. Это Эва с мамой убедили меня записаться в турклуб, развеяться. Тебе нужно стряхнуть с себя грусть и выйти из дома, говорили они, и я позволила им себя убедить. Но ровно в ту секунду, когда Мартин Боррас на меня посмотрел, я поняла, что мы с Эвой больше не сможем дружить. Либо Мартин, либо Эва – сказала я себе. И выбрала Мартина. Эва все равно больше не была моей подругой, она была подругой моих отца и матери, не моей. А может, я даже не раздумывала, просто сделала то, чего просило мое тело. Сложности начались потом.

Тем же вечером, выйдя со встречи клуба, я увидела Мартина. Он стоял снаружи, снимал с мотоцикла замок и искоса поглядывал на меня. Я соврала Эве, что забыла телефон, а когда вышла несколько минут спустя – сердце выпрыгивало у меня из груди, – Мартин стоял в каске, но мотоцикл так и не завел. Было ясно как день: он дожидался меня.

– Подвезти тебя куда-нибудь? – Ясно было, что он в таких делах профессионал.

Я сказала, что да, пожалуйста, что я живу недалеко, но очень хотела бы прокатиться. Крепко обхватила его спину, обняла его – и почувствовала, как по ногам побежали мурашки; я задрожала. Перед тем как впервые поцеловаться, мы переписывались в мессенджере и слали друг другу эсэмэски. Через пару месяцев мы с ним уже встречались – за спиной у Эвы и у всех остальных. Я не хотела, чтобы родители узнали, придумывала отговорки: контрольные, домашние работы, походы в кино. И в конце концов случилось неизбежное – мы с Эвой поругались. Ей было больно, она ревновала – и обвинила меня во лжи. Она была абсолютно права, и так я впервые в жизни осталась совсем одна, без единственной подруги – именно тогда, когда она была мне особенно нужна. У меня остался только мой парень, и я ухватилась за него, как за спасательный круг. Я хотела узнать любовь вместе с ним и забыть о том, что со мной произошло. Я твердила себе, что это неважно, что я просто оступилась, ошиблась, что это никогда не повторится, но иногда думала об этом – и мозг мой затуманивался и хотелось умереть. Я не могла сосредоточиться на учебе, чувствовала себя грязной, тосковала по Эве и наивно думала, что любовь к Мартину очистит меня. А может, я так не думала. Может, просто хотела этого и одновременно боялась. Я наряжалась для него, для него укладывала волосы, но, когда он однажды тихонько подкрался сзади и поцеловал меня в шею, я завизжала как резаная, как будто в шею мне воткнули нож. Я сама испугалась своей реакции, потому что она была инстинктивной. Я запаниковала, как в тот раз, когда он впервые сунул руку мне под юбку – я тогда грубо ее отпихнула. Мартина это злило, понятное дело. Непросто с тобой, говорил он, много мороки. Я молчала. По ночам мне снилось, как я его целую, но, когда он был рядом, когда я ощущала его прикосновения и горячее дыхание у себя на коже, меня бросало в озноб и все тело коченело, как у мертвой. Я чувствовала себя глыбой льда, придумывала отговорки и сбегала. Я долго не могла расслабиться, привыкнуть к его прикосновениям, к его губам у меня на шее, и как он кусал меня, и щекотал за мочку уха, и нашептывал что-то приятное. Я так и не привыкла к объятиям сзади, но научилась предугадывать его поцелуи и получать удовольствие от его ласк. Признаю: я была влюблена. У меня не было права влюбляться, но я влюбилась – или, по крайней мере, хотела влюбиться. А потом, когда я думала, что все хорошо, что я самая обычная девушка, такая же, как другие, это снова произошло – и на сей раз выхода не было.

Это случилось во время праздников, на Рождество, и застигло меня врасплох. Все мои мысли были о Мартине, и я забыла об осторожности. Он ревновал, я видела это по его глазам. Он кричал, что я связалась непонятно с кем, наставила ему рога, что я как сука во время течки, избил меня до полусмерти, угрожал обо всем рассказать. Школа была адом, дома я тоже жила в аду, отношения с Мартином превратились в ад, а Эва послала меня к черту уже давно. Я не могла оттуда вырваться. Я горела заживо, и у меня не было выбора, кроме как отдаться пламени. И все же я не теряла надежды спастись через Мартина: сбежать вместе с ним, уехать на мотоцикле далеко-далеко – ветер в лицо, безо всякой цели. Я три раза пыталась заняться с ним любовью и все три раза в ужасе убегала. Последняя попытка пришлась на Страстную неделю, на первый день каникул, и я сожгла себе пути к отступлению: назначила свидание у него дома, наедине, и поклялась себе, что эту ночь мы проведем вместе.

Он поджидал меня с улыбкой и готовым сценарием. По периметру ковра стояли зажженные свечи, по полу были разбросаны подушки – как бы случайно, предостерегающе звучала Love is Dead. We die when love is dead. It’s killing me. We lost a dream we never had[21]. Он предложил мне напиток его собственного изобретения, как он сам сказал – просто бомба. Я выпила, ни о чем не спрашивая, и вскоре мне стало щекотно и радостно, я почувствовала себя легкой, невесомой. Помню, что стала иначе видеть вещи и цвета, вдруг жутко захотелось смеяться и танцевать. Музыка расходилась волнами по каждой клетке моего тела, гибкого, как стебель бамбука, но у него были холодные руки, слишком холодные. Он пытался расстегнуть на мне блузку, я сказала, что хватит, что я не хочу, что хочу просто немного потанцевать, но он не обращал внимания и продолжал меня раздевать. Холод превратился в омерзение. Я закричала. И тогда он швырнул меня на ковер, больно схватив за руки и за ноги, навалился всем своим весом, и мы стали кататься по ковру в неравной борьбе. Я кусалась и отбивалась, но было ясно: он победит. Я была в отчаянии. Это была не влюбленность, не история любви. Я разрыдалась, а он, услышав это, вдруг замер и будто очнулся от кошмара. Встал, откинул волосы с лица и сказал мне убираться. Я до сих пор слышу его слова. «Давай вали отсюда». Он кинул мне как попало одежду и сумку и злобно бросил в лицо: ну ты и динамо. Уже в дверях я соврала ему, сказала, что я девственница.

Я плохая, я просто хотела его использовать. Я, конечно, не была влюблена. Он говорит, я не знаю, как это – быть влюбленной. Что такие люди, как я, не умеют любить. И, если подумать, возможно, Мартин Боррас был одной из главных моих ошибок.

Я хотела узнать, что такое любовь, и это стоило мне лучшей подруги.