Жизнь на излом. Ранение навылет

25

Кира вдруг разругалась с матерью. Напряжение последних дней дало о себе знать, и когда мать стала допытываться, почему у дочери постоянно глаза на мокром месте, Кира поделилась последними событиями.

Мать вспылила:

— Да неужели я тебя для этого рожала, Кира! Чтобы ты вот так, сопли на кулак мотала и ждала жениха неизвестно сколько! Никакая это ни необходимость! Мог и остаться! Мог другую работу найти, вон к коммерческим, в конце концов, податься! Да что ж это? Он, считай у тебя теперь военный! А если в горячую точку отправят?

— Мам, ну сейчас же не война, — шмыгая носом, возразила Кира.

— Сейчас не война, а у нас вообще никогда не война, и правду не скажут. Ой, глупая, куда ж тебя угораздило. Ну когда ты сказала, что он врач, я еще порадовалась. В родственниках врача на старость лет заиметь неплохо, мы даже с отцом помечтали, что и в больнице лежать не станем, чуть что, так зять подлечит. А тут что получается? Вместо хорошего у нас безобразие какое-то нарисовывается. Вот, дурёха, теперь тебе только ждать его, и реветь вот так придётся постоянно. А если забеременеешь, а? Придет на побывку, заделает ребенка, а сам опять в свой госпиталь. Вот Глебка уедет, ты куда побежишь с ребеночком? И ведь не доучилась даже!

— Мам, ну что ты в самом-то деле! Я еще не забеременела, и учиться вроде как не бросаю!

— Вот оно! Уже " вроде как…" С этого все и начинается!

— Мам, я не брошу учиться, обещаю. Пока учусь и Глеб пройдёт ординатуру. Мы все решили.

— Да ничего вы не решили, глупая. Это он решил — и за себя, и за тебя. Только он проблемы свои решает, а у тебя вон голова болит от этого. Так бы гуляла, женихов себе толковых присматривала, а теперь будешь ведь как сова сидеть в дупле, не высовываясь!

— Мам, я люблю его. Не нужно мне никакого другого. Я Глеба буду ждать.

— Да поняла я уже, — мать горестно отшвырнула полотенце и уселась рядом с дочерью за кухонный стол. — Все я поняла, Кира. Только злую ты себе судьбу выбрала, дочка. А я и исправить не знаю как. Может подумаешь, да как-нибудь по-тихому его бросишь. Со временем забудешь, а ему так и скажешь, разлюбила!

Кира с ужасом посмотрев на мать, вскочила из-за стола и выбежала из кухни.

Не ожидала она от матери такого. Ей казалось, Глеб родителям понравился, и палки в колеса они ставить не станут. Но, видимо, ошиблась. И мать, вместо поддержки, с каким-то изощренным удовольствием сыпала соль на рану.

Но что оставалось Кире? Только стоять на своём. Любить и ждать Глеба, вопреки всему.

Было тяжело, особенно в первое время. Глеб часто звонил, но каждый их разговор еще больше выматывал душу.

Кира, погостив у родителей несколько дней, уехала обратно в город и на месяц устроилась на работу в частный детский сад. Мать стояла на своём, и общаться им по этой причине стало трудно. Шурка праздно проводила дни, мотаясь по городу и старым знакомым, часто не ночевала дома. Когда было свободное время, Кира садилась на автобус, и с пересадками добиралась до квартиры Глеба, чтобы навестить Веру Николаевну. Она стала чувствовать себя намного лучше, всегда радовалась приходу Киры, называла ее дочкой.

Они вместе пили чай, много разговаривали, выходили прогуляться в маленький парк у дома, а когда шли дожди, Вера Николаевна учила Киру вязать крючком. Занятие это успокаивало, да и время пролетало быстрее.

Глеб в первый раз приехал через две с половиной недели — ему нужно было оформить какие-то документы. Был четверг, и Кира, конечно, была на работе. Он появился возле окна детского сада, в тихий час, с огромным букетом нежно-розовых роз.

— Киреныш, — шептал он в телефонную трубку, словно с улицы мог разбудить детей, — выгляни в окно.

Кира стремглав бросилась к окну, выходящему на игровую площадку и чуть не задохнулась от вдруг переполняющего ее чувства безграничного счастья.

— Глебушка! Глеб… — Ты почему меня не предупредил? Я бы отгул попросила!

— Сможешь выйти, хоть на минутку?

— Жди, — прошептала Кира, — я сейчас.

Побежала к заведующей, а той, как на зло, нет на месте. Отпросилась у воспитателя — отпустили только на полчаса, пока дети спят.

Накинула куртку прямо на форму и бежать на улицу! Глебушка, Глебка приехал!

Бросилась в его крепкие объятия, разревелась от переизбытка чувств. Всхлипывала, обнимала, целовала, словно не три недели прошло, а годы.

— Девочка моя, как же я соскучился, — шептал ей любимый, снимая с щек поцелуями слезы. — Не плачь, любимая.

— Почему не позвонил заранее? Мне до конца смены еще три часа! — упрекала она парня, стискивая ворот его куртки и прижимаясь крепче.

— Я ненадолго, Кир. Сегодня приехал сделать кое-какие документы, а завтра обратно. Ты останешься сегодня у меня? — с надеждой в голосе спросил он, как будто могли быть какие-то другие варианты.

— Конечно! Я с работы только домой, а потом на такси приеду!

— Не надо, я сам тебя заберу. Вместе домой поедем. Мать тоже не знает, что я приехал.

— Глеб, разве так можно! — пожурила его она.

— Вечером, Кира! Обо всем расскажу вечером. Ты до шести?

— Да.

— В семь, значит, приеду за тобой, успеешь?

— Успею, — заверила Кира, страшась приближающегося момента расставания.

— Ну все, беги, любимая. Мы не прощаемся. Мне тоже нужно сегодня все успеть.

Он жарко поцеловал ее в губы и, сжав худенькие руки Киры, подтолкнул ее ко входу в здание детского сада. Кире до слез не хотелось уходить, но август выдался холодным и ей в тоненькой форме стоять на улице действительно было ни к чему.

Счастливая, окрылённая, еле дождалась, когда закончится рабочий день. На всякий случай на пятницу взяла отгул. Ей все же хотелось верить, что Глеб пробудет дома несколько дней, впереди выходные — они смогут побыть вместе, отдохнуть.