Жизнь на излом. Ранение навылет

44

Только ночью все равно не спалось, душа металась словно обожженная. Ведь последние два года Кира совсем не задумывалась о будущем. Да что говорить, она и жить не хотела, оттого ей было глубоко безразлично, что происходит вокруг.

Только теперь, почувствовав себя действительно нужной, она поняла, что Господь сохранил ей жизнь не зря. Ведь и Глеб поставил превыше всего служение людям. И чтобы ни говорил Юрка, она понимала, что ее любимый, выбирая свой путь, не мог поступить иначе. За это она его и любила — за его горячее сердце, за веру в свое дело. Мысленно она уже готова была попрощаться с образом Глеба. Её истосковавшееся сердце притихло и уже не отдавало той невыносимой болью, от которой хотелось кричать, а личная потеря спряталась за крепким убеждением, что Глеб мог ещё жить и многого добиться, но…

Андрюшка тоже плохо спал, вертелся и плакал во сне, звал маму. А утром проснулся в ужасном настроении. Да и Кира чувствовала себя разбитой. Алена Егоровна с утра еще помогла, но потом, когда ушла на маршрутку, все свалилось на плечи Киры.

Мира неожиданно затемпературила, и девочку пришлось перевести в специальную отдельную палату. Настя тоже капризничала, жаловалась, но при осмотре дежурным врачом оказалось, что все её жалобы и хныканья ничего больше, чем просто детские капризы.

Последней каплей было хамское поведение мамаши Димы и Марии. Детей привезли с опозданием, и когда Кира тактично попыталась объяснить, что режим нарушать нельзя, и кроме них в центре есть другие дети, высокомерие мамаши достигло своего апогея. Она начала кричать, что таким, как Кира здесь вообще не место, а она платит деньги, и за это ей и её детям должны целовать ноги.

И все бы ничего, но происходило это все в фойе на первом этаже. Кира, конечно, сдержалась и не стала продолжать затеянный женщиной скандал. Приняла детей и уже собралась подниматься с ними на лифте, но в последний момент увидела стоявшую возле лестницы Шурку. Та, сложив руки, подпирала бедром стену и ухмылялась, а потом, демонстративно громко заявила:

— Действительно, некоторым здесь не место! Понаберут по объявлению…

Кира, проигнорировав выпад в ее сторону, отвернулась и зашла в лифт. Уж с кем, а с Шуркой разговаривать совсем не хотелось. Она недоумевала, как когда-то купилась на её сладкие речи и, считая ее подругой, доверяла свои тайны. Теперь оценивая её даже внешне, видела совсем другого человека — хитрую, обозленную женщину, которая живёт только ради своего удовольствия.

Машу и Диму пришлось сразу вести на процедуры. Там она оставила их на попечение медсестёр, а сама побежала проверять Миру и брошенного Андрюшку.

У Миры наконец подействовало жаропонижающее, и девочка уснула. А вот Андрейка снова раскапризничался.

Пришлось отвлечь его самым действенный способом. Андрей очень любил играть в планшете. Руки не слушались, но мальчик умудрился действовать носом. Он нажимал им активные клавиши на сенсорном экране и управлял фишками, которые нужно было перемещать на поле. Кира постелила на пол теплое одеяло, усадила Андрюшку в удобную для него позу и оставила играть с планшетом.

Во всей суматохе она совершенно забыла о том, что составлено новое расписание процедур. И когда через час повезла Андрюшку в лечебный корпус на физиолечение, то обнаружила, что пришла не ко времени.

— Мы же вчера только поменяли расписание, — щебетала юная медсестра из физкабинета, как раз та, которую Кира видела вчера на лестнице. — У вас сейчас по времени должен быть массаж, а ко мне после обеда приходите.

Кира поблагодарила за подсказку и, уверенно и ловко развернув инвалидную коляску, помчалась в другой конец корпуса в массажный кабинет.

Андрейка забеспокоился сразу. Кире пришлось уговаривать мальчика, чтобы тот не волновался и не боялся.

Торопясь, она открыла дверь в кабинет, закатила коляску. Подумала о том, что не прочла вывеску — кажется с новым массажистом познакомились уже все, кроме неё. Мужчина сидел за письменным столом, спиной ко входу, и Кира смогла лишь оценить размах его широких плечей.

— Раздевайте ребёнка, укладывайте на стол, — бросил он немного раздражённо, даже не оборачиваясь.

Руки затряслись. Кира шумно сглотнула и снова посмотрела на доктора. На голове чепчик, и лицо прикрыто маской, так же, как и у неё. Но она готова была поклясться, что узнала бы этот голос среди тысячи других. Сердце билось как сумасшедшее и мысли, жалящие, истеричные, суматошно бились в голове.

Неужели это ОН?

Ноги ослабли, и Кира, не смея ничего сказать в ответ, села у ног Андрюшки.

Мелкие пуговки расплывались, пелена от слез мешала, и она зло утерла глаза рукавом.

Андрюша замычал и закачался, мотая головой, показывая свое недовольство.

— Тише, тише, успокойся, пожалуйста. Всё хорошо.

Она говорила с Андрюшкой, но как же ей самой в этот момент нужны были слова поддержки. Краем глаза увидела, как напрягаясь спина мужчины, услышала, как с шумом он отбросил ручку, и та, покатившись по столу, упала на пол, издав лёгкий щелчок.

Тишина после этого стала оглушающей, а воздух сгустился настолько, что стало трудно дышать.

Глеб с шумом отодвинуть стул и встал. Окинул взглядом Киру и сидящего в кресле ребёнка. Затем прошёл к массажному столу, сам протёр его поверхность дезинфицирующим средством и покрыл пелёнкой.

— Вы долго собираетесь здесь сидеть? Опоздания мало? Мы теряем время.

Голос набатом звучал в ушах. А сердце кричало: "Жив! Жив…"

— Да, сейчас, — тихо промолвила Кира.

Узнал. Не мог не узнать, но делает вид, что они абсолютно чужие друг другу люди.

А разве он неправ?

Кира набрала в грудь побольше воздуха, сконцентрировалась на мальчике и начала его быстро раздевать, одновременно уговаривая и успокаивая.

Когда Андрюша остался в одних трусах, она подхватила его под мышки и уже было хотела взять на руки, но почувствовала, как Глеб едва тронул её за плечо.

И тут же отдернул руку, будто ему это было противно…

— Оставьте, я положу его сам.

Кира шарахнулась в сторону, и пока вместо неё Глеб укладывал мальчика на массажный стол, она смотрела на них, с жадностью впитывая в себя каждое движение мужчины.

Он. Он, это несомненно он. Родной. Любимый. Живой.

Кира боролась с непреодолимым желанием броситься к нему, обнять…

Нечеловеческий крик мальчика заставил вздрогнуть их обоих.

Андрюша забился в мужских руках, едва не улетев со стола, неестественно выгнулся и ударился головой о бортик.

— Черт, что же вы стоите! — рявкнул Глеб, кинув злой взгляд на Киру. — Помогайте, его нужно пристегнуть ремнями.

Перехватив мальчика поперек спины, Глеб дотянулся до широкого эластичного бинта, закреплённого за край стола, и попытался зафиксировать мальчика.

От крика ребёнка, казалось, сейчас лопнут барабанные перепонки. Кира растерялась, и её затрясло ещё больше. Она подскочила к Глебу, с силой схватила его за рукав и, пытаясь перекричать Андрюшку, взмолилась:

— Пожалуйста, не надо ремни, он же всего этого боится!

Глеб стряхнул с себя худенькие девичьи руки и взглянул на неё. Чужими глазами, на дне которых все ещё плескалась неутихшая боль. Глазами, которые она узнала бы даже из тысячи. Глазами, которые когда-то смотрели на неё с любовью.

Глеб мотнул головой, прогоняя секундное оцепенение и твёрдо произнёс:

— У нас нет выбора. Есть обязательства… И мальчику нужна помощь. Держи его, я зафиксирую ноги бинтами. Ты успокаиваешь, я работаю над его мышцами. Всё поняла?

Кира кивнула. Слезы стояли в глазах, ответить нормально она была не в силах.

Глеб, кричащий Андрюша, строчки письма перед глазами, свадьба, кольцо на пальце, мольба в глазах матери…

Кира боролась из последних сил, чтобы удержаться на краю сознания. Глеб уверенными движениями фиксировал ребёнка, стараясь избегать прикосновений с её руками. И больше не посмотрел на неё ни разу, не проронил ни слова.

Двадцать минут ада. Муки Андрюшки звучали в унисон с её разрывающимся сердцем. И она готова была рыдать и кричать вместе с ребёнком. Но молчала. Плакала тихо, беззвучно. Гладила мальчика по голове, целовала его в раскрасневшееся личико. Считала минуты.

Когда все закончилось, Глеб с шумом выдохнул, отцепил эластичные бинты, сам натянул на ребенка пижаму и, подхватив его на руки, усадил в коляску.

— Андрей Олегович! — обратился он к мальчику, вытирая его мокрые от слез щеки и гладя по вздрагивающим плечам. — Ты настоящий мужик! Ты ещё побежишь и мамку порадуешь, слышишь? Но нужно нам вместе стараться. Я буду тебя лечить, а тебе нужно, друг, потерпеть, ради мамы! Жду тебя завтра, обязательно!

Потом он схватил с кушетки тёплое одеяло, укутал мальчика. И больше не сказав ни единого слова, хлопнул дверью и вышел из кабинета.