Жизнь на излом. Ранение навылет

52

Сообщение от Глеба пришло в начале августа: "Похороны Веры Николаевны Маковецкой состоятся в субботу, в 12 часов, ритуальный зал по улице….."

Сухо, официально, как и всем остальным, попавшим в список рассылки.

Кира закрыла глаза и разревелась. Хорошо, что вечер и она дома. Никто не спросит, отчего душу разрывает от боли, и почему она так убивается по чужой женщине. Ведь та когда-то прогнала ее, не дав возможности высказаться, не захотела даже видеть. Только Вера Николаевна все равно осталась для Киры родной. Потому что все, что было хоть как-то связано с Глебом, имело особенное значение.

Вот и сейчас несмотря на сухое безликое сообщение, она на расстоянии чувствовала боль Глеба, словно свою. Ей бы быть рядом, успокоить, прижаться, чтобы разделить утрату. Но он не позволит. Ведь если бы простил, если бы Кира хоть что-то для него значила, он бы позвал. Но за все это время сообщение о похоронах — единственная весточка от того, кто был дороже всех на свете.

Кира позвонила и заказала букет. Осмотрела свои вещи, выбрала что потемнее. Потом долго бездумно бродила по квартире, не зная чем себя занять. Все валилось из рук. Она несколько раз пыталась позвонить на домашний номер Маковецких, но в последний момент откладывала трубку. Зачем она станет навязываться? Без нее там и так тошно…

Завтра только пятница, нужно собраться с силами. К вечеру Кира приняла успокоительное и заснула тяжелым сном. Оттого утром встала совершенно разбитая.

На работе сразу заметили ее состояние. Коллектив в реабилитационном центре был дружным, и к обеду уже было решено вызвать на подмогу Егоровну, а Киру отправили домой, все равно от нее в таком состоянии не было толку.

Уже в дороге ей позвонил адвокат и сообщил, что предварительное слушание в суде прошло успешно. Ветров тоже прислал своего адвоката, который заявил, что его клиент согласен на развод на любых условиях. И так как Кира не претендовала на раздел имущества, процесс должен был пройти быстро и безболезненно.

Кира с трудом дослушала речь адвоката, поблагодарила и попрощалась. Вся информация осталась где-то за пределами сознания, голова просто раскалывалась от резкой боли.

Как только Кира оказалась дома, она почувствовала, что вдобавок ко всему ее знобит. Термометр безжалостно показал отметку 38,5.

Все, что она смогла это выпить лекарства и лечь под одеяло. Сон, тяжелый и вязкий, как топкое болото, захватил сознание.

Всю ночь Кира металась в бреду. В какой-то момент нашла в себе силы раздеться, сходить за водой и снова выпить жаропонижающее.

Только к утру стало легче, и Кира, переодевшись в сухую пижаму, снова уснула. Когда увидела во сне Глеба, склонившегося над чёрной ямой, очнулась от сна.

Господи, проспала! Веру Николаевну сегодня будут провожать в последний путь, а она тут разлеживается! Что же ее любое волнение сразу выбивает настолько из колеи, что она сразу начинает болеть!

Кира надавала себе мысленных пощечин.

Стрелки часов неумолимо приближались к двенадцати, и вряд ли теперь уже успеть на церемонию прощания в ритуальный зал. Но на кладбище она точно успеет! А там сориентируется на месте.

Кира спешно приняла душ и привела себя в порядок. Температура спала, но руки не слушались. Пока одевалась, потеряла еще кучу времени. Вызвала такси, вспомнила, что вчера так и не забрала букет из магазина…

Когда такси подъехало к бетонной ограде кладбища, было почти два часа. Кира ругала себя последними словами, понимая, насколько ее опоздание было некрасивым, показывающим неуважение к Глебу и его матери.

Ворота были открыты настежь. Оценив размеры кладбища, она поняла насколько ошибалась, надеясь найти место захоронения самой. Кира бросилась в сторожку, надеясь что там ей помогут. Старый смотритель посмотрел записи в журнале, показал на огромной карте, висевшей на стене, в какую сторону двигаться.

— Прости, дочка, не провожу. Сейчас следующие по очереди приедут, надо встречать. Осторожнее будь, после дождя на тропинках скользко.

Кира поблагодарила старика и, радуясь, что надела резиновые сапожки, пошла по озвученному пути. Выложенные бетонной плиткой узкие дорожки петляли, и она не сразу сориентировалась, в какую сторону направляется. Но когда увидела небольшую толпу людей и работников, ловко закидывающих яму землей, поняла, что наконец-то нашла нужное место.

Человек двадцать, не больше, стояли полукругом возле полузасыпанной могилки. Кира хотела подойти ближе, но остановилась как вкопанная, увидев прикрепленную к кресту фотографию улыбающейся Веры Николаевны.

Глухие рыдания подкатили к горлу. Горькая весть никогда в полной мере не воспринимается сознанием, как правда. И только увидев ровные ряды могилок, кресты и осыпающуюся с лопат землю, человек начинает осознавать полноту потери и всю неизбежность произошедшего.

Она сделала еще несколько шагов вперед. Кире так хотелось увидеть Глеба, подойти к нему, дотронуться хотя бы до его руки и разделить с ним его боль. Несколько человек расступились пропуская ее вперед, открывая взору еще более тяжелую для понимания картину. Глеб сидел на стуле, уронив голову на руки, а рядом, утешая его, стояла зареванная Шурка. Она гладила его по спине, по голове, и приговаривала что-то успокаивающее.

— Хорошая была женщина, святая! — сухонькая бабулька, укутанная в черный платок, тихо подошла к Кире. — А вы ведь Кира? Невеста нашего Глебушки?

Кира неуверенно кивнула в ответ.

— А я соседка, Марья Ивановна, мы с Верой в последнее время много общались, грустно ей одной было, одиноко. Ты, Кира, на нее не серчай. Не сразу она, конечно, но тебя простила. И ты на нее зла не держи, что уж теперь.

— А я и не держу, — всхлипывая и утирая бегущие по лицу слезы, ответила Кира.

— Вот и правильно, — одобрила старушка. — Поминать у них дома будут, так Вера просила. Не хотела, чтобы в кафе. Люда, дочь моя, да Шурочка вот уже все приготовили. Сразу после похорон садимся в автобус и едем туда. И ты с нами, Кирочка. Веру помянуть надо, положено так.

Услышав свое имя, на них оглянулась Шурка. Опалила Киру ненавидящим взглядом, гордо вскинула подбородок и еще ближе встала к Глебу, как бы загораживая его от взора.

Марья Ивановна неодобрительно покачала головой, но Кира этого не заметила. Голова разболелась нещадно, и, кажется, снова начала подниматься температура.

— Плохо тебе, девочка? — услышала она участливый вопрос.

— Да, кажется температура высокая. Я потому и опоздала.

— Ох, бедняжечка. Давай мне букет, я вон Люде отдам. А мы с тобой пойдём в машину, там зять сидит, в аптечке может таблетку найдет.

Старушка настойчиво вцепилась в Кирино плечо и отвернула ее от мрачной картины, а потом уверенно повела за собой. Кира не противилась. Ей действительно было плохо и терять сознание у могилы, привлекая к себе лишнее внимание, не хотелось.

Букет был отдан Людмиле, лицо которой показалось смутно знакомым. Кажется именно ее Кира приняла за сиделку, когда приходила к Вере Николаевне в последний раз.

Снова петляя по тропинкам, вместе со своей сопровождающей Кира вышла за пределы кладбища. Марья Ивановна отвела ее до машины зятя. Там была найдена и вода, и таблетка аспирина. И Кира с благодарностью приняла помощь.

— Мам, да зачем ей идти опять, — голос мужчины доносился будто сквозь толщу воды, — видно же, плохо человеку. Пусть остается со мной. И обратно в город сами ее отвезем.

— И то правда, Матвеюшка. Пусть сидит. Кира, посиди здесь, ничего там интересного нет. Закопают и все. Букет мы от тебя положим сами, ну а Глебу слова поддержки потом сама скажешь, на поминках. Сиди…

Чувствуя, как голова тяжелеет с каждой минутой, Кира согласно кивнула. Пробормотала извинения, но старушка и слушать не стала. Улыбнувшись, махнула рукой и ушла, оставив Киру в машине.

Самочувствие было ужасным, снова знобило и ломило все тело. Кира прикрыла глаза и сразу задремала. И хотя прошел еще час, ей показалось, что соседка с дочерью вернулись практически сразу. Очнулась Кира от приглушенных голосов, прохладной руки Людмилы, ощупывающей её лоб.

— Матвей, заводи машину, поехали к нам. Она горит вся, нужно укол поставить и уложить ее в постель, — услышала Кира уверенный голос женщины. Хотелось сказать, что она поедет домой, но из горла вырвался только хрип.

— Сейчас, девочка, потерпи. Что же ты в таком состоянии приехала, ведь температура под сорок!

Люда бранилась по доброму, села рядом с Кирой на заднее сиденье, смочила платок, аккуратно протерла ей лицо, напоила девушку водой.

Она хорошо помнила бывшую невесту Глеба, видела их несколько раз вместе во дворе, а потом и приходила эта Кира к Вере Николаевне. Только Людмила сама же и не пустила девчонку к женщине, пожалела больное сердце старухи. Уж сколько раз ей, медсестре, приходилось бегать к соседке, откачивать ту от сердечных приступов. И встреча Веры Николаевны и этой девушки точно не закончилась бы ничем хорошим.

Возможно, она поступила тогда неправильно, но кто же теперь знает, как было лучше. Время рассудит, и если девочка приехала на похороны, значит не так уж она виновата, как им тогда казалось со стороны.