Жизнь на излом. Ранение навылет

49

Юрка вечером за ней не заехал и даже не прислал водителя, и Кира поехала к нему сама.

Ключи от квартиры она достала зря, дверь была не заперта. Набрав побольше воздуха в грудь, словно ныряя в омут, она толкнула дверь в квартиру.

Юрка сидел на кухне. Пил. На столе стояла ополовиненная бутылка. Кира растерялась. Мужа, выпивающего дома, ей еще не приходилось видеть. Изредка он, конечно, приезжал уже изрядно поддатым с какой-нибудь встречи из ресторана, но потом сразу ложился спать. А сегодня ждал ее дома.

— Я думал, ты уже не придешь, — усмехнулся он, смотря на Киру покрасневшими воспаленными глазами. — Все успела, и вещи забрать, и квартиру найти?

Кира, осмотревшись, отметила, что Юрка ничем не закусывает и развлекает себя просмотром их семейных фотографий на планшете. Она не стала садиться на стул, чувствуя непривычную тревогу и сгустившееся между ними напряжение, и осталась стоять на проходе. Отчего-то теперь прикасаться к любым вещам в квартире ей не хотелось. Поговорить бы скорее и уйти.

— Что молчишь? Я разве тебе что-то плохое сделал? И давно ты с ним встречаешься? А я-то думаю, какого черта в эту богадельню поперлась работать. Ссаньё из-под инвалидов убирать. Денег хватает, все есть, муж души в ней не чает… А тут, вон, оказывается, любовь воскресла…

— Я не знала, что Глеб там тоже будет работать. Как и Шурку увидела не сразу, если, конечно, тебе это интересно.

— Даже не отрицаешь… И нет, мне про эту шалаву не интересно. И тебе тоже больше не интересно! У нас был уговор, что мы вместе едем в отпуск. Я уже купил на завтра билеты, так что можешь собирать чемоданы. Хотя, ты ж все унесла уже, — Юрка потер обросшее щетиной лицо и снова зло усмехнулся. — Ладно, неважно, все новое купим.

— Я никуда с тобой не поеду, Юр.

— Хм, то есть вот так, да? Он появился, а меня на свалку, как ненужную вещь. Плевать на годы супружеской жизни, плевать на мои чувства.

— Не паясничай. Тебе это не к лицу. — Кира вздохнула и, почувствовав накатившую усталость, потерла виски.

— К тому же, ты, получается, знал, что Глеб жив. Знал, но ничего не сказал.

Юрка застыл. А Кира продолжила, не спрашивая, а утверждая:

— Ты даже не удивился, когда сегодня встретил своего друга. Хотя ты, кажется, тоже переживал из-за его гибели? Но, выходит, знал, что он жив.

— М-да, знал. Недавно узнал, кстати. Через общих знакомых. То, что он почти два года где-то скитался. А потом вернулся домой. Недавно…

— Но мне ты ничего не сказал, — голос от накопившихся слез дрогнул.

— Зачем, Кир? Чтоб ты опять подыхала? Я тебя с того света из-за этого падлы вытаскивал, если ты не забыла. Или ты все еще веришь, что он уехал служить из одних благородных побуждений? Маковецкий всегда был мажором. Только благодаря деньгам и положению папочки доставалось ему все слишком легко. Он не пахал, с шестнадцати лет, как я, оставшись на попечении выжившей из ума бабки. Все, что он имел, Кира, не было заслуженно непосильным трудом. Он ничего никогда не ценил. И на тебя, и на мать ему было плевать. Этот наглец просто взял и свалил, чтобы доказать всему миру, что он герой! — распалялся Юрка, тыча в воображаемого Глеба, словно тот и сейчас стоял рядом с ними.

— Перестань, Юр.

— Что перестать? — Юрка долбанул по краю столешницы и вскочил. Лицо его было перекошено от злости.

— Я не собираюсь обсуждать с тобой поступки Глеба. Я приехала поговорить о нас. Я окончательно решила, подаю на развод.

— Окончательно она решила! — Юрка подошел слишком близко и навис над Кирой, обдав ее парами выпитого алкоголя. — Все решила, одна? За нас?

— Я не буду с тобой жить, Юра. Прими это.

— А с чего ты решила, что я тебя ему отдам, а, милая?

Юрка протянул руку к ее виску, захватил одним пальцем прядку волос и, как-то излишне любуясь, накрутил ее на палец.

— Я не вещь. И имею право сама решать, как мне жить.

Юрка натянул локон посильнее и Кира невольно подалась вперёд.

— Я тоже, милая моя, сам решаю, как мне жить. И если я захочу, то в порошок сотру твоего Глеба. А ты все равно останешься со мной.

— Нет.

Юрка замер, пораженный отказом. Внимательно рассмотрел горящие глаза жены, дрожащие губы. Второй рукой схватил ее за волосы на затылке, больно сжал, с яростью дернул на себя и впился болезненным поцелуем в губы.

Кира забилась, но тут же была прижата сильным мужским телом к стене. В глазах посинело от отчаяния, когда Юркина рука задрала подол, и он начал стаскивать с нее трусы. Нет, она не хотела этого больше всего на свете. Не могла позволить…

Превозмогая скованность, Кира извернулась и со всей злости саданула ему коленкой в пах, но промахнулась. Лишь на миг увидела вспыхнувшие яростью глаза мужа, а потом лицо обожгло хлесткой тяжелой пощечиной.

Время остановилось. Кажется, даже воздух закончился для них двоих в эту минуту.

Юрка рухнул на колени, прижался влажными губами к ее стопам, начал неистово целовать.

— Любимая, прости, милая, Кирочка. Я не отпущу тебя никуда, не смогу без тебя, сдохну. Кира, я люблю тебя, девочка моя!

Кира, убрав руку от пылающего лица, посмотрела на размазанную по ладони кровь. Разбита губа, и синяк, наверное, будет теперь на пол-лица. Выдохнула, ощущая, как грудь сковало болью и разочарованием, отлепилась от стенки, посмотрела на рыдающего у ее ног мужа.

— Я просто не люблю тебя, Юр. Никогда не любила. Спасибо тебе за все, но так жить дальше… просто нечестно, по отношению к тебе.

Юрка молчал, оглушенный ее словами. Кира простояла еще минуту, а затем перешагнув через кольцо его рук, вышла из кухни и, не задерживаясь, покинула квартиру.

Кира не торопилась. Знала, что Юрка за ней не побежит. Если и ударит, то заранее подготовившись. Придумает, как побольнее. Сейчас же от его слов, от его маниакального отношения тошнило. Неужели он, такой успешный, умный, имеющий характер, шел на поводу у собственной зависти?

Да, Кира прекрасно знала, что ему пришлось с шестнадцати лет работать, чтобы не обременять свою бабушку. И хоть он ее называл из ума выжившей старухой, по сути она такой не являлась. Жила всю жизнь в пригороде и работала на заводе. Но из-за того, что не захотела продавать свой дом и переезжать в квартиру, где жили родители Юрки, сыскала себе врага в лице родного внука. Тот же надеялся на вырученные деньги от продажи бабкиного дома запустить свой коммерческий проект. Но не сложилось. Пришлось все самому, с самых низов, по маленьким шажочкам.

Выходит, что он, несмотря на крепкую дружбу, всегда завидовал Глебу, считал его мажором. Но нет, Глеб не был таковым, это точно. Да, он хорошо одевался, но зарабатывал сам. Сам поступил на бюджет, помимо учебы брал ночные смены в травматологии, и очень много учил. Стремился стать лучшим, чтобы доказать отцу, что тот может гордиться сыном.

А Юрка к чему стремился? Чтобы доказать лучшему другу, что он круче? А нужно ли было это Глебу? И эта Юркина любовь… Такая ли уж эта любовь, как он считает. С первого дня их знакомства Кира чувствовала навязчивое внимание Юрки, не раз признавался он в том, что влюбился с первого взгляда. Но влюбиться и любить по-настоящему — ведь это не одно и то же.

Кира вызвала такси и уехала на квартиру, но не стала сразу заходить домой. Она прошлась по уже ставшему любимым парку, покормила уток в пруду, прогулялась в прохладной тени огромных, прогретых летним солнцем деревьев.

Уже потом поняла, что ключи так и остались лежать в ее сумочке. Ну что же, с Юркой, она была в этом уверена, они увидятся еще не раз. Отдаст потом. Отчего-то теперь ее не страшили предстоящие встречи. И решение о разводе приобрело завершающие черты. Если Кира раньше считала себя виноватой, не способной ответить по достоинству на любовь и заботу мужа, то теперь испытывала лишь спокойствие и чувство свободы. Какой-то восторжествовавшей справедливости. Именно в тот миг, когда увидела в глазах мужа не ревность, а детскую обиду, не любовь, а маниакальную потребность иметь чужую игрушку, для нее все стало абсолютно понятным.

Но она не хотела быть больше этой игрушкой, не могла позволить играть своими чувствами.

Еще полночи она вспоминала тысячу маленьких эпизодов их совместной жизни, которые так или иначе подтверждали ее правоту. Почему же раньше она закрывала на это глаза?

Ответ был очевиден, Кира не представляла себя счастливой без Глеба. И жизнью с Юркой она себя просто наказывала.

Но теперь все изменилось. Глеб вернулся. И возможно, они уже никогда не будут вместе, и пусть теперь он ненавидит ее, злится, пусть не любит. Теперь уже все это не имеет никакого значения. Ведь главное, что он жив.

Вот оно, проявление высшей точки любви. Отпустить, дать полную свободу человеку, которого любишь. Лишь бы только он был жив…