Жизнь на излом. Ранение навылет

32

Юрка снова приехал через день. Теперь уже привез пирожные, букет мелких хризантем, больше похожих на полевые ромашки, пару томиков книг, которые Кира хотела прочесть, но все не решалась купить.

Все это оставил на кухне и вежливо попросил хозяйку:

— Елизавета Андреевна, вы, пожалуйста, оставьте нас одних. Я хочу с Кирой поговорить серьёзно.

— Юрочка, конечно, не переживай. Я к соседям схожу! Только подними ее, смотреть сил больше нет, как она себя губит!

Кирина мать, перекрестившись и восхвалив небеса, быстро ретировалась из квартиры. Глупой женщиной она не была, вот только сил и слов, чтобы привести дочь в чувства, у нее уже не осталось.

Юрка зашел в комнату и включил свет. Открыл настежь окно, впустив в маленькую комнату холодный воздух.

— Кира, вставай. Нужно поговорить.

— Уходи, — просипела она, закрываясь с головой одеялом.

Юрка церемониться не стал. Он с силой сдернул с Киры одеяло, отшвырнув его в сторону. Схватил девушку, вытащил ее из кровати, и понес в душ.

Кира, ошалев от такой наглости, уперлась руками в грудь молодого мужчины, но сил сопротивляться совсем не осталось.

Юрка, продолжая удерживать Киру, открыл кран и поставил ее под душ. А после, решив привести девушку в чувства, крутанул рычажок с холодной водой.

Ожидаемо она должна была закричать, очухаться, заругаться в конце концов, но Кира только закрыла глаза и, сжавшись от ледяной воды, опустилась на дно ванной, свернувшись калачиком.

Юрка грязно выругался и завыл, как раненый зверь. Выдернул Киру из ванны, завернул дрожащую в полотенце, прижал к себе и неистово начал целовать. Он покрывал ее лоб глаза, щеки, губы короткими быстрыми поцелуями и говорил, говорил, говорил…

— Кира, милая, любимая, моя девочка, ну что же ты! Ну нельзя же так! Нужно жить дальше. Я не отпущу тебя, не брошу! Ты нужна мне, любимая моя, я без тебя не смогу, Кира!

Он стиснул ее сильнее, затем сорвал с нее мокрую пижаму, а с себя рубашку, успевшую промокнуть. Скинул брюки. Затащил Киру снова под душ, включил горячую, парящую воду, и встав вместе с ней под упругие, бьющие струи воды, принялся растирать ее холодную кожу.

Кира словно очнулась. Она вскрикнула забилась, расплакалась.

Но Юрка снова и снова ее целовал. И говорил о своей любви, сильной и крепкой, о том что он сделает ради нее все, что она захочет, что он подарит ей весь мир.

Юрку трясло. Он еле сдерживался рядом с любимой, такой хрупкой, нежной, красивой, его женщиной. Когда минуту назад он сдирал с нее холодные тряпки, то еще не думал, что от вида прекрасного совершенного тела так сорвет крышу. И теперь еле сдерживал себя, желая большего.

Но Кира снова вела себя, как безвольная кукла. Она принимала его поцелуи и ласки, но не отвечала. Не отталкивала. И ничего за все это время так и не произнесла.

Кровь бурлила в нем, сжимала виски, плоть горела огнем. Но такая победа ему была не нужна.

Он отстранился на минуту, затих. Отдышался. Протянул руку к полочке и выбрал шампунь. Аккуратно налив в ладонь тягучую прозрачную жидкость, прислонил Киру к стене и начал намыливать ей волосы.

Девушка закрыла глаза и не шевелилась. Не протестовала, безвольно опершись о стенку.

Юрка снова мысленно выругался. Затем принялся тщательно смывать пену, при этом нежно массируя голову девушки, лаская ее плечи, руки. Когда она распахнула глаза и с каким-то удивлением или сомнением посмотрела на Юрку, он снова со стоном припал к ее губам. Стиснул хрупкое тело, смял, прижал к горячей груди. Но Кира вдруг отмерла, вцепилась в его плечи, пытаясь оттолкнуть, остановить, и тихо, но уверенно произнесла:

— Пожалуйста, оставь меня, мне нужно помыться.

Юрка счастливо улыбнулся. Кивнул и вылез из ванной. Снял мокрые трусы, наспех вытерся большим полотенцем.

— На замок не закрывай, Кира, — строго сказал он. — Закроешься — вышибу дверь.

В его груди затрепыхалась радость. Неужели она передумала? Пока Кира мылась, Юрка, прислушиваясь к звукам в ванной, решил похозяйничать на кухне. Поставил греться чайник, залез в холодильник, достал закусок, нарезал батон, быстро смастерил бутерброды.

За десять минут изучил и кухню, и на стол накрыл, и даже вазу для цветов приготовил.

Кира, замотанная под подбородок в огромный махровый халат, появилась на кухне. Не говоря ничего, села за стол, схватила бутерброд и принялась жевать.

Юрка застыл, осматривая похудевшую, изнеможенную девушку. Отметил синяки под глазами и бледные губы.

— Когда ты в последний раз ела?

Кира пожала плечами. Он налил ей и себе чай, для нее положил побольше сахара, сунул кружку в её дрожащие руки.

— Пей. Цветы для тебя. Если хочешь, вот пирожное, это новое, с "Лукоморья". Там теперь новое кафе. И книги, вот, — он положил два томика, обернутые в бумагу, возле Киры.

Кира протянула руку, рванула плотную упаковку, взглянула на край оголившейся обложки, усмехнулась и кивнула своим каким-то мыслям.

— Да. Я был у вас, у Шурки. Это она мне позвонила, рассказала о тебе. Елизавета Андреевна звонила ей на днях, пыталась узнать, что произошло…

— А ты знаешь? — как-то резко спросила она, вскинув на него глаза, полные слез.

Юрка кивнул. Помолчал, подбирая слова.

— Шурка рассказала. Ты правильно сделала, что не пошла к Вере Николаевне.

— Юр, но ведь там нет войны, — всхлипнула она, и посмотрела на него с такой огромной надеждой. Может он скажет, что это все неправда?

Юрка опустил глаза, промолчал, убивая в ней эту вдруг возродившуюся, ненужную, глупую надежду. И только когда она завыла в голос, бросился к ней, схватил за руки, прижал.

— Тише, любимая моя, тише. Мы вместе это переживём, слышишь? Все забудется, все пройдёт!

Она притихла. Еще долго стояла рядом, в его объятиях, уткнувшись лбом в широкое плечо. А потом заявила:

— Давай, прогуляемся? Не хочется больше сидеть дома.

— Вот и прекрасно, Кира! Давай! Поедем, куда скажешь!

— Может на Каменное озеро? Там нет людей, тихо и очень красиво.

— Киреныш, как скажешь!

Кира дернулась, будто от удара.

— Не называй меня так никогда, пожалуйста!