Жизнь на излом. Ранение навылет

30

Кира. Настоящее время…

Утро первого рабочего дня началось со встречи с заведующей. Распорядок дня, основные обязанности — во все это Кира вникала, но до конца не осознавала, насколько придётся нелегко.

Потом палаты с детьми, по сути такими же, как и все — желающими внимания, но все же необычными. Аутизм, детский церебральный паралич разной степени тяжести, дети-дауны — это те детки, диагноз которых Кира смогла рассмотреть во время короткой экскурсии в соответствии с ее скудными знаниями.

Были и другие с более сложными, новомодными диагнозами. И все ребятки смотрят своими умными понимающими глазенками, в самую душу, сердце на разрыв от жалости и осознания того, что они никогда не будут нормальными для понимания общества.

Накормить, умыть, отвезти в палату, затем в туалет, снова умыть, отвести на процедуры — к обеду казалось, что прошла целая вечность.

Кира не испугалась, наоборот обрадовалась, что за этой суетой не думается о другом, о жизни, о Глебе и Юрке.

Она бралась за все с энтузиазмом, которого пока было в избытке, знакомилась с ребятами, старалась запомнить имена, войти в контакт.

Пятилетних Машу и Диму, попавших в автокатастрофу, привозили с утра родители, до обеда у них были оздоравливающие процедуры, физиолечение, а в обед детей забирали дедушка и бабушка.

С ними было хлопотно: брат и сестра были оба капризными, подвижными и избалованными. От них Кира уставала больше, чем от четырех постоянных, проживающих в реабилитационном центре с понедельника по пятницу.

Две девочки, десятилетняя Мира и восьмилетняя Анастасия, инвалиды с детства, не передвигались и ничего не умели, были словно тряпичные куклы, набитые ватой. У обеих сложные формы ДЦП. Девчонки радовались любому вниманию и скромно молчали, оставшись одни.

Карина — шестилетка, со спино-мышечной атрофией, ходила с поддержкой, немного сидела и практически не разговаривала. Поздняя диагностика и растянутое лечение, на которое деньги собирали всем миром, дали возможность ей жить, но не избавиться от недуга окончательно.

У Карины бабушка работала на кухне в этом же центре и в любую свободную минуту прибегала к ней. А к десятилетнему Андрею не приходил никто и не забирал на ночь, только изредка на выходные.

— У него мать молодая, одна его воспитывает. Машины нет, на себе не утащить его. Живет где-то в пригороде. Конечно, сама приезжает и даже пару раз в месяц, бывает, забирает домой, когда свекры соизволят помочь. Но в основном он здесь.

Андрюха требует особого ухода, у него и процедур больше. Сейчас она его возила куда-то за границу на спецкурс, приехали оттуда с видимым улучшением. Его бы сидеть научить. Вот вроде на корточках стало получаться, он рад. — Это все рассказывала Кире сменщица Алена Егоровна, крупная голосистая женщина, работающая в ночную смену. Она демонстрировала сложенного зигзагом на полу, пытающегося удержаться на корточках в сидячем положении худого длинного мальчика.

Он закачался, видимо устав, криво улыбнулся, окинув Киру взглядом и тут же заголосил.

— Ну вот, пытается внимание привлечь, понравилась ты ему! — Алена Егоровна ловко взяла пацана под мышки и, вздернув на воздух, словно тот ничего и не весил, понесла к кровати.

Андрюха надрывно кричал, изворачивался, пытаясь повернуться к Кире.

— Он на руках любит. Ты особо не приучай, не поддавайся. Тяжелый, зараза.

— Да? — удивленно спросила Кира, поправляя одеялко-бортик у пацана. — А кажется, словно пушинка.

— Это для меня уже привычно, — Алена Егоровна задрала широкий рукав желтого халата и продемонстрировала огромные накаченные бицепсы. — А тебе по первой будет сложновато. Потому и говорю, к рукам не приучай.

Кира согласно кивнула. То, что дети, остающиеся практически на неделю без родителей, чувствуют себя одинокими, было и так понятно. Но если другие видели своих часто, то Андрюха здесь почти прописался и манипулировал каждым сотрудником, желая вытребовать для себя немного ласки.

Кира погладила длинные худые ноги Андрейки, и он сразу притих. Улыбнулся, кивнул.

— Хитрец, — по-доброму рассмеялась она. — Жди, пожалуйста, я к тебе скоро приду.

Так и повелось. Кира крутилась между всеми своими подопечными, а к Андрею забегала в любую свободную минуту. И он терпеливо ждал и даже, как отметили другие сотрудники, стал тише себя вести.

Кира, конечно, уставала. Физическая нагрузка усложнялась тяжелой моральной обстановкой. Дети кричали, мало что могли объяснить, также бывало, что и не слушались, были в плохом настроении из-за плохой погоды.

Постепенно она познакомилась и со всеми родителями. Состоятельные и кичливые у Маши и Димы, с первой минуты показавшие свое пренебрежительное отношение к обслуживающему персоналу реабилитационного центра. Кире тоже от них прилетело — мамаша отчитала за то, что на Машеньке нечистая футболка, хотя эта была третья по счету, переодетая за день и последняя из имеющихся в шкафчике. Пригрозила увольнением и разбирательством.

На крик тут же прибежала заведующая, успокоила буйных, украдкой подмигнула Кире.

Впрочем, в противовес, у Миры, Насти и Карины, родители оказались более адекватными. Интересовались состоянием детей, благодарили за уход, с радостью забирали детей домой.

Мама Андрейки, светловолосая маленькая Лиза, приехала на вторую неделю в пятницу. Без капли косметики, осунувшаяся, уставшая от работы и бессонных ночей, она сначала долго сидела с Андреем в палате, а потом попросилась остаться ночевать.

— Свекор приедет за нами только утром, у него сегодня рыбалка, — объясняла она Кире, после того как вернулась от заведующей. — На такси Андрюшку без кресла не увезти. А я не могу, соскучилась.

— Папы у Андрея нет? — спросила Кира, понимая заранее, какой получит в ответ.

— Олег нас бросил, как только узнал о диагнозе, сказал, что в их семье инвалидов нет и это только моя вина. Он на подводной лодке служил. Я мужа месяцами ждала, с Андрейкой дома одна постоянно. Сынок у меня первенец, я его в восемнадцать родила. Родителей рядом не было, подсказать некому. Врачи тоже не сразу заметили отклонения. Да и до полугода он обычный был, как все. А потом другие развиваются, а он нет. Сейчас сюда переехала, тут мама в деревне, помогает понемногу. Хотя осуждает, что я Андрейку в детдом не сдала.

Молодая женщина, на плечи которой развалилась непосильная ноша, рассказывала обо всем без злости, и искренняя радость от встречи с сыном говорила о том, что она его очень любит.

Рабочий день подошел к концу, Алена Егоровна заступила на смену. Кира пришла посидеть с Андрейкой, а застала его с Лизой. Мальчик радостно жался к матери и внимательно слушал сказки.

Кира посидела с ними еще немного, принесла чай и булочку из столовой для Лизы и йогурт для Андрейки. И уже когда начало темнеть, вызвала такси.

Сегодня у Юрки должен был быть корпоратив. Он сразу сказал, что придет домой поздно и пьяный. Пьяный — значит будет лезть, поэтому и домой не хотелось.

Кира тянула до последнего, но оставаться в пятницу на работе в ночь не имело смысла. Уже в машине она раздумывала над превратностями судьбы, вспоминала об улыбчивом Андрейке и маленькой Лизе. Кто-то хочет детей, а получается вот так…

А Кира не хочет. Не хочет от Юрки, да и вообще от кого-то. Но муж настаивает, напоминает об уговоре. Скоро отпуск и она обещала перестать пить таблетки. Возможно, стоит сходить к врачу, посоветоваться. Ведь есть, наверное, способы, как-то можно предохраняться незаметно?

Кира вздохнула, укуталась в коротенький пиджак, засмотрелась в окно. Июнь подходил к концу. По скверам и тротуарам бродили влюбленные парочки, снова напоминая о прошлом.

Она потрясла головой, отгоняя тоску. Устала. И горевать, и быть загнанной в угол. Еще вчера ей вдруг пришла мысль о том, что она не хочет больше продолжать этот фарс. Не хочет жить с Юркой, как бы он ее не любил. Чужая жизнь и боль заставили ее очнуться, по новому взглянуть на свою жизнь со стороны.

Возможно, этот вопрос стоит поднять до отпуска? Конечно, будет скандал и Юрка просто так не отпустит Киру. Но жизнь без отягчающих отношений вдруг показалась заманчивой, привлекательной. Пусть даже без семьи, без мужчины, который заботится и любит. Но зато честно, и по отношению к себе, и к Юрке.

Хватит уже прятаться под скорлупу собственной боли. Ей никогда себя не простить, но и жизнью с Юркой она устала себя наказывать.