Жизнь на излом. Ранение навылет

* * *

Кира не помнила, как дошла до палаты. Сгрузила уставшего Андрюшку на кровать, укрыла его одеяльцем и уговорила немного поспать.

Мальчик, все ещё судорожно всхлипывая, согласно кивнул и прикрыл глаза. Для него это было настоящее испытание. Для Киры — пытка.

В голове шумело, ей все время казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Ей до сих пор не верилось в реальность происходящего.

Он жив. ГЛЕБ ЖИВ!

Не погиб, абсолютно здоров и полон сил. Стоял рядом с ней, прикасался, смотрел.

Пусть ненавидит, пусть злится, пусть что угодно думает о ней!

Главное, он жив!

Кира счастливо рассмеялась и прижала ладони к горящим щекам. Потом всхлипнула и, чувствуя, как подкатывает истерика, выбежала из палаты.

Осознание того, что она своими руками погубила их, накрыло внезапно. Ведь это она поверила в это чёртово письмо. Это она в душе похоронил Глеба. Не решилась даже спросить у Веры Николаевны, не стала искать правду.

Сдалась.

Слезы лились градом, ослепляя. Кира в отчаянии замотала головой и бросилась в подсобку, где обычно оставляли свои вещи сотрудники. Ей не хотелось, чтобы кто-то видел её в таком состоянии.

Да, ей нужно бежать к Мире, через пятнадцать минут вести Машу и Диму вниз, за ними приедут родные. Через полчаса начнут разносить обед. Да и Карину стоило бы проверить, несмотря на то, что с ней большую часть времени проводила бабушка.

Все это нужно было делать срочно. А ее слезы, истерика, горе, которое оказалось выдуманные, могли и подождать.

Но только она не могла себя пересилить. Сжалась комочком на полу и рыдала, как маленькая девочка, понимая, что никакие оправдания ей не помогут, и Глеб никогда её не простит.

Не простит, потому что для него все это выглядит совершенно в другом свете.

Ведь, получается, как только он уехал, она выскочила замуж. Не дождалась, не объяснилась, не написала даже письмо о том, что больше не ждёт его.

Её предательство теперь окрасилось более яркими красками, проявилось как снимок на фотопленке.

Киру нашла бабушка Карины. Услышала всхлипы, решила, что это плачет кто-то из детей, пошла посмотреть.

— Господи, девочка, что же… — женщина кинулась к рыдающей Кире и, обняв ее за плечи прижала к себе. — Что случилось, Кирочка? Милая, успокойся.

Но она не могла остановиться, рыдала, прижавшись к груди женщины, рыдала так, как будто ни разу за эти два года не плакала.

Лидия Алексеевна гладила ее по спине и успокаивала ласковыми словами, и только когда рыдание перешло в судорожные всхлипы, она осторожно спросила:

— Кира, что случилось у тебя? Горе какое? Кто-то умер?

Кира истерично рассмеялась, а потом замотала головой, своим поведением еще больше удивляя пожилую женщину.

— Нет, наоборот. Жив. Представляете? Не умер, а жив.

— Кто, Кира?

— Мой любимый. Глеб. Это наш массажист, представляете? — спешно бормотала она, словно боялась, что ей не поверят. — Я думала, он погиб на границе. Он служил там. А он, оказалось, жив…

— Господи, ты уверена? Санта-Барбара какая! Разве так бывает?

— Оказывается, бывает, теть Лид. — От обиды и абсурдности своих объяснений слезы снова потекли по щекам. — Вы простите меня, не могу я себя никак в руки взять. Два года назад его проводила, а сегодня впервые увидела.

— Девочка, как же так! Ты ведь уже замужем. Неужели не простит?

— Я бы не простила, наверное. Я замуж вышла за его лучшего друга. Не хотела, но так получилось. Наверное, тогда я совсем от горя помешалась, раз не смогла ответить нет.

— Да кто ж тебя винит, Кира! Дело молодое, неужели ты должна была себя похоронить! Раз весть о смерти пришла, а он ни разу за все это время не объявился, может он сам этого хотел?

— Вот и Юрка мне о том же… Это муж. Он говорит, что это Глеб меня бросил.

— А ты что думаешь?

— А я не верю. Он не мог. Мог разлюбить, мог обозлиться на мой поступок. Но он бы об этом сам сказал.

— Что-то нечистое во всей этой истории, да, Кира?

— Да, Лидия Алексеевна. Я поверила анонимному письму. А теперь понимаю, какая же я была дура. Не пошла к его матери, побоялась, что у нее сердце не выдержит. Решила, что рано или поздно все равно ей придет похоронка. Решила, что пусть официально узнает, но только не от меня.

— Ой, батюшки, похлеще Санта-Барбары будет. Это у кого ж руки такие поганые, смелости хватило гадости в письме накарябать. И как руки-то не отсохли!

Кира слабо улыбнулась и вытерла рукавом лицо.

— Что мне теперь делать, теть Лид? Как жить?

— А как жить? Как жила, так и живи. Егоровна говорит, ты разводиться собралась, вот и разводись. Мужа все равно, получается, не любишь. Пока детей не настряпали, бежать надо. И на работу ходи, куда ж теперь мы без тебя. И с Андреем на массаж надо. Кто кроме тебя с ним справится? Никто. Теперь, слава богу, есть кому массаж делать.

Лидия Алексеевна вздохнула и погладила Киру по плечу.

— Вставай, Кира, работать нам надо. Нет горя, и нечего реветь. Все образуется, поверь. А если любишь, то и сдаваться тем более не стоит. А время, оно все расставит по своим местам.