Розы на асфальте

15

Тот, кто убил моего кузена, сам убит.

Три недели уже прошло, а в голове никак не укладывается. По телевизору только об этом и говорили, ведь все случилось на школьном мероприятии. Показывали плачущих родителей, и я впервые осознал, что у Анта тоже была семья. В школе несколько ребят ходили как в воду опущенные – получается, и друзья у него были. Все как у Дре, один в один. На парковке, где случилась драка, повесили фото, туда несли цветы и воздушные шарики – так же точно, как для моего кузена.

Наверное, любого убитого кто-то оплакивает. Даже если он сам убийца.

Даже не знаю, что обо всем этом думать. Я не скорблю, но и не радуюсь – ни облегчения, ни удовлетворения не чувствую. Просто… нет, совсем все не просто.

То же самое и Шон. Говорит, судя по тому, что слышно на улицах, Дре убил все-таки Ант. «Я сам думал с ним разобраться, – сказал он. – Но, по крайней мере, этот трус получил по заслугам. Может, Дре уберег: не хотел, чтобы я снова запачкал руки в крови».

Да, это похоже на Дре.

Я изо всех сил стараюсь жить, как хотелось бы ему: хожу в школу и на работу, забочусь о сыне. Правда, мои оценки его бы вряд ли устроили. Сэвен и поручения Уайатта почти не оставляют времени на уроки, а школа – единственное место, где я могу вздремнуть.

Возможно, в этом плане скоро станет полегче: на прошлой неделе Сэвен наконец-то начал нормально спать ночью. Сперва даже не верилось: просыпаюсь по привычке, а он дрыхнет себе как ни в чем не бывало. Прошлой ночью я проспал четыре часа подряд. Четыре! Точняк, по часам – и еще говорят, чудес не бывает.

Сегодня воскресенье, у меня выходной. Ма уехала с Мо, я остался дома с Сэвеном. Лег на спину и держу его на вытянутых руках, типа он летит, как Супермен, а по видео крутится «Космический джем». Мы отключили кабельное, так что теперь смотрим только местные каналы и фильмы на кассетах. Сэвен перешел с молочной смеси на детское питание, а оно стоит куда дороже. Пришлось даже продать любимую «Сегу»: из старых ползунков он вырос, и денег, вырученных в ломбарде за приставку, как раз хватило на новые с блошиного рынка.

У меня создается впечатление, что быть родителем – значит отказывать себе во всем. Мое время, силы и деньги теперь принадлежат сыну.

«Космический джем» сейчас на моем любимом месте: Майк доказывает мультяшкам Луни Тюнз, что он все еще лучший. На заднем фоне играет Fly Like an Eagle. Сажаю сына себе на живот и показываю на экран:

– Гляди, это самый классный баскетболист всех времен, Майкл Джордан – шестикратный чемпион НБА и пятикратный обладатель награды «Самый ценный игрок»! Все хотят быть как он. Скоро я тебе куплю обувку с его лейблом. Правда, мы, само собой, за «Лейкерс» болеем – у нас есть Коби, и он еще всем покажет, тоже в чемпионы выйдем.

– Да? – удивляется Сэвен.

Ладно, может, это просто отрыжка, но мне хочется думать, что он отвечает. Потом зевает и ложится на меня – пора ему вздремнуть. Лежим так с минуту. Приятно слушать, как он дышит, и чувствовать, как поднимается его грудная клетка. Малыш и не догадывается, как я с ним устаю, даже не в курсе, что я сам еще мальчишка. Знает только, что я с ним.

Когда мы лежим вот так, я и сам знаю немногим больше. Только что люблю его, и все. Тянусь и целую сына в висок – пусть тоже знает.

Звонок в дверь. Сэвен поднимает голову и оборачивается.

– Что, хочешь сам открыть? – смеюсь.

Сажаю его в манежик, который купил за деньги от стереосистемы, и выглядываю наружу.

Лиза! Что за чудеса. Мы не виделись и даже не созванивались с того дня, как она выпихнула меня из окна.

Отпираю дверь.

– Привет!

На ней худи на пару размеров больше, спортивные штаны, волосы почти скрыты бейсболкой.

– Привет, – тихо отвечает она. – Можно мне войти?

Отхожу в сторону, пропускаю. Лиза обнимает себя за плечи, будто отгораживаясь от всего мира.

– Ты как? – спрашиваю.

– Нормально. Может, я не вовремя?

– Мне только сына уложить… Если чуть-чуть подождешь, я мигом.

– Хорошо.

– Окей. – Что-то явно не так, но малышу пора спать. Беру его на руки. – Сэвен, поздоровайся с Лизой!

Она улыбается ему, сначала слабо, потом все шире.

– Привет, Сэвен! Ну и ну… Чем ты его кормишь, Мэверик? – смеется она.

– Не завидуй. Сладенькой детки должно быть много.

– Это да, пухлые младенцы лучшие, – соглашается она. Подходит ближе и берет Сэвена за ручку. Он улыбается, пуская слюни. – Привет, Тыковка!

– Тыковка?

– Ага, кругленькая такая… Вылитый папаша. – Улыбка чуть тает на Лизином лице. – Хотя и на Аишу похож.

Разговаривать о сыне приятно, если бы не печаль в глазах Лизы. Как бы ее развеселить?

– Погоди, – хитро усмехаюсь я. – Стало быть, Тыковка и похож на меня? То есть я тоже Тыковка?

– Ага, конечно. Он милашка. А ты – так, ничего.

– Какая ты злая! – смеюсь я, как будто и не было последних недель. – Хочешь, вместе его уложим?

Лиза строит Сэвену рожицы, и тот радостно хихикает. Что ни говори, а с детишками она обращаться умеет.

– Смотря что нужно делать. Подгузник менять я не согласна – нет, ни за что на свете! – в ужасе восклицает она смешным тоненьким голоском.

– Сам справлюсь, – хмыкаю я. – Просто поможешь его убаюкать. У ребенка должен быть режим, так написано в книжке для родителей.

– Ты ее читаешь?

– А как же! У меня целых две. Хочу все делать правильно.

Лиза снова улыбается, но в глазах все равно грусть.

– Ух ты. Молодец…

Я наклоняю голову набок.

– У тебя точно все в порядке?

– В общем, да. Ладно, давай уложим сладкого карапуза.

Вижу, что она врет, но разговаривать всерьез не готова. Идем в спальню, и Сэвен, ясное дело, тут же просекает, что его несут в кроватку. Начинается рев.

– Эй, хватит меня позорить! – стыжу я сына, укладывая его на пеленальный столик. – К нам пришла такая красотка, а ты куксишься. Не по-мужски это.

Лиза окидывает взглядом комнату. С прошлого ее визита здесь все изменилось: всюду вещи Сэвена.

– Я смотрю, ты убрал наконец тех грудастых теток.

– Ну да, – хмыкаю я, переодевая Сэвена. Плакаты из «Плейбоя» у меня на стенах она всегда терпеть не могла. – Как можно ребенку смотреть на такое?

Стягиваю с него распашонку, Сэвен как будто вопит: «Быстрее!»

– Тише, тише! Сегодня у нас особенная гостья, и папулино радио передает ее любимую песню.

Надуваю щеки и выдаю вступление к Baby-Baby-Baby от TLC – в самом деле любимая Лизина вещь. Как всегда, баночка с детской присыпкой у меня вместо микрофона, я пою и пританцовываю.

– Боже, – хохочет Лиза, – что ты делаешь?

Подзываю ее к пеленальному столику, и она встает рядом. Пока я пою, Лиза передает мне салфетки и свежий подгузник, а затем принимается подпевать. Минута – и Сэвен в полном порядке, во всем чистом. Мы пляшем с ним на руках по комнате, а он вовсю смеется. Мне одному его так развеселить ни разу не удавалось. Красота, да и только!

Лиза явно понравилась Сэвену, он даже тянется к ней. Такое с ним редко бывает. Ма даже тревожилась, что внук растет букой.

Лиза берет Сэвена, а он начинает зевать и тереть глаза.

– Что, совсем тебя замучили? – Лиза целует детскую щечку, и он опускает голову ей на грудь.

Я треплю сына по курчавым волосам.

– Все, пора в постель, не то заснет прямо так.

Она укладывает его в кроватку, а я целую в лоб и включаю мобиль.

– Сладких тебе снов, парень!

Глазки у него уже слипаются, обычной героической борьбы со сном, похоже, не предвидится. Молча маню Лизу в коридор и тихонько прикрываю за нами дверь.

– Ну и ну. Он никогда так легко не засыпал.

– Что, правда?

– Ага. У тебя, наверное, магический дар. Давай ты будешь приходить каждый вечер. – Я шучу, но Лиза хмурится. – Извини, я ничего такого…

– Все нормально, Мэверик. Ты замечательный отец, и у тебя чудесный ребенок.

– Спасибо, я стараюсь. Хотя иногда бывает тяжело.

Она вновь обнимает себя за плечи.

– Ну что, теперь мы можем поговорить?

– Само собой. В чем дело?

Она смотрит мне в глаза, и я понимаю: случилось что-то плохое.

– Давай присядем где-нибудь.

Боже, неужели еще кто-то умер?

– Давай.

Веду ее на кухню, пропахшую «Фабулозой» для мытья полов. Ма вчера заставила меня выдраить весь дом: на День благодарения, как обычно, явятся все родичи, и нигде не должно быть ни пылинки.

– Выпьешь чего-нибудь?

– Нет, спасибо, – качает головой Лиза, присаживаясь к столу.

– Окей. – Сажусь напротив. – Теперь расскажешь?

– Мэверик, я… – Голос ее дрожит и обрывается, на глазах слезы.

У меня падает сердце. Встаю, обнимаю ее за плечи.

– Эй, ты что? Все обойдется, вот увидишь! Я с тобой.

Она утыкается лицом мне в грудь, рубашка сразу промокает.

– Мэверик… у меня задержка.

Слова звучат отчетливо, хоть и глухо, но все равно непонятно.

– С чем задержка?

Лиза отстраняется, снова смотрит мне в глаза.

– Задержка, понимаешь?

Сердце у меня колотится. Надеюсь, она пошутила.

– Ты что имеешь в виду?

Слезы текут у нее по щекам, и она произносит слова, от которых время останавливается:

– Похоже, я беременна.