Поцелуй мамонта
- Автор: Ярослав Полуэктов
- Жанр: Современная проза / Альтернативная история / Славянское фэнтези
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Поцелуй мамонта"
Подковки чаще вредили Михейше в искусстве хождения, нежели приносили пользу.
Как смог, он удержал равновесие, вслед за тем повернулся к стенке, снял с крючка и долго нацеплял кургузый, одомашненный матерью сюртук, внутренние карманы которого оттопырили припрятанные, скрученные листы почти законченной романической эпистолы для Клавушки — Голландушки.
Толстовато вышло, но, кажется, незаметно для чужого глаза.
И отправился восвояси, слегка пошатываясь от бессонной трудовой ночи, чрезвычайно удовлетворённый писательскими деяниями.
***
— А слонишку — то я здорово отделал, — улыбнулся Михейша, заворачивая подушку вокруг головы, — и Селифанию мало не покажется. К «человечкам» в коробку завтра загляну. Заскучали мои Пластилины.
Золотозелёная муха, вдутая с Африки попутным Катькиным вихрем, покружила над Михейшей, но нашла только полузатвердевшие согласно возрасту, безмозольные, но невкусные, ну, совершенно пресные пятки.
— Ну её к лешему, эту Сибирь!
***
Опять сыскное заведение.
Однако подул в другую сторону ветерок. В комнату вместе с запахом жухлой травы и дальних навозов проник едкий бумажный дым.
Председатель подошёл к окну: «Ну, всё, что ли, закончила, Марюха?»
В сторону отлетела заслуженная и отработанная опытом, любимая Охоломоном почти — что ласковая финишная фраза: «Ядрёна твоя кочевряга!»
Потом он прикрыл окошко, оставив небольшую щёлочку.
— А? — донеслось сквозь неё.
Дважды пришлось растворять и закрывать створки.
— Что жжёшь? Говорил же, что если надо, то жечь в огородах. Зачадила всё.
— А? Что говорите?
— Немедля заливай свою богадельню. Вертай урну сюда, изъясняю! — сердится Охоломон, — костёр туши и сажу всю тотчас со двора выкидывай!
И вдогонку уже просительно и почти ласково: «А сначала чайку поставь».
— Помешались на чае, — сердится Марюха, — чай уж с утра в самоваре!
— Чаю, говорю. Не слышишь, что ли?
— Внутри смородиновый ли — и–ист! — Дворничиха — кухарка кричит до чрезвычайности соблазнительно.
Вот, называется, и поговорили по душам.
Марюхе годков под тридцать — тридцать пять, но выглядит она как никогда не замужняя, но созрелая для этих игривых дел молодуха. Пухла и свежа Марюха не по возрасту.
Сними с неё платок, рассыпь причёску волнами по плечам, расчеши и умой лучше — вот и готова баба хоть на выданье, хоть на приятное времяпровождение на корме лодчонки с ухажёром за вёслами: а сама с вертлявым ситцем на палке.
Неблудливая, но до чрезвычайности охочая до положенных бабских дел, Марюха умеет делать и успевать всё!
— Блинчики позже поднесу с дома. Будете блинчики, Охоломон Иваныч? Ох, и блинчики! Поутренние! Запашистые вышли! Загорелые. Со сметанкой будете?
— Эх, ты, бабья дурилка. Всё бы вам мужикам потакать.
Ругнулся Охоломон почём зря, ибо на блинчики он согласие тут же дал.
Скушал.
И:
— Жениться что ли на ней? Такое тело пропадает. Кого тут ещё лучше найдёшь? Почти что опрятна и совсем не пахнет, если стоит в отдалении и не принялась ещё пыхтеть шваброй; и даже по своему красива, если не всматриваться подробно в детали курносости…
Затем он подошёл к столу, жир и сметану со рта вытер, потушил раскочегаренную лампу и принялся читать Михейшин труд…, предварительно спихнув щелбаном нерасторопного и, по всему, неумного таракана, залёгшего в страницы на отдых. Залегшего так спокойно, будто пришёл после тяжёлой занятости в родной спальный плинтус.
Через минут десять громыхнули боем часы. Затем крикнула восемь тридцать утра железная кукушка.
Ростиком она поменьше чашки и чуть больше стопаря, но свою службу знала исправно.
Минут через двадцать Марюха услыхала в комнате грохот падающей мебели, серию браней, неровные каблучные шаги по комнате.
Потом раздался громкий, усердно — искренний смех строгого председателя расследовательной комиссии Чин — Чина.
Такой хохот в уголовке Марфа слышала в первый раз с тех дальних времён, когда начала прислужничать в сыскном. До того всё вполне обходились криками и руганью и совсем изредка полезными нравоучениями.
***
Из Михейшиного донесения на столе:
Называется оно:
«Приложение № ХХ к Нравственным Делам о Селифании» за № ХХХ от ХХХХ года.
Продолжение подробного описания
нами реквизированного от ХХ марта 1916 года доказательного артефакта № 1.»
— Это рисунок, — пишет Михейша, — типа иллюстрации к книге. Изображает или фрагмент из пошлой групповой жизни в бедном доме терпимости, или намёк на жизнь художника, являющегося подозреваемым:
1–е — в общечеловеческой безнравственности,
2–е — в загублении кошачьих жизней,
3–е — в содомском случении с животным миром.
Смотреть тут надобно донесения Акопейских и Нью — Джорских однопосельчан, а также отчёты музейно — служащих работников города Ёкска, начиная с 11–го года сего века. Полка № 4, коробка № 3, списки с № 1 по № 19.
…Размер сего произведения, которое так можно назвать весьма условно, и только применяя иронические кавычки: 390 международных миллиметров на 420.
— Почти золотое сечение, — подумал тогда следователь, вспомнив на мгновение математику, — и ничего революционного: одни шаловства. Молодец!
Дислокация размера: горизонтальная.
Выполнен рисунок на тиснёной, болотновато — серой бумаге с неровными краями полуручного производства, питерского Дома Гознака. О чём имеется водяной иероглиф в двойном овале и с вплетённым вензелем в виде имперско — канцелярской короны.
— Неплохое начало, — подумал Чин — Чин и отслюнявил страницу.
…Изображены три человеческие фигуры.
Чин — Чин взглянул на картинку и посчитал персонажей, — всё верно.
…Видна откровенная насмешка над теми, кто всё это срамьё смотрит. Все фигуры голые.
— Ого!
…Все голые. Непристойные очень, особенно персонаж «Кудрявый». У двух персон (у женщины: женщина молодая, лет двадцати — тридцати, вряд ли больше, если судить по грудям, и у «Кудрявого» — неопределенного возраста) — открытые половые органы. У третьего, того, что старик, угадывается худой член. Но половина тела и член его полностью спрятаны за столом.
— Верно, член укрыт. А может, мужик одет в портки, — не без основания подумал привередливо дотошный Охоломон Иваныч и подчеркнул это недоказанное место жирной, двойной чернильной линией.
…Типаж, возможно, изображает самого подозреваемого субъекта Селифания, судя по порочности, но этот, что бумажный, — гораздо тоньше телом и лицом. И вместо бороды у него только усы.
Может, изображает он себя в старости и облысевшим, а может, пишется неизвестной, но угадываемой аллегорической фигурою типа «Старость» и вроде как бы с насмешкой на великого Альбрехта Дюрера, а также на всех бедных и несчастных тружеников и обывателей государства российского.
Есть такой подобный старческий персонаж у Альбрехта Дюрера, но то гораздо большей и цветной убедительности полотно, и относится оно в равной степени как к религии, так и как назидательство к человеческой жизни, весьма склонной к порокам, которые надобно пресекать, а не поощрять.
Иначе к концу жизни каждый из начально — любопытствующих и предрасположенный к недочётам, превратится в настоящего жулика, похотника и в нехорошего учителя своих озорных отпрысков. Я свидетельствую это сам и многие люди, обладающие художественной способностью — аналогичной моей, и с такой же любовью к художественной культуре, — могут подтвердить то же самое бесповоротно и однозначно.
— Какой грамотный, — удивился Охоломон Иванович, — я того не знаю. Вот что значит питерская школа. И запятые — то как ловко пристраивает мошенник!
…Рисунок выполнен в одну линию, написан вроде бы уверенною, хоть и слегка постаревшей рукой. Неуверенная рука бы остановилась, а засечки, стало быть, были бы видны в лупу.
Может, выполнено не отрываясь, потому как пересечек немного. Такая техническая маневра уже есть за границею.
По — видимому, рисунок сделан пером и чернилами или новомодной нынче китайской тушью.
— Экспертиза покажет это отдельно, — решает Чин — Чин.
…Линия темна до черноты с фиолетовым отливом…
«Ровно как наша Шишка», — хотел было именно такой перл выпустить в свет Михейша, дабы приобщить глупого животного к уголовной культуре. Но вовремя сообразил, что Шишку знают немногие, соответственно могут спутать с эмбрионом сосны или кедры… у дознателей и судейских появятся лишние вопросы из области биологии, где он не силён и не сможет дать разгромной лекции… А может и дурным смехом обратиться. Нет, нет, такие сравнения можно допускать только домашним поэтам, а он человек серьёзный…
…Рисунок обрамлён непрерывным прямоугольником в линию, который внизу превращается в инициальный символ, и в котором почти явственно угадываются буквы «С» и «Ф»…
Тут Михейша надолго задумался. Уж очень эти «С» и «Ф» напоминали ему вензеля над фронтоном входа в кабинет его деда. Не подставить бы кого почём зря… Но! Правда есмь справедливость. Да и кто про это знает, кроме самого деда. Видно, этот мужлан Селифаний с дедом долго в одни игрушки играли.
…Вероятность их дешифровки: восемьдесят — девяносто процентов.
Что обозначают сии инициалы?
«С» однозначно обозначает Селифаний, ибо все прошлые рисунки Селифаний обозначал так же, а букву «Ф» во всей его галлерее я вижу впервые. Может, тут сокрыта какая — то тайна?
Может это есть гнусный намёк на Китай, ибо государство Китай обозначается именно таким простейшим иероглифом. Квадрат — это планета и мир, а черта посередине — это государство Китай, так как оно, — по общекитайско — императорскому мнению, — а также (или) согласованное с Конфуцием, находится в середине мира. Именно этот значок обозначает затаённую китайскую потребность рано или поздно, — скорей всего ползучим путём, — завоевать мир, а пока что достаточно нахождения в серёдке.
Да и глаза изображаемого якобы самого Селифания весьма раскосы и узки, так что, — если бы этот персонаж был или является отчасти восточно — китайского происхождения — то, попав в музей (что не дай Бог!), то и, присовокупив смысл изображённого к политическому домыслу, могло бы привести к недопониманию и к обиде востока на нас.
А при совершенно нехорошем раскладе это могло бы привести к конфликту между восточных государств и нашим, присовокупляя Монголию, Манчжурию, Корею, может и Сиам… а также Курильские острова, что непременно привело бы, учитывая нынешнюю дислокацию, к новой провокационной тяжбе и, следом, к войне.
А это — при недавних Порт — Артурских обстоятельствах, — не имеет подходящей желательности.
Об этом всём надобно бы слегка попытать самого подозреваемого, благо, пока он сидит взаперти…
***
— Это мы запросто сможем, — так решил известный кулачный боец и мастер защитных единоборств Чин — Чин, свернув руки в огромных размеров кулачища и рассмотрев на них синяки, не сошедшие ещё с царских времён.