Зажигая звезды

Глава 13

Аннабель

— Пристегнись, — вдруг резко говорит Леви, когда мы выезжаем с подъездной дорожки чужого, черт возьми, дома. Он сжимает руль и хмурится, отчего между его бровями образуется складка.

— Эй, не хмурься, а то морщины появятся раньше времени. — Я тянусь к нему и указательным пальцем пытаюсь разгладить лоб, но он отталкивает мою руку, буквально отбрасывая меня к спинке сиденья.

— Я сказал, чтобы ты пристегнулась, — чуть ли не рычит он, напоминая пещерного человека.

Находясь в шоке от его резкой смены настроения, медленно тянусь к ремню безопасности, после чего пристегиваюсь. Скрестив руки на груди, я поворачиваюсь к окну, чтобы не сказать ему то, о чем пожалею. Например, что он засранец. Мне плевать на его перепады настроения, так ведь? Черт, да кем эта биполярная личность себя возомнила? Он не мой хозяин, а я не его золотистый ретривер, которому нужно сначала почесать за ушком, а потом приказать сидеть. Мы постоянно ходим от горячего к холодному. Раздражает. Как же он меня раздражает. Но я продолжаю снова и снова тянуться к нему, словно гравитационное притяжение планеты сосредоточено на Леви, гребаном, Кеннете.

— Прости, — выдыхает он и проводит рукой по волосам.

Я ничего ему не отвечаю, продолжая прожигать взглядом дыру в окне. Как будто провинилось оно, а не парень, который сидит слева от меня и выглядит как модель Calvin Klein из рекламы нижнего белья.

Прекрасно, Андерсон, так держать — сейчас самое время представить его полуголым.

— Бель, — шепчет Леви, после чего протягивает руку и сжимает мое бедро. Если он хотел привлечь мое внимание, у него это определенно получилось. Я пытаюсь подавить все мурашки, которые уже начинают пробегать по моему телу. Предатели. Отбрасываю его руку, повторяя движение Леви, разворачиваюсь и устремляю взгляд на него. Он сужает глаза и нервно прикусывает нижнюю губу, смотря на дорогу.

— Неприятно, не так ли? — произношу я приторно сладким голосом с зашифрованным посланием «Иди к черту».

— Да, неприятно. Довольна? — Леви начинает повышать голос. — Черт, прости, — тут же произносит чуть тише, хватаясь одной рукой то за руль, то за волосы. Я впервые вижу его таким нервным.

— Остановись.

— Что? — Леви в непонимании смотрит на меня.

— Останавливайся, сейчас же, — спокойно, но твердо говорю я.

Он бросает на меня еще один недоумевающий взгляд, после чего останавливается на обочине. Пару секунд мы молча сидим в тишине, слушая лишь шум дороги.

— Что с тобой? — спрашиваю я, повернувшись к нему вполоборота.

— Ничего, — не глядя на меня, говорит он, сжимая ладонь в кулак.

— Не сказала бы, что у нас много времени для проведения психологического анализа, но я попытаюсь. И не остановлюсь, пока ты не заговоришь.

Мне приходится приложить усилия, чтобы говорить ровно и уверенно. Леви ничего не отвечает, продолжая напрягать, наверное, все имеющиеся мышцы своего тела.

— Ладно, хорошо. Знаешь, мы это уже проходили, больше я не позволю тебе от меня закрыться. — Я наклоняюсь, чтобы найти то, что мне нужно, в лежащей у ног сумке.

— Пиши.

Леви смотрит на блокнот и ручку, которые приземляются к нему на колени, а затем переводит взгляд на меня, приподняв брови. Я отвечаю ему тем же. Господи, мне страшно представить, как мы выглядим со стороны.

Он берет ручку и начинает писать, в то время как мне приходится подавить в себе все любопытство и не подглядывать. Проходит несколько минут, после чего в меня прилетает блокнот точно так же, как и ранее в него. Из меня вырывается смешок, но он быстро отступает, когда я читаю то, что он написал.

«Ты хочешь знать что со мной? Но я не могу дать тебе ответ на этот вопрос, потому что сам понятия не имею. Это происходит почти каждый раз, когда со мной кто-то находится в машине. Я лишь знаю, что тебе нужно пристегнуться, потому что это может спасти тебе жизнь».

Оторвав взгляд от блокнота, смотрю ему в глаза. Я вижу в них столько боли и чувствую, как она ударной волной проходит по всему моему телу. Не знаю, возможно ли такое, и не уверена, что точно определила его эмоции, но это что-то настолько сильное и глубокое, что закручивает мою душу в узел.

Он приближается и соприкасается своим лбом с моим. Закрыв глаза, мы молча переводим дыхание, не рискуя нарушить этот момент вопросами и выяснением отношений. Леви пробегает пальцами по моему затылку, переходя на шею. Обхватив ее рукой, он крепче прижимает меня к себе и своему учащенному дыханию, согревающему мои губы. Его свежий аромат словно держит в плену, не давая вдохнуть что-то иное, кроме него. Мое тело плавится, и я не уверена, что сохранила бы свое положение, если бы не его крепкая хватка.

— Прости меня, Бель.

— Хорошо, — хрипло отвечаю я. Он открывает глаза, скользя своей щекой по моей, затем нежно целует в лоб и отстраняется. Дрожь пронзает мое тело, и все лицо будто горит огнем после соприкосновения с его кожей.

Он выезжает обратно на дорогу и берет меня за руку. Как бы я ни старалась заставить себя одернуть руку, у меня не получается это сделать. А может, я и не хочу?

***

К концу тренировки чувствуется, как силы покидают меня, а болезнь берет верх. Стиснув зубы и подчинив себе тело, я заставляю продолжать несмотря на то, что временами мой взгляд теряет фокус.

— Полуприсед, баттю, выход в плие, — руководит балетмейстер, пытаясь перекричать музыку. — Аннабель, сильнее прогиб в пояснице и отведи, черт возьми, свои плечи назад! — кричит он на меня.

Балет это не так нежно и пушисто, как выглядит. Это кровь, пот, слезы и боль. Нас воспитывают как солдат, которые даже полумертвые должны идти до конца. Превозмогая боль и порывистый ветер, ты должен взобраться на вершину, чтобы показать, что достоин, силен и красив. Скрывая за улыбкой и парящими движениями свои синяки, растяжения и судороги. Возможно, я мазохистка, но это стало моей любовью с первого взгляда, а если быть точнее — с первой позиции.

Как сейчас помню тот день, когда мама задерживалась с учениками и ей пришлось отвести меня в балетный класс, чтобы за мной присмотрели, пока она была занята. Мне исполнилось четыре года, но я помню каждую деталь: мелодию «Мраморной красавицы» Адольфа Адана, каждый взмах и изгиб балерин, указания балетмейстера и то, как все четко следовали его требованиям. Помню, как мое тело задрожало, призывая меня двигаться в такт вместе с ними. Я встала в самом дальнем углу, чтобы никому не мешать, и начала повторять движения. Как могла — просто копируя их позы, эмоции и энергетику.

Ко мне подошел балетмейстер и сказал:

— Первая позиция, юная леди.

Не зная, что это значит, я встала ровно, соединив пятки и выпрямив спину. Не понимая, куда деть руки, я изящно сложила их спереди. Безусловно, это было далеко от первой позиции. Но, к моему удивлению, все начали хлопать, а балетмейстер произнес фразу, которая звучит в моей голове до сих пор.

— Сделай это своей жизнью, Belle. (фр. красавица)

И я сделала.

— Аннабель — отлично. Лиам, будь легче, твои руки словно деревянные, — вырывает меня из мыслей голос преподавателя. — Все, на сегодня достаточно. Все свободны. Напоминаю вам, что с каждым днем приближается просмотр в «Лондонской академии танца». Возьмите себя в руки, оставьте все проблемы за порогом и двигайтесь, мать вашу! На этом у меня все, — заканчивает он свою пламенную речь.

Я выдыхаю с облегчением — этот ад закончился. Каждая кость в теле болит, словно меня переехали несколько раз бульдозером. Чувствую, как пот стекает по моей спине, но в тоже время меня знобит до стука зубов. Зрение затуманивается, и я опираюсь на Лиама, пытаясь сохранить равновесие.

— Ты в порядке? — В его голосе звучит явная обеспокоенность.

— Думаю да, — говорю я с одышкой.

— Ты бледная. Может домой? — Он берет меня за обе руки, придерживая.

— Все в порядке, Лиам, правда. Сейчас я отдохну и приду в себя.

— Не придешь. Собирайся, мы едем домой. — Грубый бас раздается позади меня. После чего меня разворачивают, вырывая из рук Лиама. Пара кристально-голубых глаз смотрит на меня с гневом и искренней обеспокоенностью. Понятия не имею, как он смешивает две эти эмоции в одну.

— Лиам, мы больше в твоей компании не нуждаемся. Пока. — Леви машет ему рукой, улыбаясь, как придурок.

— Боже, не будь грубияном. — Я вырываю свои руки из его хватки.

— Каким бы мудаком он ни был, я солидарен с тем, что ты должна пойти домой, — серьезно произносит Лиам. — Я могу отвезти тебя.

— Через мой труп, мать твою, — рычит Леви и приближается к нему.

Боже, я не готова сейчас разбираться с их обменом любезностями.

— Во-первых, мне не нужно домой, соответственно, меня никто никуда не повезет. — Я перевожу дыхание, пытаясь унять дрожь. — Во-вторых, ты, — указываю на Леви, — извинись перед Лиамом за то, что ведешь себя как неандерталец. — А ты, — указываю на Лиама, — извинись перед Леви за то, что назвал его мудаком. — Я опираюсь на стену позади себя, пытаясь устоять на ногах, пока они оба смотрят на меня как на сумасшедшую. — И в-третьих, я …

— Ты едешь, черт возьми, домой, — говорят они в унисон.

— Я ее отвезу, а ты идешь переодевать свои лосины, — произносит Леви, гневно смотря на Лиама.

— Аннабель, напиши мне, как будешь дома. Хорошо? — ласково спрашивает меня друг.

— Я не еду домой! — чуть ли не кричу я. Мне нельзя домой, нельзя, нельзя… Нужно просто пойти умыться, и мне полегчает. Папа достанет из меня душу, если я заявлюсь домой, не отсидев ни одного урока, но посетив тренировку. Мне страшно даже представить, какой апокалипсис может начаться.

— Разберись с ней. Если нужно, то свяжи, только забери отсюда, — обращается друг к Леви, после чего разворачивается и уходит. — Мудак, — бросает он напоследок.

— Придурок, — не унимается Леви.

Он подходит ко мне, нежно поглаживая по голове.

— Пожалуйста, Бель, поехали домой.

— Нет, я не могу, мне нельзя, — бормочу я, опустив глаза в пол.

Он берет меня за подбородок, поднимая голову так, чтобы я смотрела в его глаза. Не переставая гладить по голове, Леви спрашивает:

— Почему тебе нельзя домой?

— Потому что я нормально себя чувствую, и в этом нет необходимости. — Я пытаюсь отстраниться и обойти его. Он не отпускает меня, а во мне нет сил, чтобы продолжать сопротивляться.

— А теперь правду. Чистую правду, Бель, — произносит он тоном, который не подлежит возражениям.

— Папа… — вздыхаю я. — Если он узнает, что у меня хватило сил, чтобы заниматься балетом, но не хватило сил, чтобы учиться, он…

— Собирайся. Ты не поедешь домой, но и тут не останешься.

— Но…

— Никаких но, Бель. Расслабься хоть на минуту в своей жизни. Ты мне еще пригодишься, а тебя ноги еле держат. — Он дарит мне легкую улыбку, и я действительно впервые хочу просто расслабиться. Не бояться последствий, моральных унижений и тирании. Дрожащих рук и слез. Не стыдиться того, что болею и не всегда соответствую чьим-то ожиданиям.

— Хорошо.

Я заключаю сделку, за которую, уверена, потом еще поплачусь.