Зажигая звезды

Глава 43

Леви

Сегодня огласили результаты тендера. Выбор был сделан в пользу «GK GROUP» и, если говорить без лишней скромности, я не удивлен. Мы лучшие на рынке, и эта репутация зарабатывалась годами сначала отцом, а затем мной. Сейчас, смотря через совершенно другую призму, я понимаю, как много сил было вложено папой. Да, его часто не было дома, и мне действительно не хватало общения с ним. Но может я был слишком строг к нему? Он продолжал работать для моего будущего, хотя мог опустить руки и пустить все на самотек из-за потери любимой женщины.

Я еле пережил шесть лет без Бель, хотя она была жива. Это заставляет меня задуматься о том, насколько тяжело папе до сих пор без мамы. Он не заводил новых отношений после нее, единственное место, где он проводил свое время — работа, покер и выпивка с деловыми партнерами. Мне даже кажется, что это все не приносило ему должного удовольствия. А если добавить вечно недовольного, агрессивно настроенного сына, то вообще можно сойти с ума.

Я поеду в Бристоль завтра утром. Сообщу отцу радостные новости по поводу тендера — ему нужны положительные эмоции — и заставлю его поговорить со мной. Как бы мы ни закрывали временами глаза на здоровье папы, болезнь слишком сильно сказывается на нем и никому не известно, в какой момент она полностью завладеет им. Я не хочу больше бежать от проблем и разговоров с людьми, которых люблю, потому что однажды может стать слишком поздно.

Как бы мне хотелось обращаться за советом к маме — каждый раз, когда я мечтал убежать от всего мира. Каждый раз, когда страх и вина, взявшись за руки, тащили меня на дно. Я хотел лишь одного: чтобы мама коснулась моей щеки и прошептала, что все будет хорошо. Невообразимо больно терять близких навсегда, но еще больнее чувствовать сердце с осколком внутри, который ты не можешь достать, потому что он — это любовь к этому человеку. Вечная, всепоглощающая.

В последнее время я часто думаю об Оливии. Как так случилось, что девочка с именем мамы ворвалась в мою жизнь и влюбила в себя с первого взгляда? А что интереснее всего, встретились мы благодаря женщине, которую я люблю больше солнца после пасмурных дней.

— Привет.

Я резко поднимаю голову с руля, когда Бель открывает дверь и садится на сиденье, пристегивая ремень безопасности. Я даже не успеваю подумать о том, что мне нужно посмотреть на часы и посчитать круги секундной стрелки. А если говорить честно, то мне не приходилось это делать уже несколько недель. Выздоровел ли я, или это просто ремиссия? Что бы это ни было, я знаю, что на этот раз на мою душу наложены швы алмазными нитками.

— Привет, — я касаюсь руки Бель, рисуя наизусть знакомые линии. Она закрывает глаза со вздохом умиротворения. Мне нравится, что это так на нее влияет.

— Ты сонный, — произносит она с зевком, и я зеваю вслед за ней.

Мы усмехаемся друг другу.

— Да, ты тоже. Устала?

— Да. Поцелуешь меня?

Я не отвечаю ей, а сразу притягиваю к губам. Этот поцелуй ленивый, но такой чувственный, что мне хочется откинуть спинки сидений и заснуть прямо здесь.

Бель прижимается к моей груди и шепчет:

— Останься со мной сегодня. Ты мне нужен.

Мое сердце когда-нибудь перестанет так часто биться в ответ на ее слова?

— Да, но я буду должен уйти раньше, чем ты проснешься. Мне нужно съездить в Бристоль, чтобы поговорить с отцом.

При упоминании Бристоля Бель напрягается и крепче прижимается ко мне. Я успокаивающе глажу ее по пояснице, утыкаясь носом в волосы.

— Поздравляю с главной ролью. Ты заслужила это.

Я узнал об этом, когда разговаривал с директором по поводу тендера. Лиам уже получил свое поздравление в сообщении, но до сих пор мне не ответил, что довольно странно. Обычно он быстро выходит со мной на связь. Нужно будет ему позвонить.

— Откуда ты узнал? — удивленно спрашивает она, отстраняясь.

Я завожу машину, и мы направляемся в сторону ее дома.

— Мы выиграли тендер и будем спонсировать вечер, так что мне сообщили. Лиам рад? Он мне не отвечает.

— Да, наверное… Это был странный день. Возможно, сегодня что-то типа ретроградного Меркурия? Скажи мне, ты больше в этом разбираешься.

Я усмехаюсь, но понятия не имею, что ей ответить. Безусловно, если бы Бель попросила, то мне пришлось бы стать астрологом и сделать прогноз, но на данный момент мои познания ограничиваются только солнцем и луной.

— Если это так, то на нас он точно не распространяется. Что удивительно, потому что обычно мы притягиваем всякое дерьмо. Вся наша жизнь была сплошным ретроградным Меркурием.

Бель устало смеется и откидывается на подголовник. Оставшийся путь она делится со мной тем, что они с Валери поссорились впервые за всю их дружбу, а Лиам странно себя ведет. С чем я не могу не согласится. За последние годы мы слишком хорошо друг друга узнали, чтобы от меня ускользнуло его необычное поведение. По поводу Валери у меня еще больше вопросов, потому что Макс ведет себя, как умалишенный, когда дело касается этой девушки. Я вижу, что Бель тревожит что-то еще, и ненароком начинаю думать, что между нами все не так хорошо, как кажется.

Мы заходим к ней домой и почти сразу ложимся в постель, потому что оба слишком устали за этот день. Гортензии, все еще стоящие в ведре посередине комнаты, смотрят на нас.

— Они очень красивые, — тихо произносит Бель. — Спасибо. — Она прижимается к моему боку, кладя голову на плечо.

Я рисую непроизвольные узоры на ее руке, и, черт возьми, эта гладкая кожа заставляет меня испытывать тактильный оргазм.

— Что тебя тревожит? — решаюсь спросить я. Мы всегда говорили в наших отношениях. И в единственный раз, когда я решил пренебречь ее мнением, все пошло крахом.

— Ты все еще телепат?

— Это дар. Говори. — Я подталкиваю ее рукой в поясницу.

Пару минут Бель молчит, скользя своей рукой то вниз, то вверх по моему торсу. Видно, что она не уверена в том, что хочет сказать.

— Оливия и Марк. Их скоро отдадут в семью, — произносит она так тихо, что на секунду мне кажется, что я не расслышал.

У меня во рту пересыхает, когда разум пытается переварить сказанное.

Должен ли я быть счастлив за них? Да. И где-то глубоко в душе это действительно так. Но сейчас на поверхность всплывает то, в чем я никогда не признавался и не говорил вслух. Я хочу этих детей.

— Ты рада? — спрашиваю я сквозь кислоту разочарования.

— Не знаю. Это эгоистично — не радоваться за них всем сердцем? — Бель приподнимается, смотря на меня полными слез глазами.

— Тогда я тоже эгоист. — Я провожу подушечкой большого пальца под ее глазами. Она наклоняется к моему прикосновению, прикрывая дрожащие веки. Мое сердце все еще слабо ее слезам. — Их невозможно было не полюбить.

Бель кивает мне в ответ и ложится обратно. Некоторое время мы лежим молча, и, как мне кажется, думаем об одном и том же.

— Спи, мы со всем справимся. Обещаю.

Мне нужно сделать ее счастливой. Необходимо заставить карму работать на нас.

***

Дом детства и юности встречает меня тишиной, до боли знакомым интерьером и запахом чистящих средств. Я не понимаю, как жил здесь столько лет почти один, сходя с ума из-за тоски по маме. Все в этом доме осталось неизменным: светлый кафель, кухня в стиле прованс, подушки в голубых незабудках. Ничего не изменилось, кроме двух людей, которые стали друг другу чужими.

— Папа? — На этот раз я не утруждаю себя стуком, хватит этого делового стиля общения.

Его кабинет теперь выглядит иначе: неудобный диван заменен ортопедической кроватью с кучей медицинских приспособлений. Я не знаю, спит ли он вообще в своей спальне или постоянно находится здесь. Его личная медсестра живет в нашем доме на первом этаже на случай чрезвычайных ситуаций. Я настоял на этом несколько лет назад, понимая, что не смогу добраться до Бристоля в кратчайшие сроки, чтобы помочь. Папа до сих пор ворчит при каждом удобном случае, что он абсолютно здоров и ему никто не нужен.

— Привет, — отвечает отец, сидя за своим столом и сортируя таблетки. Он выглядит неплохо, и это меня радует. В руках сохраняется дрожь, которая, наверное, уже никогда не уйдет, но лицо выглядит спокойным и расслабленным.

— Ты не удивлен. Я настолько предсказуем?

— Мы выиграли тендер, — не отрывая взгляда от таблеток, произносит он.

— Это я и хотел тебе сообщить.

— С каких пор это нельзя сообщить по телефону? Садись и расскажи мне истинную причину своего визита. — Наконец-то папа фокусирует свой взгляд на мне. На его лице играет такое странное выражение, словно он скрывает ликование от какой-то победы. Морщинки вокруг глаз становятся намного глубже.

Почему мне кажется, что он знает, зачем я здесь?

Я сажусь напротив него, кладя сплетенные в замок руки на стол. Перебирая в голове мысли, не могу найти нужной фразы, чтобы начать диалог. Папа смотрит на меня все тем же взглядом, сбивая с толку.

Сделав глубокий вдох, я твердо произношу:

— Прости меня, папа. Я очень тебя люблю.

Он сводит свои брови, отчего на лбу вырисовывается точно такая же морщинка, как у меня, которую так любит разглаживать Бель. Интересно, делала ли мама так же?

— Почему ты извиняешься, сынок?

— Потому что я был слишком слеп все эти годы и не понимал того, что ты делал для меня. Не хотел видеть, что тебе тоже одиноко и больно. Легче было тонуть в собственной ненависти к себе. Грубить тебе. Принижать твои заслуги. Не гов…

— Прекрати, — отрезает он. — Ты был ребенком, подростком. Я тот взрослый, который должен был заботиться о тебе, а не наоборот. Мы оба пренебрегли друг другом. Я не могу претендовать на звание отца десятилетия, но хочу, чтобы ты знал: единственное важное, что осталось в моей жизни — ты. Возможно, тебе кажется, что для меня имеет огромную роль наша компания, но нет. Мне просто нужно было построить настолько крепкий фундамент, чтобы, не имея двух родителей, ты все равно крепко стоял на ногах. И нет, я не сомневаюсь, что ты и сам бы многого добился. Это видно по тому, как компания процветает и выходит на новый уровень с тобой во главе. — Он прерывается, делая глоток воды. — Мы похожи больше, чем ты думаешь. Оба позволяем нашим страхам брать власть. Оба слишком долго живем прошлым. И оба… слишком сильно любим молча.

Я медленно киваю, пытаясь выровнять сердцебиение.

— Я не хочу больше молча тебя любить, папа. Достаточно того, что мне никогда больше не удастся поговорить с мамой, обнять ее и попросить быть рядом. Но… ты нужен мне. Не как владелец компании, а как отец. У нас еще есть время.

Трясущейся рукой папа старается быстро смахнуть слезу, но у него не выходит. Слишком сильная дрожь не позволяет ему достигнуть своей цели. Он отворачивается, пытаясь скрыть эмоции.

— Не стыдно показывать свои чувства. Не стыдно иногда быть слабее. Мужчина это не тот, кто не плачет, это тот, кто знает, как признавать свои ошибки. Слезы смывают грязь, накопившуюся в душе.

— Когда ты стал таким взрослым и умным? — усмехается он.

Я задумываюсь на его вопросом дольше, чем положено. Но лишь один ответ всплывает в голове:

— Когда встретил ее, а затем потерял. Это была самая большая моя ошибка, — сиплым голосом произношу я.