Художник моего тела

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Олин

– Наши дни –

― Итак... ― ГИЛ засунул руки в карманы джинсов, когда мы стояли под блеклыми звездами у его склада.

― Итак. ― Я облизнула губы, разглаживая юбку, прекрасно чувствуя, что не умылась, и от нашего соития мои бедра были липкими.

На его лице лежала тень ночной и эмоциональной тьмы. Единственный уличный фонарь был так далеко на территории склада, что его свет был бесполезен, не мог прогнать мрак. Луна не помогала, укрывшись за тонкими облаками, из-за которых выглядывали только храбрые звезды.

Он вздохнул, словно не зная, что сказать.

Как мы обсудили то, что там произошло? Как мы смогли уйти?

Я перекинула сумочку через плечо и вступила с ним в разговор.

― То, что только что произошло, Гил... Это было...

― Ошибкой. ― Он провел дрожащей рукой по волосам. ― Я не знаю, как я мог позволить этому случиться.

Вспыльчивость разожглась во мне.

― Знаешь, дело было не только в тебе.

Он сердито уставился в землю.

― И как ты смеешь называть это ошибкой? ― Я попыталась обуздать свое разочарование. ― Это было потрясающе. Именно так, как я думала и будет между нами. Это...

― Это больше не повторится.

Мое сердце сжалось. Я по глупости думала, что мы преодолели все, что нас разделяло. Я надеялась...

Я глупо надеялась, что все волшебным образом исправится только потому, что у нас был секс.

Я идиотка.

― Мы можем обсудить это в другой день. ― Я пожала плечами, поморщившись, когда мои волосы потянули за ремешок сумочки. ― Когда ты не будешь таким...

Его пристальный взгляд встретился с моим, прищуренный и настороженный.

― Не таким пьяным?

― Я не собиралась поднимать эту тему, но да. Ты пьян и имеешь дело с вещами, о которых отказываешься мне рассказывать. ― Я скрестила руки на груди. ― Ты попросил меня стать твоим холстом сегодня вечером, но вместо того, чтобы найти профессионального художника, я нашла пьянчужку.

― Ты опоздала.

Мой подбородок взлетел вверх.

― Ты был где-то в другом месте.

― Откуда, блядь, ты знаешь, где я был? ― Гил ущипнул себя за переносицу, тихо застонав. ― Прости. Я просто... черт. ― Он покачал головой, как будто изо всех сил старался избавиться от отравляющего напитка.

― Где ты был, Гил? ― Мой вопрос был таким же тихим, как серебряная луна, выглядывающая из-за туч. Мой взгляд переместился на брызги краски на его руках и сочетание травы и грязи на его одежде.

Возможно, Джастин был прав, беспокоясь о нем. Возможно, он нуждался в большей помощи, чем я могла ему оказать.

Что заставило его сегодня обратиться к бутылке?

Почему он не повернулся ко мне?

― Почему ты пил? Ты сказал, что никогда не будешь таким, как...

― Не надо. ― Он поднял руку. ― Не задавай вопросов, на которые я не могу ответить.

Чувство вины снедало за то, что я не была рядом с ним. Не смогла найти его раньше.

Гил не был моей ответственностью. Он выбил меня из колеи, и с тех пор, как мы нашли друг друга, все было только сложнее.

Но это не меняло факты.

У меня всегда будут чувства к этому человеку.

Калейдоскоп чувств.

Неоспоримо и не исчезнет в ближайшее время.

― Ты же знаешь, что я ни за что не стану тебя осуждать, верно? ― Я придвинулась ближе. ― Ты можешь доверять...

― Прекрати. ― Он оскалил зубы, отступая назад. Алкоголь сделал его более жестким, уничтожив приличия, за которые он изо всех сил цеплялся. ― Тебе пора идти, Олин.

Я проигнорировала его.

― Тебе все еще нужно нарисовать меня сегодня вечером?

Его полуулыбка смешалась с усмешкой.

― Разве я выгляжу способным нарисовать тебя?

Я не хотела отвечать на этот вопрос.

Не хотела признавать, что в душе он выглядел таким же нищим, как и в имуществе. Его глаза были пустыми, но в то же время переполненными ― задавленность, смешанная с депрессией. Беспорядок на его одежде делал его непригодным для нормального общества. Веточка, завязанная узлом в его волосах, изображала его как нечто дикое. Грязь на его скуле говорила о том, что он либо отправился в поход по дикой местности, либо сражался с монстром.

Единственная проблема заключалась в том, что он вел себя так, как будто сам был монстром.

Тот, кто не заслуживал доброты и единения ― тот, кто сделал все возможное, чтобы разрушить то, что только что произошло между нами, потому что он не знал, как принять неизбежное.

Мы всегда были созданы друг для друга.

Время разорвало нас на части, но судьба вернула нас обратно.

Жаль, что он не мог принять такой подарок.

― Ты хочешь перенести встречу на завтра? ― тихо спросила я.

Его глаза сверкнули.

― Тебе нельзя сюда возвращаться.

― А как же заказ?

Все его тело содрогнулось, словно не в силах справиться с колоссальной болью.

― Не имеет значения.

― Почему? ― Мой желудок скрутило. ― Конечно, задержка на день не сделает...

― Все кончено. ― Его губы сомкнулись, на лице проступил неподдельный страх. Кашляя, он расправил плечи и скрыл все следы ужаса. ― Это нужно было сделать сегодня. Сегодня днем. ― В его тоне послышался гнев. ― Я не мог выполнить задание, потому что мой холст уехала зарабатывать свою минимальную зарплату, работая на кого-то другого.

Я замерла.

― Алкоголь делает тебя более жестоким, чем обычно.

― Или позволяет мне быть честным.

― Я в это не верю. Я также не верю, что ты действительно винишь меня в этом.

― Если бы ты была здесь раньше, я мог бы...

― У меня были обязательства, Гил, ― огрызнулась я. ― Я говорила тебе это.

Он зарычал себе под нос, закрыв лицо руками.

Я обещала, что буду рядом с ним.

Несмотря ни на что.

Не в силах выдержать напряжения между нами, я коснулась его плеча.

― Тебе нужны деньги? У меня не так уж много денег. На самом деле у меня почти ничего нет, но они твои, если они тебе нужны.

Я должна была заплатить за квартиру завтра. Счет за электричество ― на следующий день. Моя кладовка была пуста, а холодильник можно было бы выключить, чтобы сэкономить на электроэнергии, потому что в нем никогда не хранилось много продуктов.

Я не смогу сильно помочь деньгами, но я поделюсь всем, что у меня есть.

Он отстранился и покачал головой, опустив руки, чтобы окинуть взглядом длинное пространство складов и их вырисовывающиеся фасады. Гил сильнее сомкнул, как будто сдерживал так много ужасных вещей. А руки сжались, как будто он хотел сразиться с воображаемыми чудовищами.

― Даже сейчас ты готова предложить мне все, что у тебя есть. ― Он не смотрел в глаза, разговаривая с ночью. ― Ты бы отдала мне свой последний пенни без колебаний.

Я кивнула.

― Только потому, что ты сделал бы то же самое для меня

― Ты так уверена в этом? ― он холодно рассмеялся. ― Я не так хорош, как ты, Олин. Никогда не был.

― Дело не в том, хорошо это или плохо. Это вопрос помощи тем, кого ты лю... ― Я захлопнула рот.

Его взгляд встретился с моим, бесконечный и болезненный.

― Пожалуйста, не надо.

Мое сердце сжалось, пытаясь скрыть свое почти-признание.

― Скажи мне, для чего тебе нужны деньги, и я достану столько, сколько смогу.

Я любила его, когда была девочкой.

Я любила его, будучи в разлуке.

И все еще любила его, хотя и не была уверена, что он того заслуживал.

Гил фыркнул, как будто я задала самый грустный и трудный вопрос в мире.

― Твои деньги ничего не стоят.

― Почему?

― Потому что на это нельзя купить то, что мне нужно.

― Что тебе нужно?

Он посмотрел на звезды, и самая большая ложь сорвалась с его губ.

― Ничего. Мне ничего не нужно.

Жаль, что правда эхом отозвалась в пустоте, завывая в противоположность тому, что он только что сказал. Гил нуждался в чем-то. Ему нужно было все.

Деньги.

Безопасность.

Помощь.

Я прижалась к нему, уязвленная до глубины души, когда он отстранился, прежде чем я смогла его обнять. Мои ногти впились в ладони, когда я изо всех сил старалась не заплакать.

― Ты запрещаешь мне разговаривать с полицией, но ты в беде, Гил... ты должен сказать им. Они могут помочь...

― Помочь? ― Он закатил глаза, алкогольный туман немного рассеялся. ― Они помогают примерно так же, как и я.

― Что это должно означать?

― Это значит, что я чертовски бесполезен.

Я втянула в себя воздух.

― Почему ты так говоришь?

― Потому что это правда. ― Он вздохнул всем телом. ― В любом случае, сейчас это не имеет значения. Уже слишком поздно.

Гил всегда был меланхоличным мальчиком. В школе его улыбки были редки. Его смех был бесценен, потому что он был такой редкий, и какая бы реакция ни была у него, она всегда была омрачена напряженной настороженностью и туманным недоверием.

Но сегодня вечером, благодаря алкоголю, размывающему его стены, Гил изо всех сил пытался спрятаться.

― Что слишком поздно, Гил?

Беспокойство густо и приторно сидело у меня в груди. Я хотела прикоснуться к нему. Чтобы обнять. Держать в своих объятиях и говорить ему, что он может сказать мне, потому что, если бы он этого не сделал, яд внутри погубил бы его.

― Все. ― Гил снова вздохнул, слегка покачиваясь, так как усталость смешивалась с опьянением. ― Иди домой, О. Время забыть обо мне.

Я подавила желание сказать ему, что это невозможно. Что я не могла перестать думать о нем раньше. Теперь, когда у нас был секс, я была обречена быть его навсегда.

Мой голос был ровным и добрым, когда я сказала:

― Мне жаль, что я не смогла помочь тебе с заказом раньше.

Он фыркнул, сердито глядя на темный мир вокруг нас.

― Да, мне тоже.

Посмотрев в сторону пустой улицы, я крепче прижала к себе сумочку. Мысль о том, чтобы оставить его, послала предупреждающие звоночки по всей моей коже. Снова повернувшись к нему лицом, я сделала все возможное, чтобы сменить тему.

― Было трудно рисовать меня? Ты... хотел меня так же, как хотел сегодня вечером?

Его лицо посуровело.

― Я многое умею, Олин, но вожделеть холст во время работы ― это ниже моего достоинства.

― Могу ли я быть честной и сказать, что то, что ты рисовал меня, было одной из самых трудных вещей, которые я когда-либо делала? Быть с тобой сегодня вечером? Боже, мне это было так необходимо.

Мое признание сделало то, что я и предполагала. Оно вырвало его из черных мыслей, окрасив его черты удивлением. Гил прочистил горло.

― То, что я рисовал тебя, было тяжело?

― Очень.

Его мышцы напряглись по совершенно новым причинам.

― Потому что...

― Потому что ты был так близко, после столь долгого отсутствия. Потому что твоя кисть была похожа на поцелуй, а твой аэрограф ― на... ― Я покраснела. ― На твой язык.

Он сглотнул, его горло сжалось.

― Я... ― Его глаза блестели, как будто он хотел признаться в тысяче вещей, но эти ужасные ставни снова захлопнулись, и он пробормотал: ― Сегодняшняя ночь произошла только потому, что я нарушил самоконтроль, а у тебя были сдерживаемые потребности после предыдущей работы. Это все, что произошло. Главный инстинкт ― найти разрядку.

Гил фактически плеснул мне в лицо холодной водой, отбросив очередную попытку вытащить его из темноты.