Художник моего тела
- Автор: Пэппер Винтерс
- Жанр: Современные любовные романы
Читать книгу "Художник моего тела"
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Олин
– Наши дни –
Сжимая телефон в ладони, я вышла из лифта в вестибюль. От Гила ничего не было слышно весь день. Я ушла из-под его защиты, хотя он специально сказал мне этого не делать. Но мне не приходили сообщения с угрозами или не было неудобных посетителей.
Я не могла понять, что чувствовала по этому поводу.
— Олин.
Его грубый, печальный голос заставил меня остановиться у удобных бархатных стульев у стойки охраны. Гил медленно поднялся, распрямляя свое мощное тело и вставая на длинные, сильные ноги. Тени залегли у него под глазами, и его обычная аура трагизма тяжелее легла на плечи.
Как я могла когда-либо подумать, что он убийца? Даже на мгновение. Ни один убийца не стал бы испытывать угрызения совести и сожалеть так, как он. Ни один убийца не мог выглядеть таким полным отчаяния.
Я не думала.
Я не останавливалась.
Мои ноги сорвались на бег. Я бросилась к нему.
— Прости меня.
Я обняла его крепкую талию, прижимаясь к его груди.
— Простить за что? — Он не обнял меня в ответ. Его руки свисали по бокам. Ладони его были крепко сжаты и тверды. — За то, что ушла, когда я просил тебя не делать этого?
Я поцеловала его прямо в сердце.
— За это и... за другие вещи.
Отстранившись, я отступила назад и сунула телефон в сумку. Мне определенно не хотелось, чтобы он видел нашу с Джастином переписку. Я никогда не хотела причинить ему такую боль — дать понять, что мое доверие к нему пошатнулось.
Гил не двигался, прищурил глаза и смотрел подозрительно.
— Я ожидал, что ты побежишь в противоположном направлении, а не в мои объятия.
— Почему?
— Потому что я потребовал, чтобы ты осталась со мной. — Его спина напряглась. — Конечно, моя просьба была отклонена... и ты ушла, не попрощавшись.
— Я ушла не потому, что злилась на тебя за то, что ты запретил мне. — Я боролась с желанием снова прикоснуться к нему. — Я ушла, потому что у меня есть работа.
Его челюсть сжалась.
— Было небезопасно идти без меня. Если бы я знал, что ты так чертовски упряма в отношении рутинной работы, я бы тебя сопроводил.
Я проигнорировала его умышленный выпад.
— Я могу сама о себе позаботиться.
Он вздохнул, все его тело выражало разочарование.
— В том-то и дело, О. В этом... ты не можешь.
Мой пульс участился.
— И что это значит?
— Это значит... — Он посмотрел в сторону, отгоняя правду. — Это не имеет значения. Ты в порядке. Мы снова вместе.
Мое сердце екнуло.
— Мы правда?
Гил снова прищурил глаза.
— Что правда?
— Вместе вместе?
— Нет. — Он покачал головой. — Не в этом смысле.
Пока нет.
Я слабо улыбнулась, делая все возможное, чтобы сменить тему.
— Ты поверишь мне, если я скажу, что скучаю по тебе?
Он нахмурился.
— Даже через миллион лет нет. С чего бы тебе верить? Я был засранцем.
В момент абсолютной уязвимости я прошептала:
— Ты поверишь мне, если я скажу, что скучала по твоим объятиям? Мы целовались и общались так, как никогда в подростковом возрасте, и мы не обнимались.
Он резко втянул воздух.
Я приготовилась к наказанию — язвительной выволочке. Но вместо этого он провел костяшками пальцев по моему подбородку и перевел взгляд на меня. Я замерла, пока он всматривался в меня, видя мои страхи, мою вину, мою бесконечную потребность в нем, и закрыл глаза, как будто не мог пережить то, что видел.
— Я продолжаю говорить это, а ты продолжаешь игнорировать меня, но... пожалуйста, остановись. Я не могу больше терпеть.
Мои губы прикоснулись к его губам. Тело горело. Сердце бешено колотилось.
— Я не могу остановить то, что чувствую.
— Ты не должна ничего чувствовать ко мне.
— Я всегда что-то чувствовала к тебе.
Пара коллег прошла мимо, напомнив нам, что мы на публике. Это не было личным. И все же, интенсивность, которая возникла между нами, была ощутимой.
Гил тяжело вздохнул. Потом прикоснулся костяшками пальцев к моему подбородку.
— Просто... не надо.
Я вздрогнула от мольбы в его голосе, ноющей, дрожащей просьбы не связывать эмоции с той физиологической химией, которую мы разделяли.
Я просила его о том же в ванной, когда он выводил след от моей татуировки.
Не надо.
Пожалуйста, не надо.
Не заставляй меня падать.
Не делай мне больно.
Последнее, что я хотела сделать, это причинить ему еще больше боли.
Прочистив горло, изо всех сил стараясь вернуться к черствости и холодности, он сказал:
— Тебе нужно собрать пару вещей. Ты возвращаешься ко мне. Никаких споров.
— Э, что, прости?
— Ты отказалась остаться дольше, чем на одну ночь — несмотря на то, что я недвусмысленно говорил об опасности...
— Ты мне ничего не сказал...
— Дай мне закончить. — Гил нахмурился. — Я понимаю, что показался тебе... властным. Поэтому прошу тебя остаться со мной, пока я не исправлю это. — Потирая затылок, он вздохнул: — И если ты собираешься остаться, тебе понадобится одежда.
Я моргнула.
— И как надолго ты предлагаешь?
— Я не знаю. — Его плечи опустились. — Я не смог решить эту проблему быстро, но это должно закончиться... скоро.
— Почему?
Его лицо было испещрено тенями.
— Потому что человек может вытерпеть так много, прежде чем его заведут слишком далеко.
Я замерла. Потребность прикоснуться к нему преобладала над всеми остальными желаниями. Придвинувшись ближе, я прижалась к его щеке.
— Ты можешь сказать мне, что...
Его лицо исказилось, лоб нахмурился от нетерпения по отношению к себе, ко мне, ко всему, с чем он боролся.
— Ты будешь жить со мной, пока я не скажу иначе.
— А если мне не понравится жить в одном доме?
— На самом деле у тебя нет выбора.
— У меня всегда есть выбор, Гил.
Его глаза потемнели, когда воспоминания затянули его в себя.
— Ни у кого нет выбора.
Мягкость между нами исчезла в густом дыму, оставив после себя обугленные останки.
Он провел рукой по волосам.
— Три ночи, хорошо? — Гил переводил взгляд по людям вокруг нас, оценивая угрозу. — Это все, о чем я прошу.
Три ночи были вечностью.
Вечность для всех новых романов.
В начале зарождающегося романа время приобретает иную глубину. Час был не просто часом, когда речь шла о любви и похоти. Минута не была просто минутой, когда у сердец было бесчисленное множество возможностей разбиться.
Больше не было мест, где можно было бы спрятаться. Не было больше лжи, которую мы могли бы себе сказать. Только суровая правда о том, что мы оба в опасности и были в ней уже много лет.
Неужели он этого не видел?
Неужели он не чувствовал лицемерия?
Три ночи уничтожат нас обоих.
Гил поборол мое молчание, сказав:
— Собери сумку с одеждой на три ночи. Если я не устраню проблему... тогда тебе, вероятно, придется переехать в другую страну, потому что ты нигде не будешь в безопасности.
Я вынырнула из своих переживаний.
— Я никогда не считала тебя драматичным.
— Я абсолютно серьезен. — Его голос был ровным и холодным.
Холодок скользнул по моему позвоночнику. Я задрожала, обращаясь к солнечному вечеру, нуждаясь в тепле и свежем воздухе.
— Пойдем. Мы можем обсудить условия проживания позже.
Если нам и предстоял честный разговор, я хотела быть где угодно, только не здесь, в окружении незнакомых людей.
— Хорошо.
Гил слегка поклонился, позволяя мне вести его за собой.
Моя спина задрожала, когда он пошел в ногу со мной — не для того, чтобы подчиниться моему лидерству, а для того, чтобы быть настороже и наблюдать. Я поняла, почему тот встал позади меня. Он сделал это из соображений защиты. Даже в здании моего офиса Гил вел себя так, словно сам дьявол собирался проползти по половицам и схватить меня.
Открыв стеклянные двери, я повернулась к нему лицом, когда он вышел на солнечный свет.
— Как долго ты меня ждал?
Он не сводил глаз с мужчин и женщин, уходящих с работы.
— С тех пор, как я выставил Джастина и пришел прямо сюда. — Он посмотрел на меня. — Я видел, как ты пришла. Я был здесь раньше тебя.
— Ты ждал меня весь день?
— Я сказал тебе, что не собираюсь упускать тебя из виду.
— А я и не собиралась пропадать из твоего поля зрения.
Наши шаги сопровождались цокотом моих туфель.
— Ты весь день провела в офисном здании. Я был убежден, что там ты будешь в безопасности.
— Ты был убежден?
Он кивнул, отодвинувшись, чтобы пропустить мимо себя мужчину, громко разговаривающего по мобильному телефону.
— Значит, ты решил не тащить меня с места работы, хотя вчера ты это сделал?
— Я был неправ. — Он шел рядом со мной твердыми, ровными шагами. — А ты оказалась права.
Я резко остановилась, мой вспыльчивый характер рвался наружу без всякой причины, ну, не считая сексуальной неудовлетворенности и разбитого сердца.
— Вау. Никогда не думала, что доживу до этого дня.
— Сарказм тебе не к лицу, О. — Схватив меня за локоть, Гил потянул меня обратно в людской поток. — Где ты живешь?
Я изучала его, не в силах оторвать взгляд от его густых ресниц или от того, что на щеке у него все еще было черное пятно, а волосы украшала желтизна. Он сказал правду. Гил примчался ко мне на работу, как только Джастин ушел.
Его желание защитить меня было не просто пантомимой, а глубоким побуждением.
И снова чувство вины сокрушило меня за ужасные, ужасные мысли, которые у меня были, и за переписку с Джастином.
Как я могла быть такой жестокой? Такой недоверчивой?
Наклонив голову, он поймал мой взгляд.
Я покраснела, но не отвела взгляд.
— Ты такой же, как и раньше... но и другой. — Я ненавидела то, как горят мои щеки, снова и снова выдавая правду моего сердца. — Я всегда находила тебя очень красивым.
Его лицо потемнело.
— Что, черт возьми, на тебя нашло? — Потянув меня вперед за запястье, он пробормотал что-то нечленораздельное себе под нос. — Не принимай мое присутствие здесь за что-то иное, чем оно есть на самом деле. Мы не встречаемся. Мы не вместе. Не существует ни нас, ни ничего. — Он поморщился. — Понятно?
— Я понимаю, что ты борешься с тем, что могло бы быть.
— Я принимаю то, что есть. — Гил пошел вперед, увлекая меня за собой. — Прекрати.
Я игнорировала свежую боль, безудержное смятение. Почему он заботился о моей безопасности, если был намерен держать меня на расстоянии?
— Может, нам стоит сходить на свидание? Мы никогда не ужинали и не обедали, когда были моложе. Лишь спали вместе... имеет смысл хотя бы сходить в кино.
Его глаза вспыхнули.
— Я не могу.
— Почему?
— Потому что.
— Это недостаточно веская причина, Гил. — Я попыталась вырваться из его хватки. — Я устала. Я делаю все возможное, чтобы быть терпеливой и понимающей, но всего так много...
— Ради всего святого. — Он остановил меня, и мы образовали маленький островок в море людей. Его взгляд был суров, смятение затуманило зелень его глаз. — Никаких фильмов. Никаких ужинов. Ничего. Не проси меня сделать тебе еще больнее, чем я уже сделал. Не спрашивай меня, почему я не могу оставить тебя у себя.
— Почему ты не можешь оставить меня? — Мой голос был тихим, как у крошечной мыши в мире хищников.