Художник моего тела

Мои бедра толкались в его руку, стремясь к большему, а он упирался в мою задницу, потираясь об меня своей эрекцией. Мы споткнулись и захлопали вместе, неистово и безапелляционно.

Как и в наш первый раз, не было никаких просьб или заверений. Ничего сладкого или приторного.

Только темнота и отчаяние, которые не дают покоя под годами отрицания.

Оторвав свои пальцы от моего тела, Гил покрутил меня, стянул блузку с моих запястий и расстегнул лифчик. Оставив меня полуобнаженной, опустился на колени, увлекая за собой на пол мою одежду.

В одно мгновение я стояла в одних чулках, подвязках и трусиках, тяжело дыша, со стеклянными глазами, испачканная его краской.

Его руки обхватили мои бедра, притягивая меня ближе. Его рот захватил мою киску, язык лизал меня через трусики.

Мои колени подкосились, руки, покрытые черным пигментом, упали на его мокрые желтые волосы.

Гил укусил меня.

Я чуть не упала.

Он исчез так же быстро, как схватил меня.

— Не двигайся, — прорычал он.

Споткнувшись о подиум, Гил потер почерневшие щеки и открыл ящик, где хранилась его дорогая камера. Сняв крышку объектива, и повозившись с настройками, он направил камеру прямо на меня.

Инстинктивно я прикрыла грудь.

Внизу дымился Гил.

— Опусти руки.

— Ты не можешь... Я полуголая.

— В прошлый раз, когда я тебя фотографировал, ты была почти голая.

— Тогда я была раскрашена.

— Ты раскрашена сейчас. — Он сделал несколько снимков, наклоняясь влево и вправо. — Убери руки, О. — Его глаза остановились на моих. — Разденься... для меня.

Я покраснела.

— Я не позволю тебе фотографировать меня во время секса.

— Я еще не был внутри тебя. Секса еще не было.

Мой живот опустился, делая меня еще более влажной.

— Ты вводил в меня свои пальцы. Твой язык был просто...

— Пробовал тебя на вкус. Я знаю. — Его взгляд лизнул меня вдоль и поперек. — Ты в моем рту, в моем носу, в моей ебаной крови. Мне нужно увидеть тебя. Я хочу тебя такой же сломанной, какой ты сделала меня.

Мои колени затряслись. Я колебалась.

— Я не продам их. — В его голосе танцевала тьма. — Никто никогда не увидит.

— Тогда зачем они тебе? — Я не могла перевести дыхание, голова кружилась и болела.

— Потому что у меня нет твоих фотографий из прошлого — нет способа увековечить то, насколько ты чертовски сногсшибательна.

— Оу. — Все мое тело сжалось.

— Мои воспоминания никогда не отдавали тебе должного. — Гил скорчил гримасу, его горло сжалось, как будто он не хотел признавать такие вещи, но не мог остановиться. — Ночь за ночью я думал о тебе. Я дрочил на туманные образы. Приходил с твоим именем в сердце. Я никогда не переставал скучать по тебе... никогда не переставал хотеть тебя. И я, блядь, хочу этого. Я хочу что-то, что будет напоминать о тебе. — Образ Гила, мастурбирующего надо мной. Мысль о нем в своей постели с членом в руке и гримасой удовольствия на лице в середине разрядки...

— Я здесь, тебе не нужно меня вспоминать. — Мои руки упали с груди, слезы снова застилали глаза. — Ты можешь смотреть на меня, когда захочешь.

Гил лишь одарил меня самой грустной улыбкой и покачал головой.

Затем его камера поднялась. Затвор щелкнул, запечатлев меня навсегда.

Моя кожа была сверхчувствительной, сердце — в дыму, но почему-то мне нестерпимо хотелось плакать. Это было похоже на прощание. Прощание со всеми моими мечтами о нас.

Зачем ему фотографии, если я не собиралась уезжать... разве что он планировал оттолкнуть меня и никогда не оглядываться.

Его глаза блестели от горя, но голос все еще дразнил потребностью. Снимая фотографии одной рукой, он опустил другую на джинсы. Потирая себя, он простонал:

— Я так чертовски сильно хочу тебя.

Я жила на пороге разрядки только от его голоса.

— И я мокрая для тебя.

Гил вздрогнул, его взгляд прошелся по моему телу. Его зубы впились в нижнюю губу, а лицо снова светилось творением. Творчеством, которое не имело ни рифмы, ни причины, когда наносило удар. Творение, которое нельзя было игнорировать.

Покачиваясь, он опустил камеру.

Его руки взялись за подол футболки, стягивая ее через голову. Его живот пульсировал от дыхания, гребни мышц заставили мой рот пересохнуть, а киску намокнуть.

Я боролась с рычащим, чувственным веретеном густого желания.

— Гил...

Его руки расстегнули ремень, молнию на джинсах и одним движением сняли брюки и нижнее белье, как и в прошлый раз. Пнув ботинки и стянув одежду, Гил стоял передо мной красиво обнаженный и совершенно греховный.

Я впилась в него взглядом, мурашки побежали по коже от его мощного совершенства. Я шагнула к нему, когда струйка похоти смочила мое нижнее белье.

— Нет. — Он оскалил зубы, не давая мне подойти к нему. — Я хочу видеть тебя. Каждый дюйм. — Его перемазанная краской рука легла на член, тяжелый и твердый между ног.

Ему было все равно, что желтые струйки все еще стекали по его груди, или что черные, розовые и синие полосы на его пальцах марали его эрекцию, чем дольше он продолжал сжимать член.

Гил не видел ничего, кроме меня.

Он не хотел ничего, кроме меня.

И это был самый сильный, самый мощный афродизиак.

Трясущимися руками я расстегнула пояс с подвязками и позволила ему упасть. Моя кожа сияла розовым от краски и была горячим от желания румянцем.

Гил ухмылялся, поджав губы и буравя меня взглядом, сжимая себя в кулак. Его предплечье пульсировало напряженными мышцами, когда он получал удовольствие, которое я хотела подарить.

— Продолжай.

Я покраснела. Пот выступил под красками, и я покачивалась, медленно спуская чулок по ноге, не сводя с него глаз.

Он издал протяжный и низкий стон, когда я дотянулась до ноги и изящно шагнула с нее. — Черт, я могу кончить, просто наблюдая за тобой.

Дрожь во всем теле намекнула, как близка я сама к оргазму. Я не могла кончить ни от чего другого, кроме его глаз и дыхания. Глаза, которые пили меня, ели меня, пожирали меня. И дыхание, которое говорило правду. Что он не мог выжить без меня. Даже если он выживал годами без меня.

Сняв второй чулок, я встала так элегантно, как только могла, и запустила пальцы в трусы. Если я сделаю это, он увидит, в каком отчаянии я была. Насколько мокрая. Как нуждаюсь.

Но я была не единственной. Его член торчал наружу, толстый и налитой. Его большой палец вдавился в щель на вершине, его челюсть сомкнулась, а тело пульсировало от желания.

Быстро вдохнув, спустила трусики, почти смущенная блеском желания на ткани. Но тут Гил издал гортанный, полный проклятий стон, и я больше не смущалась.

Я была довольна.

Была благодарна ему за то, что он знал, как сильно я хотела его. Хотела его большую часть своей жизни.

Не отрывая взгляда от моей наготы, Гил подошел к тумбе с краской. Схватив несколько бутылок, направился ко мне, его член подпрыгивал между ног при каждом шаге.

Стоя у основания подиума, он передал мне краски, его глаза задержались на моем теле. Поколебавшись, я взяла их у него, пока он с видимым трудом отступал назад.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — Мой голос смешивал воздух с потребностью.

— Рисуй, — Он тяжело сглотнул. — Это ты хотела потратить мои запасы. — Гил насмешливо поклонился. — Так играй.

Поставив бутылочки у ног, я выбрала королевский пурпурный с блестками. — Это безопасно... для, гм, личных мест?

Он хихикнул с натянутым стоном.

—Да. — Его кожа покраснела, когда я открутила крышку и протянула руку. Морщась от прохлады, я закрыла глаза, когда фиолетовый цвет каскадом потек по моему предплечью и упал сверкающими каплями на пол.

Ступив в это месиво, я измазала пальцы ног, покрыв ступни фиолетовым, как и мою руку.

Давняя мелодия элегантности и балета заставила проснуться мышцы, которые были разорваны и сшиты во время аварии.

Это был танец.

Танец красок и потребностей.

И я не сопротивлялась потоку чувственности, когда снова опрокинула бутылку, встав на цыпочки и двигаясь в такт тихому биению сердца. Мои руки взлетели вверх, теряя себя в волшебстве движения. Сверху полился фиолетовый дождь.

— Черт возьми. — Гил замер. Камера осталась забытой у его ног, а он стоял, загипнотизированный краской и моей наготой.

Моим приватным танцем, который я ему подарила.

Толчки напомнили мне, что я больше не была идеальной балериной. Зажившие шрамы ограничивали некоторые навыки. Но моему зрителю было все равно. Его рука снова нашла член и сильно сжала его.

Мое ядро сжималось с каждым ударом сердца, умоляя его перестать терять время и присоединиться ко мне.

Я больше не хотела танцевать одна.

Мне нужен был партнер.

Вечный.

Мое сердце колотилось все быстрее и быстрее, посылая по венам кровь и кислород, а также цвет. Изогнувшись по-лебединому царственно, насколько позволяла спина, я выбрала со сцены еще одну бутылку.

Серебристый металлик.

Настолько совершенное и люминесцентное, что напоминало чистый звездный свет.

Это было слишком необычно, чтобы тратить его впустую. Слишком чистый цвет.

Но Гил выглядел так, словно стоял в аду, а я дразнила его из рая. И я хотела стереть страдания внутри него. Я приняла разврат и опрокинула серебряный звездный свет на свои груди.

Стерлинговое совершенство пронеслось надо мной, зазвенело сосками, превращая мою кожу из розовой в бесценную.

Я проследила пальцами его путь, прикусив губу, пока он струился по моим подстриженным лобковым волосам, лениво стекая по бедрам к ногам. Это щекотало и дразнило, более эротично, чем все, что я когда-либо делала.

— Гил... — я застонала, когда мой палец пробрался между ног, ощущая, какая я горячая, какая мокрая. Я вздрогнула от чувствительности, возбужденная до боли.

Он сорвался.

Одним прыжком преодолел ступеньку, схватил меня и свалил с ног.

Секундой позже сел на сцену, переместил меня так, чтобы мои бедра оказались на его коленях, а затем запустил руку в мои волосы. Откинув мою голову назад, Гил поцеловал меня, прежде чем я успела заговорить.

Он целовал меня жестоко, глубоко, заставляя все мои чувства устремиться к нему.

Пока его губы развращали меня, его вторая рука пробралась между нами. Он ввел в меня два пальца, проверяя, готова ли я.

Я забилась в конвульсиях в его объятиях.

С диким стоном Гил отстранился, схватил свой член и приставил его к моему входу. Он перестал целовать меня, втянул воздух и прижался своим лбом к моему. Наши глаза встретились, дикие и желающие.

Наши души говорили. Наши тела повелевали.

Он не отводил взгляда, погружаясь в меня, погружаясь глубоко, забирая все.

Я вскрикнула.

Гил зарычал, его грудь вздымалась от злобной жадности, раздвигая меня, беря меня.

Мой рот широко раскрылся под его поцелуем, когда он целовал меня снова и снова. Мое тело напряглось и поддалось его внезапному вторжению. Я застонала, когда он подался вверх, прижимая мое тело к своему.

Гил не дал мне никуда убежать, не дал пространства, чтобы вывернуться от перенасыщения его властью, не дал возможности ослабить его насилие.

Его ресницы опустились, отбрасывая тени. Все его тело вибрировало от всего, что мне не дано было знать. Ужас светился в его взгляде, хищная тоска окрасила его губы, а глубокая депрессия нарисовала его лучше, чем все остальные цвета, которыми я его пометила.